— Это несправедливо, — сонно сказала я.
— Что такое?
— Ты. У тебя никогда не было трудного возраста. Двенадцать? Очаровательный, искренний. Двадцать? Святое дерьмо. Я буду фантазировать об этом ещё долгие годы. Нежить? Великолепный. Следовательно, ipso facto14, несправедливо.
К счастью — в данном случае — у меня не было детских фотографий. Отсутствие фотографий из класса средней школы означало, что я не могла показать ему, как должна выглядеть неуклюжая юность.
— Как… Летиция знала меня при жизни?
— Ага. Она была сильно влюблена. Серьёзно. Вплоть до того, что я-отказываюсь-убить-его-мама-не-вопрос-как-много-ты-мучаешь-и-бранишь-меня-даже-если-ты-обратишь-меня-в-вампира-я-не-хочу-делать-это, вот так серьёзно.
Я не могла винить её. Я сама была безнадёжно влюблена в него.
— А потом она сказала «да».
Он выехал с автострады, петляя по тёмным улицам на обратном пути в Пасифик-Хайтс.
— В её защиту скажу, что она говорила «нет» почти тысячелетие.
— Вот оно что.
Я передала всё, что видела, а потом мы сидели в тишине, каждый погрязнув в свои мысли.
— Я её не помню, — наконец, сказал он.
— А с чего должен то? Это было сотни жизней назад. Зная тебя и видя тебя её глазами, я также знаю, что доброта к незнакомцу не была для тебя чем-то необычным. Ты не отметил её или её спасение, потому что приоритеты на стороне сострадания укоренились в тебе.
Он оглянулся, нахмурив брови.
— Я не герой, Сэм. Скажи мне, что ты это понимаешь. Я потерял счёт количеству людей, которых убил. Я потерял счёт столетия назад. Стефо сказала тебе об этом в Новом Орлеане. Я прожил так долго, потому что всегда ставил себя на первое место. Всегда. Угрозы устраняются немедленно, чтобы позже не стать ещё большими угрозами. Бессердечный ублюдок, я полагаю, так она назвала меня. Она не ошиблась.
Переключив передачу, он проехал через ворота, которые распахнул один из его вампиров.
— Думаешь, я стал магистром вампиров, будучи милым и плюшевым?
Я рассмеялась. Я ничего не могла с этим поделать.
— Я знаю, кто ты. Ты можешь быть безжалостным, расчётливым, смертоносным и всем прочим, но ты сдерживаешь это умом и порядочностью. Ты не Сен-Жермен или Лафитт, даже не Кадмаэль или Лиан.
Он въехал в гараж и заглушил двигатель.
— Что это значит?
— Ты не потерял свою человечность.
Отстегнув ремень, я вышла из родстера, прижимая гримуар к груди.
Клайв обошёл машину спереди, взял мою свободную руку и поцеловал её.
— Я чувствую крайнее затруднение в том, чтобы напомнить тебе, что я потерял его тысячелетие назад.
— Нет. Мёртвый это не значит безмозглый или бессердечный. В твоём случае это избавило от повседневных забот о посадке и сборе урожая, о засранцах-хозяевах и оплате аренды. Когда весь этот шум и драма утихнут, останется только то, что является правдой. И что правда, так это то, что ты хороший мужчина. Боялись, да, но и любили. Рассел и Годфри охотно встают между тобой и опасностью, не из чувства долга, а из любви и уважения. Посмотри на всех других магистров, которые звонили тебе, вызывались посмотреть за твоим ноктюрном, пока мы ездили в Новый Орлеан. Этого не происходит, потому что ты такой страшный. Это происходит потому, что они восхищаются тобой и знают, что ты предложишь свою помощь, если они попадут в беду.
Покачав головой, он наклонился и крепко поцеловал меня.
— Как бы ты сказала, «парень, я тебя одурачила». Пойдём, давай приведём тебя в порядок и уложим в постель.
Когда мы вошли в дверь в холл, Рассел уже ждал нас.
— Она права, сир.
— Тебя никто не спрашивал, — Клайв похлопал Рассела по плечу, проходя мимо. — Есть что сообщить?
— Ничего, мой сеньор.
Рассел последовал за нами по длинному коридору.
«Сир» и «сеньор» могли означать только одно: нас слушали.
