– Если ты еще раз посмеешь поднять на меня руку, твои дни будут в эту же минуту завершены, – зашипел Павел. – Я не забыл то, что ты сделал с матерью. Ты мразь, которая будет гореть в аду, а я буду смотреть и смеяться.

Отец тогда понял, что маленький звереныш, который вырывался из его рук на кладбище в далекий день похорон жены, притаился, приспособился, чтобы выжить и отомстить за мать, этот звереныш все время ждал, когда наступит возможность наброситься и задушить обидчика.

Отец обвис в крепких руках сына, а тот зло ухмыльнулся и произнес слова, которые часто слышал от отца, когда тот заставлял делать его уроки или какие-то дела, которые ему совсем не хотелось делать: «Соберись, тряпка!» – и, швырнув отца в угол, вышел, хлопнув дверью. После того случая они жили в разных комнатах, не разговаривая. Отец старался не выходить из своей комнаты, когда сын был дома.

Павел ненавидел отца, ненавидел сильно и готов был это повторять постоянно. Он жил с мыслью о мести и поэтому был по-настоящему счастлив, когда у отца случился инсульт, а вслед за этим – паралич.

Павел купил однокомнатную квартиру, к тому времени он уже мог себе это позволить, и поселил туда беспомощного отца, который только и мог, что открывать свой безобразно перекошенный рот, не произнося ни звука, и гадить под себя. Павел не убирал. Он просто кормил отца и смотрел на его унижения. Он просто наблюдал, как когда-то суровый полковник, который запросто в любой момент мог отодрать сына ремнем, сидел сейчас в инвалидной коляске и ждал облегчения. А облегчение заключалось в одном – в возможности наконец-то уйти на тот свет. Когда в очередной раз Павел пришел в квартиру и увидел отца, хрипящего на полу в луже своих экскрементов, он подошел, расстегнул ширинку, справил нужду на лежащего на полу старика и ушел, зная, что это последнее, что будет видеть отец в своей жизни.

Похороны отца он поручил специальной конторе, которая все сделала лучшим образом, убрав следы жестокого обращения с отцом. То, что умершего никто не пришел проводить в последний путь, в этой конторе никого не интересовало.

Павел считал, что сделал все правильно. Он отомстил за то, что сделал отец с его матерью, потому что только отец, как считал Павел, был виновен в том, что она умерла. Парадоксально, но голос человека, которого он ненавидел всю жизнь, звучащий у него в голове в сложных ситуациях, позволял собраться, сконцентрироваться и принять верное решение.

Павел прикоснулся к себе, как будто проверяя, где он находится. Это дало ему возможность сконцентрироваться на том, что его окружало. Он медленно провел рукой по поверхности бархатного пиджака. Прикосновение к ткани всегда его успокаивало.

– Ткани, сынок, это искусство, это музыка, это наслаждение и красота. Будешь хорошим мальчиком и узнаешь все про это. Ты же у меня хороший мальчик? – Опять эти картинки из детства, что же они так часто стали всплывать? – подумал Павел и тут же произнес вслух: – Все, на сегодня достаточно.

Он вышел из офиса на улицу, жадно вдыхая воздух с привкусом большого мегаполиса, в котором было столько всего: запах машин, пыль, дождь. Но эти запахи не отталкивали, а словно говорили, вдыхай нас, чувствуй нас, мы – порождение города, с его бешеным темпом, огнями, множеством людей, которые носятся как букашки в своих вечных проблемах, тревогах и переживаниях. Тебе нет до этого дела, ты просто чувствуешь этот город, его темп, и он будоражит тебя. Завтра уборщица уберет осколки разбитой вазы в кабинете, и этого дня не будет, как и не будет всех предыдущих. Мы сильны, когда позволяем прошлому остаться во вчерашнем дне. Мы не пришли еще в будущее, мы не знаем, что будет завтра. Это время между прошлым и будущим, которое называют «сейчас», было для Павла убежищем, где он был тем, кем мог бы стать, но не стал. Тем, кто может делать то, что хочет. Возможно, он не сделал чего-то важного в прошлом, возможно, чего-то не сделает в будущем. Сейчас, именно в этот миг, не важно будущее или прошлое, потому что именно в этом миге он не зависит ни от прошлого, ни от будущего. Это его миг, он тут хозяин.

Водитель открыл дверь машины. На сидении лежал букет алых роз и коробочка с ожерельем, заботливо купленная по его указанию секретаршей.

