— Да, я в курсе. — Я скрещиваю руки на груди. Гвен улыбается про себя, удивленная нашим разговором. — Я рискну. Какие-нибудь напутствия?

— Ты выглядишь озабоченной. Что у тебя на уме? — Он склоняет голову набок, больше развлекаясь, чем беспокоясь.

— Не твое дело. — Я обхожу его стороной и иду прямо к двери, черт побери. Я едва могу справиться с ним в хороший день, тем более в тот, когда мне напоминают о моих проблемах со здоровьем.

Я уже почти у деревянной двери, когда мне что-то приходит в голову. Я останавливаюсь, тихо проклинаю себя, затем резко поворачиваюсь и направляюсь прямо туда, где он стоит. Именно там я его и оставила. На его лице дерзкая ухмылка. Он небрежно прислоняется к деревянной перекладине. Этот придурок знал, что я сделаю разворот. Это написано у него на лице.

— Еще кое-что. — Я поднимаю палец между нами.

— Удиви меня.

— Рекламный щит.

Его глаза из насмешливых превращаются в настороженные, но он ничего не говорит.

— Зачем ты это сделал? — Я спрашиваю. — Тебе не нужно было. Мы так и не закончили ту бильярдную игру.

— Рыцарство, конечно. — Он театрально разводит руками. — Ты сказала мне с чего-то начать, не так ли?

Да, но это было секунду назад.

— Сомневаюсь, что ты можешь произнести это слово, не говоря уже о том, чтобы попрактиковаться.

Он смеется, довольный.

— Ты права. Я сделал это из чисто эгоистичных соображений. Я хотел обеспечить хорошую отдачу от своих инвестиций, и «Чайка» выглядела так, как будто она действительно может принести несколько долларов.

— Этого тоже не может быть. — Мои кулаки сжимаются рядом с моим телом. Я теряю терпение. Я устала от его насмешек. Из-за того, что меня вытолкнули из зоны комфорта. — Есть много способов прорекламировать пьесу, которые не включают в себя ублажения моего эго.

— А, значит, ты признаешь, что у тебя есть эго.

— Небольшое. — Я сжимаю два пальца вместе.

— Да, да, я знаю. Я пытаюсь изменить это. Никто не любит альтруизм, Виннфред. Это такая скучная черта.

— Поэтому ты дал мне рекламный щит? Чтобы доказать мне, что я тщеславна? — Я нажимаю.

Он делает шаг вперед, его рот на расстоянии дыхания от моего уха. По моей шее пробегают мурашки, а дыхание становится затрудненным.

— Может быть, мне просто нужна была приманка, чтобы заманить тебя в разговор, от которого ты ушла той ночью в «Пьере». Удалось ли мне?

Конечно, да. Я здесь, в конце концов. Тянусь к нему, как мотылек к огню. Молюсь, как отчаявшаяся школьница, чтобы его губы коснулись раковины моего уха.

Я отдергиваюсь от него, понимая, что он получил меня именно там, где хотел.

— О чем ты хочешь поговорить?

— У нас есть только один общий интерес, и он не дает нам спать по ночам.

Грейс и Пол.

— На самом деле, судя по сегодняшнему дню, то, что не дает тебе спать по ночам, никак не связано с твоей покойной невестой. — Я холодно смотрю ему за спину, ища Гвен.

— Ревнуешь? — Он вопросительно поднимает бровь.

— Не обольщайся, — бормочу я.

— Мне должно быть так повезло. Молодая, красивая поклонница. Да еще и из Библейского пояса.

Я недоверчиво смеюсь, отталкивая его.

— Я не глупая деревенская девчонка, как ты думаешь.

— О, да. Ты очень наблюдательна. Я в восторге от твоей бдительности. — Он небрежно оглядывается вокруг, что заставляет меня сделать то же самое. И тут я понимаю. . .

— Подожди, а где Гвен?

Его белые зубы блестят. Он слишком наслаждается этим обменом.

— Кто?

— Твоя напарница! — Я собираюсь убить его. Я в этом уверена.

Он оглядывается, как будто только что понял, что она ушла.

— Должно быть, она ушла. Удивительно, почему.

— Ты уделял мне больше внимания, чем ей, — горячо говорю я, зная, что попадаю прямо в его ловушку. — Что невероятно грубо.