— Я скоро спущусь, и тогда мы начнём нашу стратегию. Сэм нашла, где прячется Летиция.
— Спасибо, мисс Куинн. Мы в долгу.
Это было что-то вроде театра для ноктюрна. Очевидно, Клайв и Рассел пытались заставить вампиров оценить меня по достоинству. Я могла бы сказать им, что это никогда не сработает, но было мило, что они попытались.
После долгого тёплого душа — сейчас я не могла выносить жару — я посмотрела в зеркало и увидела ярко-белую прядь в своих волосах. Начиная с моего правого виска, она была шириной в два с половиной сантиметра и спускалась прямо к кончикам. Марта сказала мне, что я могу перенаправить платёж. Это не обязательно должна была быть слепота.
Сегодня вечером, когда я впитала боль из колдовского стекла, а затем прошпионила за Летицией, я выбрала другую оплату. Я не помню, чтобы сознательно решила избавиться от пигмента в своих волосах. Впрочем, я всегда думала, что «невеста Франкенштейна» — это круто, так что кто знает? Я высушила волосы феном, надела пижаму, вошла в нашу комнату и обнаружила Клайва, сидящего на краю кровати.
— Что ты здесь делаешь?
Не то чтобы я не была рада его видеть.
— Я живу здесь.
Он встал и притянул меня в свои объятия.
— Я дал Расселу и Годфри краткий обзор. Я отвлёкся, сосредоточившись на твоём сердцебиении, — пробормотал он, целуя меня в шею. — Ты напугала меня ранее, — он повалил нас на кровать. — Я этого не потерплю. Звук твоего следующего сердцебиения не может быть самой важной вещью в моей жизни.
— Простофиля, — промурлыкала я. — Тут ты сплоховал.
Я осыпала его лицо лёгкими поцелуями.
Он носом задел моё горло, мою челюсть, а затем потёрся щекой о мою щёку. Запустив палец в седые волосы, он изучал их.
— Мне нравится.
Я пожала плечами, чувствуя себя неловко.
— Я перенаправила платёж, чтобы не ослепнуть сегодня вечером.
— Умно. Я думал, это, — сказал он, проводя волосами по губам, — из-за колдовского стекла, — он вздохнул, а затем поцеловал меня. — Что мне с тобой делать?
— Лучше надень на это кольцо.
Опираясь на предплечья, он изучал меня.
— Я бы сделал это прямо сейчас, но викария может отпугнуть наш секс.
— Я не верю, что мы сейчас трахаемся. Я почти уверена, что знала бы.
— Дорогая, я только начинаю.
В мгновение ока он снял с нас одежду.
— Видишь? — сказал он, уткнувшись носом в мою грудь. — Это может поставить беднягу в неловкое положение, — осыпая поцелуями моё тело, он добавил: — И это.
Когда он устроился у меня между ног, его язык и клыки вырвали из меня крик, он сказал:
— Честно говоря, я даже не уверен, что это законно.
Тяжело дыша и хихикая, я подняла его и перевернула нас, заткнув ему рот своим собственным ртом. Я поднялась, уловив его стон. Он провёл руками от моих бёдер к груди, перекатывая и пощипывая мои соски, пока я скакала на нём.
— Подумай о том, как бы он покраснел прямо сейчас, пытаясь вспомнить своих дорогих возлюбленных.
— Клайв.
— Прости, дорогая.
Он перевернул нас обратно, руками скользнул под мои ноги, чтобы держать их раздвинутыми для него. Отпустив шутку, он показал мне, что именно сверхъестественная сила, скорость и мастерство могут сделать с человеком.
Истощённая, вибрирующая, с мышцами, похожими на желе, я прильнула к нему.
— Я согласна.
Вытащив клыки из изгиба моей шеи, он поцеловал меня в шею.
— Как и я.
* * *
Я проснулась оттого, что большой палец Клайва скользил взад-вперёд по моему животу.
Улыбаясь, я прижалась к нему.
— Я люблю зиму.
Он скользнул рукой вверх по моему телу, прежде чем остановился на груди. Прильнув губами к моей шее, он сказал:
— Что мы будем делать со всеми этими длинными ночами?
— Ничего, — сказала я, выбираясь из постели, — пока я не почищу зубы.
Клайв последовал за мной для самой эротичной чистки зубов в моей жизни.
Много позже мы вымылись, оделись и спустились вниз.
