Я нажал подбородком на клапан, следя при этом за датчиком и ругая себя последними словами за то, что позволил маленькой девочке поймать меня на неграмотности, как последнего сопляка. Но она ведь и раньше ходила по Луне в скафандре, а я только притворялся. Так что я решил, что сейчас не до гордости.

– Крошка! Поправляй меня на каждом шагу. Мне это все в диковинку.

– Хорошо, Кип.

Наружная дверь беззвучно открылась, повернулась вовнутрь – и я увидел перед собой яркую поверхность лунной долины.

Тоской по дому вдруг нахлынули воспоминания о детских играх в полет на Луну, и мне ужасно захотелось обратно в Сентернилль. Но тут Крошка прислонила свой шлем к моему.

– Кого-нибудь видишь?

– Нет.

– Наше счастье, что дверь смотрит в сторону от других кораблей. Слушай внимательно. Пока не уйдем за горизонт, радио пользоваться не будем за исключением чрезвычайных обстоятельств. Они прослушивают наши частоты, я точно знаю. Теперь смотри, видишь вон ту гору с седловиной? Да смотри же, Кип!

– Да, да, – Я не мог оторвать взгляд от Земли. Она была так близко… и так далеко, что, может быть, нам не суждено туда вернуться. Трудно представить себе, как прекрасна наша планета, пока не увидишь ее со стороны… – Да, я вижу седловину.

– Там есть проход, Я знаю, потому что Тим и Джек привезли меня той дорогой на краулере. Надо найти его следы, это облегчит дело. Но сначала мы направимся к этим холмам рядом с нами – чтобы корабль прикрывал нас от других кораблей, пока мы не сумеем выбраться с открытого места.

До земли было футов двенадцать, и я хотел спрыгнуть, потому что при лунном тяготении это ерунда. Но Крошка настояла на том, чтобы спустить меня на веревке:

– Перекувырнешься ведь через голову, Кип. Слушай лучше опытных людей. У тебя еще нет лунных ног. Поначалу будешь себя чувствовать, как первый раз на велосипеде.

Так что она спустила нас с Материней, а затем спрыгнула сама. Я начал было сматывать веревку, но она меня остановила, пристегнула конец к своему поясу и прислонилась своим шлемом к моему:

– Я поведу вас. Если пойду слишком быстро, или тебе что-нибудь понадобится, дергай за веревку, потому, что мне вас не будет видно.

– Есть, капитан!

– Не смейся, Кип. Дело серьезное.

– А я и не смеюсь. Сейчас ты у нас старшая, Крошка.

– Пошли. И не оглядывайся – толку никакого, еще оступишься и упадешь. Направление на холмы.

Мне бы наслаждаться небывалым романтическим приключением, но я был занят не меньше Элизы, пересекающей реку по льду[8], а твари, которые того и гляди погонятся за нами по пятам, были куда хуже ищеек рабовладельцев. Я даже оглянуться не мог, потому, что весь был занят тем, как бы удержаться на ногах. Я их не видел; я был вынужден смотреть вперед и шагать на ощупь. Ноги не скользили, потому что почва была достаточно шершавой – камни, покрытые пылью или мелким песком, – да и пятьдесят фунтов веса достаточно крепко прижимали ноги к ней. Но я нес триста фунтов массы, ни на йоту не уменьшившейся из-за ослабления веса; это сказывается на твердо усвоенных за всю жизнь рефлексах. При малейшем повороте приходилось тяжело наваливаться вбок, потом назад, замедляя шаг, потом вперед, чтобы набрать темп.

Как долго ребенок учится ходить? В данном случае новорожденному селениту приходится учиться ходьбе во время форсированного марша, полуслепому и на полной скорости, на которую он способен.

Так что времени на размышления и восторги у меня не оставалось совсем.

Крошка взяла хороший темп и продолжала его наращивать. Поводок то и дело натягивался, и я отчаянно старался шагать быстрее и не упасть.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Кип? – пропела Материня из-за спины. – У тебя очень озабоченный вид.

– Я… в полном… порядке… А… вы?

– Мне очень удобно. Не выматывайся, дорогой.

– Ладно.

