Его слова, произнесенные в последний раз, когда я видела его на своем крыльце, теперь преследуют меня.

Моя потребность всегда быть рядом с тобой перестала быть связана с Грейс и стала связана с тобой очень, очень рано. С тех пор, как ты выбежала из "Нового Амстердама", сбив беднягу Кори на землю.

Он не лгал. Он действительно любил меня с самого начала.

Я подхожу к плакату и прижимаю руку к распечатанному лицу. Что-то мокрое и странное ласкает мою щеку. Я протягиваю руку, чтобы вытереть это, исследуя кончик пальца, чтобы найти идеально круглую, прозрачную, соленую слезу, смотрящую на меня.

Я плачу.

Я плачу!

Я больше не проклята, не онемевшая и способна полностью чувствовать.

Гидротехнические работы начинаются немедленно. Громкие детские вопли вырываются из моей груди и вырываются изо рта. Я плачу за весь год, что я не могла. Плачу о смерти Пола. За то, что он сделал со мной. За Грейс. За то, что она сделала с Арсеном. За то, что я потеряла роль Нины. За обретение перспективы. За Риса. За Арсена, который десятилетиями прятался за стеной эрудиции и остроумия.

Больше всего я плачу за себя. Но поразительно, это слезы не отчаяния или жалости к себе, а облегчения.

Я чувствую себя смелой. Сильнее, чем я когда-либо была. И такой невероятно обнадеживающей.

Я прошла через ад и прошла через огонь только для того, чтобы выйти с другой стороны, вся в шрамах и синяках, но сильнее, чем когда-либо.

Я горю для тебя, сказал он. И я готова сгореть ради него.

Я падаю в кровать Арсена и плачу, плачу и плачу часами.

Плачу, пока я не засыпаю в комфорте аромата мужчины, которого я люблю.

ГЛАВА 33

Арсен

Мой телефон разрывается, когда я еду в Убере домой из аэропорта.

Кристиан: Кое-что случилось, пока меня не было.

Арсен: Я не буду помогать тебе хоронить трупы.

Кристиан: Думаешь, я стал бы просить тебя о чем-то подобном через текстовое сообщение? Думаешь, я такой тупой?

Арсен: Не задавай вопросов, на которые ты не готов услышать ответ. Что случилось?

Кристиан: Арья взяла запасные ключи от твоей квартиры.

Арсен: Я польщен, но она не в моем вкусе.

Кристиан: Винни просила их, ТЫ ДЕБИЛ.

Я хочу, чтобы мое сердце перестало биться, как кувалда, но напрасно. Мысль о том, что Виннфред сейчас в моей квартире, заставляет мой пульс бешено биться. Я даже не пытаюсь ответить Кристиану. Просто проверяю дорожное приложение на моем телефоне, которое предупредит меня, что, как обычно, на моей улице адская пробка.

Я постукиваю ногой по полу машины. Будет ли чрезмерной реакцией подкупить каждого мудака перед нами, чтобы тот остановился и пропустил нас?

Когда мы подъезжаем к моему многоквартирному дому примерно в пяти кварталах, я говорю водителю остановиться и швыряю в него пачку наличных.

— Остаток пути ты собираешься идти пешком? — удивленно спрашивает он. —  Немного опасно посреди ночи. . .

Но я уже вышел, бегу как маньяк. Когда я добираюсь до своего дома, дверь на лестницу заперта. Я ругаюсь, пинаю мусорный бак и вызываю лифт. Ждать приходится целую вечность. Как и поездка до моей квартиры. Потом я захожу внутрь, и моя гостиная совершенно пуста. Виннфред нет.

Я осматриваю кухню и гостиную, затем быстро иду в свою спальню, где нахожу ее, растянувшуюся на моей кровати, крепко спящей. От одного ее вида у меня перехватывает дыхание.

Разрываясь между моей потребностью разбудить ее и поговорить с ней и ее потребностью выспаться от усталости, последнее побеждает, и я заползаю в постель, обнимаю ее, зарываюсь носом в ее клубничные волосы.

Я ни за что не засну. Один только адреналин, циркулирующий в моих венах, может не дать мне уснуть в следующем году. Но достаточно просто держать ее. Через несколько минут, пока мы лежали неподвижно, я чувствую, как она шевелится в моих руках. Тихий стон срывается с ее губ, и ее руки обвивают мои, сильнее прижимая меня к себе.