— Грубо? — Он выглядит искренне удивленным. — Грейс любила, когда я приводил девушек и пренебрегал ими в пользу нее в середине вечера. Смею сказать, это было ее любимое занятие.

Грейс звучит как настоящее произведение искусства.

— Я так понимаю, это повторение?

Он пожимает плечами, засовывая руки в передние карманы.

— Ей нравилось, когда ей часто напоминали о ее красоте, и предпочтительно пренебрежительно к другим.

— Ну, некоторые девушки достаточно уверены в своей шкуре, чтобы не подводить других. Твои отношения серьезно испортились.

— Хотя я поддерживаю твое заявление, я думаю, мы оба можем согласиться с тем, что Пол тоже не был материалом, из которого сделаны лодки мечты.

Я открываю рот, чтобы поспорить с ним, защитить Пола, но нужные слова ускользают от меня. Он прав. Пол изменял мне с Грейс. У него есть квитанции, подтверждающие это. Глупо притворяться, что наши отношения были пуленепробиваемыми.

Судя по выражению моего лица, он улыбается.

— Что, нечего сказать? Очень хорошо, Виннфред. Я вижу прогресс, и мне это нравится.

— И что? — бесстрастно спрашиваю я. — Куда ты клонишь с этим разговором?

— Поскольку ты, очевидно, не интересуешься этим местом так же, как и я, я подумал, что мы могли бы отправиться в квартиру Грейс и порыться в ее вещах. Посмотрим, узнаешь ли ты что-нибудь о Поле.

Умная женщина откажется от такого предложения. Мы уже выяснили, что Пол и Грейс не раз ссорились за нашими спинами, причем часто. Какой смысл лезть в эту открытую, незаживающую рану?

Я подозреваю, что мы с Арсеном продолжаем это делать, потому что это заставляет нас что-то чувствовать; иначе мы полностью оцепенели. Боль — отличный заменитель удовольствия. Оба являются радикальными чувствами, даже если одно положительное, а другое отрицательное. И может быть, только может быть, Арсен так же одинок, как и я, и этот проект напоминает ему, что когда-то он кому-то принадлежал.

Разве не этого мы жаждем в конце концов? Принадлежать. Семье, родителям, партнерам, сообществам?

— Ну? — Он спрашивает. — Что скажешь?

Нет.

Мне завтра рано вставать.

Все, что мы делаем, это причиняем себе вред.

Это укусит нас за задницу.

В конце концов, я такая же, как Арсен. Зависим от чувства, которое приходит вместе с болью.

— Вызови такси.

ГЛАВА 18

Винни

Квартира Грейс роскошна и шикарна. Все либо черное, либо белое. Везде дорогие пледы и вазы, которые когда-то были наполнены живыми цветами, я уверена. Я устраиваю себе экскурсию по залу, пока Арсен включает свет.

— И ты продолжаешь платить за аренду этого места? — Я оглядываюсь на стеклянный камин и сделанные на заказ шторы. Конечно, это минимум 15 тысяч долларов в месяц без учета коммунальных платежей.

— Ага, — коротко отвечает он, направляясь на кухню и принося нам обоим по бутылкам воды. Меня успокаивает то, что в ее квартире все еще есть прохладительные напитки. Из-за этого моя мания Пола кажется почти нормальной. Арсен тоже делает это место пригодным для жизни.

— Почему? — Я поворачиваюсь лицом к нему. — Ты всегда всем читаешь лекции об умных инвестициях. Значит, платить арендную плату за старую квартиру твоей покойной невесты — это логичное решение?

— Нет. — Он прислоняется бедром к кухонному островку и делает глоток воды. — Обычно я не делаю иррациональных трат. Это редкая снисходительность, и я надеюсь, что после того, как мы закончим друг с другом, мне будет легче расторгнуть договор аренды.

Его слова поразили меня где-то глубоко, потому что часто мне хотелось бы тоже ненавидеть Пола. Это был бы самый простой способ обойти его.

Подойдя к Арсену, я хватаю бутылку с водой, которую он мне протянул, и открываю ее. — И когда, по-твоему, мы покончим друг с другом?

— Это зависит от твоего сотрудничества, деревенщина.

— Перестань называть меня так.

— Перестань обижаться на это, — парирует он. — Тебя не должно волновать, что о тебе думают. Это никогда не приносит человеку пользы. И, во всяком случае, мнение людей о тебе — это отражение их самих. Не тебя.