Оскар делал свое дело. Я начал потеть от напряжения и жаркого солнца, но клапан подбородком не нажимал, пока не увидел по индикатору цвета крови, что нуждаюсь в воздухе. Система функционировала отлично, сказывались и часы тренировок на пастбище. В скором времени я поймал себя на том, что теперь уже беспокоюсь, в основном, об острых камнях и рытвинах на пути.

До низких холмов мы добрались минут за двадцать. Крошка сбавила ход, забралась в расселину и остановилась. Когда я подошел, она прислонилась своим шлемом к моему.

– Как ты себя чувствуешь?

– Все в порядке.

– Материня, вы меня слышите?

– Да, милая.

– Вам удобно? Воздуха хватает?

– Да, да, наш Кип очень хорошо обо мне заботится.

– Отлично. Ведите себя хорошо, Материня, ладно?

– Обязательно, милая. – Она даже ухитрилась вставить в свое чириканье добродушный смешок.

– Кстати, о воздухе, – сказал я Крошке. – Давай-ка проверим твой. – Я попытался заглянуть ей в шлем. Она отпрянула, потом придвинулась снова.

– У меня все в порядке.

– Посмотрим. – Я сжал ее шлем обеими руками и обнаружил, что не вижу циферблата – на фоне солнечного света казалось, что я заглянул в темный колодец.

– Говори, что там у тебя и не виляй!

– Не лезь не в свое дело!

Я развернул ее кругом и посмотрел на датчики баллонов. Один стоял на нуле, другой был почти полон.

Я снова прислонился к ее шлему.

– Крошка, – медленно спросил я. – Сколько миль мы прошли?

– Примерно мили три. А что?

– Значит, нам осталось еще миль тридцать.

– Не меньше тридцати пяти. Не дрейфь, Кип. Я знаю, что один баллон у меня пуст, я переключилась на полный еще до привала.

– Одного баллона на тридцать пять миль не хватит.

– Хватит… потому что другого все равно нет.

– Почему же, воздуха у нас много. И я придумаю, как перекачать его тебе.

Голова моя прямо кругом пошла, когда я начал вспоминать, что у меня есть на поясе из инструментов и что как можно приспособить.

– Ты отлично знаешь, Кип, что ни черта сделать не сможешь, так что лучше заткнись!

– В чем дело, милые? Почему вы ссоритесь?

– Мы не ссоримся, Материня, это Кип занудничает.

– Детки, детки…

– Это верно, Крошка, я не могу соединить запасные баллоны с клапанами твоего скафандра… Но я найду возможность перезарядить твой пустой баллон.

– Но… А как, Кип?

– Это уж мое дело. У тебя один баллон ведь все равно уже пустой, так что я попробую – если ничего не получится, мы ничего не теряем, если получится, то проблема решена.

– Сколько тебе потребуется времени?

– Если пойдет хорошо, десять минут, если нет – тридцать.

– Нет, не стоит пробовать, – решила она.

– Слушай, Крошка, не будь дур…

– Сам дурак! Пока мы не доберемся до гор, мы не можем считать себя в безопасности. До гор я дойду. А там, где мы уже не будем на виду, как жуки на тарелке, можно и отдохнуть, и перезарядить мой баллон.

Она говорила дело.

– Ладно.

– Ты можешь идти быстрей? Если мы достигнем гор прежде, чем нас хватятся, они уже вряд ли сумеют нас найти. А если нет…

– Могу. Только вот чертовы баллоны мешают.

– Н-да. – Она задумалась. Потом спросила неуверенно: – Может, выбросишь один?

– Ни в коем случае! Но они лишают меня равновесия. Я раз десять чуть не упал из-за них. Ты можешь перевязать их так, чтобы они не болтались?

– Конечно же.

Кончив возиться с баллонами, она сказала:

– Жаль, что оставила на двери свою жвачку, хоть она совсем уже изжеванная. В горле пересохло так, что хоть плачь.

– Выпей воды, только не очень много.

– Это неумная шутка, Кип!

Я смотрел на нее во все глаза.

– В твоем скафандре вообще нет воды?

– Дурак ты, что ли?

У меня даже челюсть отвисла.

– Но что же ты… – сказал я беспомощно. – Что же ты не наполнила резервуар перед уходом?

– Какой резервуар, о чем ты говоришь? Разве в твоем скафандре есть резервуар?