— Эй, Марс? — бормочет она. — Расскажи мне что-нибудь интересное о Вселенной.

Я закрываю глаза, улыбаясь ей в волосы.

— Есть планета из алмазов. Она вдвое больше планеты Земля и покрыта графитом и алмазами.

И, если бы был шанс, я бы подарил тебе кольцо с бриллиантом еще больше. Если ты скажешь «да».

Но, конечно, Деревенщина не Грейс. Она не любит дорогие украшения.

— Держу пари, это красиво, — шепчет она. По моей коже скатываются мурашки, и я целую ее в ухо.

— Не так, как ты.

Она переплетает свои пальцы с моими и кладет мою руку к своей груди. Ее сердце бьется, как барабан, каждый удар отдается в мою ладонь. Моя.

На ней нет лифчика, и сосок торчит сквозь платье. Мой большой палец успокаивающе массирует ее сосок, а губы сжимают изгиб ее шеи и плеча. Мой член налился кровью, ноя за нее. Она перекатывается на мне сверху и оседлала мои бедра, глядя на меня с беззастенчивым голодом, и я не могу поверить, что когда-либо трахал женщину, которая не была ею. Человек, который не смотрел на меня так, как сейчас. Как будто я весь ее мир. Ее луна, ее звезды, Млечный Путь и галактики вокруг него.

— Я скучал по тебе, деревенщина. — Я выпустил злобную улыбку. Она наклоняется вперед и затыкает меня грязным поцелуем.

Кровь бурлит в моих венах. Я отстегиваюсь, пока она поднимает платье. Я стягиваю ее трусики набок и проникаю в нее. Она скачет на мне, медленно и дразняще, наши взгляды не расстаются.

— Я думала, ты никогда не пускаешь женщин к себе в постель. — Она кусает меня за шею и вертит бедрами, встречая меня на полпути, словно знает мое тело как свои пять пальцев.

— Что ты хотела, чтобы я сказал? — Я стону, мое удовольствие настолько острое, что я едва могу дышать. — Извини, ты не можешь попасть в мою спальню, потому что я украл огромный плакат с твоим изображением с твоего рабочего места. PS, пожалуйста, не оформляй на меня запретительный судебный приказ?

— Зачем ты это сделал?

— Стал твоим преследователем? — Я вошел в нее, глядя глубоко в ее глаза. Я пытаюсь сосредоточиться на разговоре, чтобы не кончить через пять минут. —  Это было преднамеренно, хочешь верь, хочешь нет.

Она тянется, чтобы поцеловать меня.

— Нет. Взял плакат.

— Чтобы я всегда чувствовал себя рядом с тобой.

Это доставляет ей удовольствие, и она ускоряет темп, пока я дергаю ее за платье, освобождая эту великолепную грудь. Я притягиваю ее вниз, удерживая одну пуговицу между пальцами, затем жадно посасываю один из ее сосков.

Ее голова падает мне на плечо.

— Арсен.

— Винни.

Она останавливается. На мгновение мне кажется, что что-то случилось. Она выпрямляет спину, хотя я все еще внутри нее. Я чувствую свой пульс в яйцах. Мой член закричал бы, если бы мог.

— Что? — Я спрашиваю.

— Ты назвал меня Винни.

Я улыбаюсь.

— Это твое имя.

— Ты никогда не называешь меня по прозвищу. За исключением этого одного раза, ты называл меня только Виннфред или Деревенщина.

Одним быстрым движением я переворачиваю ее на спину, прижимая к себе, делая все это, ни разу не отстранившись от нее. Я целую кончик ее носа.

— Это потому, что все тебя так называют, а я всегда хотел, чтобы ты помнила меня.

Она гладит меня по щеке.

— Со времен Италии не было ни минуты, чтобы я не помнила тебя.

Я вбиваюсь в нее. Звук шлепающейся кожи наполняет воздух. Он жестокий. Он голодный. Это совсем не то, к чему я привык. Мы в нашем собственном маленьком пузыре. Я никогда не хочу покидать его.

Она задыхается, впиваясь ногтями в мою спину, словно вот-вот развалится. Я вонзаюсь в нее, еще сильнее, быстрее, почти маниакально. Потому что у меня нет гарантии, что я увижу ее завтра. Никто не обещал мне, что это приветствие, а не прощание. Мы еще не разговаривали, и чувство безотлагательности сжимает каждую из моих костей в удушающей хватке.

— Кончаю, кончаю, — выдыхает она.