Глава 9

Машина плавно подъехала к дому, где на застекленной веранде ждала Анна. Она удивилась, увидев его с букетом роз. Не потому, что это была редкость, нет! Он часто дарил ей цветы, но обычно их покупала или заказывала его секретарша, и от этих цветов за версту разило готовой, заранее составленной продавцом «композицией». В пестрой бумаге, перевязанные разноцветными лентами и собранные из того, что было у продавца под рукой (хризантемы, альстомерии, орхидеи, какая-то немыслимая трава, бантики и божьи коровки), такие букеты обычно стоят в пластмассовых вазах в цветочных магазинах и ждут, когда их купят. И иногда дожидаются… Как правило, их покупают те, кто очень спешит, либо те, кому абсолютно все равно, что дарить: цветы – они и есть цветы! И Анна, получая такие безликие букеты от «секретарши», немного расстраивалась. В них не было души… А вот розы Анна и Павел считали чем-то совершенным, и розы всегда покупал он сам, по крайней мере так было когда-то и Анна считала, что так есть и сейчас.

Она была готова сегодня к чему угодно, но не к тому, что Павел принесет домой розы. Она отбросила мрачные мысли, которые еще недавно крутились у нее в голове, и надела на лицо улыбку – ту очаровательно-снисходительную улыбку, которая отличала ее от других. В этой улыбке были все чувства сразу: и радость, и грусть, и понимание, и превосходство.

Она вышла навстречу Павлу, и они обнялись, как хорошие друзья, которые тепло относятся друг к другу и соскучились. Но между ними не было искры – той нотки интимной трепетности, что отличает пары, испытывающие влечение и страсть друг к другу. Анне хотелось сильнее прижаться к Павлу, сказать, что она знает о том, что с ним происходит и о том, где он был сегодня. Она была готова утешить и поддержать его, но внутренний голос говорил: не лезь, пусть все идет своим чередом. Пусть наконец-то пострадает и он, пусть почувствует хоть каплю того, что чувствовала она, когда боль не отпускает ни на секунду. Эта боль с тобой всегда – когда ты, улыбаясь, сидишь за завтраком, работаешь, ложишься спать. Даже когда ты спишь, она гложет тебя изнутри. Когда тебя сковывает страх, потому что твоя привычная жизнь идет под откос, потому что человек, которому ты доверяла, оказывается совсем не тем человеком, а другим – чужим и незнакомым. Когда изнемогаешь от ревности и одиночества…

Анна не стала задавать вопросов о том, почему он не отвечал весь день на ее звонки. Она редко расспрашивала о чем-то Павла. Она давно делала вид, что ее мало что заботит, кроме красивого дома и идеальных правил его существования. Но это была внешняя, видимая сторона Анны – для Павла. В душе ее заботили совершенно другие вещи. Она следила за их отношениями как бы со стороны, подмечая и запоминая слова, поступки, взгляды, события. Она взяла на себя роль наблюдателя и хорошо справлялась с этой ролью.

Они сели ужинать.

– Как прошел день? – спросила Анна.

– Все хорошо, – ответил Павел. – Тебе налить вина?

Анна понимала, что Павлу не хотелось ни о чем разговаривать, но делала вид, что не замечает этого:

– Спасибо, налей, – она старалась разрядить обстановку и заговорила слишком оживленно: – Ты знаешь, сегодня мне предложили удивительный гарнитур из закрытой галереи. Софа и два кресла в стиле ампир. Первая половина 19 века, а ткань великолепно сохранилась! Даже дерево выглядит не так – оно очень пострадало от времени. А обивка, конечно, не новая, но ее не хочется менять, представляешь? Она как будто живая!

Павел покивал головой, не замечая нарочито оживленного тона Анны. Похоже, он вообще не вслушивался в то, что она говорит.

Анна сделала еще пару попыток рассказать про свои дневные происшествия, но, так и не дождавшись ответной реакции Павла, сдалась. Они ели молча и лишь изредка обменивались ничего не значащими фразами: «Передай, пожалуйста, хлеб. Попробуй вот этот соус, очень вкусно!». Как соседи по столу в ресторане, – подумала Анна. Слышен был звон приборов и тиканье часов в гостиной. Они были так близко друг к другу, достаточно протянуть руку, дотронуться, почувствовать тепло, обнять, принять! Они были рядом, но не были вместе. Мысли уносили каждого в разные параллельные вселенные, у которых не было общих точек пересечения. Когда тишина стала совсем невыносимой, Павел поднялся из-за стола и подошел к виниловому проигрывателю: