В книге Кейнс заявил, что «Европа представляет собой одно неразрывно связное целое. Франция, Германия, Италия, Австрия, а также Голландия, Россия, Румыния и Польша живут общим биением пульса, их внутреннее строение и цивилизация, в сущности, одинаковы. Вместе они процветали, вместе испытывали превратности войны, в которой Англия, вопреки нашему широкому участию и жертвам, экономически стояла особняком (что, в еще большей степени, справедливо и для Америки); все эти страны вместе могут и упасть. Вот в этом и заключается разрушительное значение Парижского мира. Если исход гражданской войны Европы будет тот, что Франция и Италия воспользуются своим временным могуществом победителей для разрушения Германии и Австро-Венгрии, ныне лежащих в изнеможении, то этим они вызовут свое же собственное падение, ибо сами они глубоко и неразрывно связаны с жертвами своей победы скрытыми психологическими и хозяйственными нитями» [1, с. 27].
Кейнс, почти безвылазно находившийся 6 месяцев в Париже, встал на европейскую точку зрения в своих заботах и опасениях, все явственнее осознавая ощущения надвигающейся катастрофы. Участники Высшего экономического совета Атланты, в котором Кейнс был представителем английского канцлера казначейства, ежедневно получали донесения о бедствиях, расстройстве и упадке организации всей Центральной и Западной Европы в странах-победителях и узнавали о страшном истощении стран-побежденных.
«Только в Англии и Америке можно позволить себе не задумываться над создавшимся положение. В континентальной же Европе земля колеблется под ногами, и нет никого, кто не чувствовал бы ее отдаленного гула» [1, с. 26]
Кейнс заявил, что подписанный Версальский «мирный договор не сделал ничего для экономического восстановления Европы, ничего для того, чтобы превратить побежденные центральные страны в добрых соседей; чтобы дать устойчивость вновь созданным государствам; чтобы образумить Россию; он не подготовил пути для осуществления экономической солидарности в среде самих союзников; в Париже не пришли ни к какому соглашению по вопросу о восстановлении расстроенных финансов Франции и Италии и ничего не сделали для согласовании системы Европы и Нового Света.» [1, с. 28]
Кейнс отметил, что Европа не может сама удовлетворять многие свои потребности, она не может даже прокормиться самостоятельно. Она до войны обеспечивала себе средства к существованию посредством хрупкой и в высшей степени сложной организации на основе угля, железа и транспорта, а также непрерывного подвоза продовольствия и сырья с других континентов земного шара. Вследствие разрушения этой организации и перерыва в подвозе часть этого населения оказалась лишенной средств к существованию.
Раскрывая удручающую картину в «центральных» странах, проигравших первую мировую войну, Кейнс цитирует записку германской экономической комиссии, которую представил Парижской мирной конференции граф Блокдорф-Рантцау, и в которой дана оценка последствия условий мирного договора для населения Германии:
«В период жизни двух последних поколений Германия из земледельческой страны превратилась с промышленную. Пока она занималась земледелием, она могла прокормить сорок миллионов жителей. В качестве государства промышленного она обеспечивала существование шестидесяти семи миллионам; в 1913 году ее ввоз пищевых продуктов доходил круглым счетом до двенадцати миллионов тонн. До войны пятнадцать миллионов человек поддерживали свое существование иностранной торговлей, мореплаванием и обработкой, прямо или косвенно, привозных сырых материалов… в следствие сокращения производства. Вследствие экономической депрессии, проистекшей от потери колоний, торгового флота и иностранных капиталов Германия не будет в состоянии ввозить из-за границы необходимое ей количество сырья. Значительная часть ее промышленности поэтому неизбежно обрекается на разрушение. Потребность ввоза пищевых продуктов должна значительно возрасти, а в то же время возможность удовлетворения этой потребности в такой же степени уменьшилась. Поэтому в ближайшее время Германия не сможет дать работы и хлеба многим миллионам своего населения, которые теперь лишены заработка в мореплавании и торговле. Эти миллионы должны бы эмигрировать, однако это физически невозможно всего более по той причине, что многие страны, и притом наиболее важные будут против всякой германской эмиграции. В силу этого выполнить условия мирного договора в буквальном смысле – значит погубить миллионы германских подданных. Эта катастрофа не заставит себя долго ждать, если принять во внимание, что состояние здоровья населения подорвано блокадой по время войны и усилением голодной блокады по время перемирия. Никакая помощь, как бы не была она велика и продолжительна, не может предупредить массовую гибель населения.
Мы не знаем, мы в самом деле сомневаемся, представляют ли себе делегаты стран Согласия неизбежные последствия, которые наступят, если Германия, промышленное государство, с ее густым населением, тесными связями с экономической системой всего мира, с ее потребностью в возе огромных количеств продовольствия и сырья, внезапно окажется отброшенной назад к той фазе развития, в которой ее экономическая жизнь и количество населения находились полстолетия тому назад. Те, кто подписывают этот договор, подпишут смертный приговор многим миллионам германских мужчин, женщин и детей.» [1, с. 29-30]
Кейнс саркастически замечает, что не слышал, чтобы на эти слова кем-нибудь был дан развернутый ответ.
Условия мирного договора, предписываемые Австрийской республике, также совершенно не считаются с безнадежным ее положением. Венская газета «Arbaiter Zeitung» от 4 июля 1919 комментирует их так: «Еще никогда сущность мирного договора не обнаруживала так грубо намерений, руководящих его составителями… В этом договоре каждая статья проникнута бессердечием и безжалостностью, в нем невозможно обнаружить даже признака человеческого сочувствия, он оскорбляет все, что связывает между собой людей, он является преступлением против человечности, против народа, терпящего страдания». [1, с. 40]
Кейнс горько замечает, что в подробностях знаком с австрийским договором, что он присутствовал при составлении многих из его статей, но считает нелегким опровергнуть справедливость этого негодующего протеста.
Обобщая состояние обществ и экономик, Кейнс констатирует, что «наиболее значимые черты нынешнего положения могут быть сгруппированы в три категории: во-первых, абсолютное понижение внутренней производительности в Европе; во-вторых, расстройство транспорта и обмена, посредством которых ее продукты могли бы быть доставлены на места наивысшего спроса; в-третьих, неспособность Европы закупить необходимое количество материалов за океаном.» [1, c. 30]
В числе факторов, снижающих мощность и производительность европейской промышленности, Кейнс относит потерю на пространстве всей Европы значительного количества рабочей силы вследствие гибели людей на войне и длительной мобилизации; истощение рабочей силы из-за хронического недоедания в центральных государствах, истощение почвы из-за недостатка искусственных удобрений в течение войны.
Краткими и емкими штрихами Кейнс раскрывает глубину экономической депрессии, вызванной войной: добыча угля в Европе упала на 30 %, от которого зависит большая часть промышленности и вся система ее транспорта. До войны Германия производила 85 % продовольствия, а к 1919-му производительность почвы понизилась на 40%, количество же рабочего скота уменьшилось на 55 %. Россия вследствие расстройства транспорта и сокращения производства доведена до голодовки. Венгрия ограблена румынами сразу после жатвы. Урожая Австрии достаточно для внутреннего потребления лишь до конца календарного 1919 года.
Но даже когда имеется возможность получить уголь и собрать хлеб, расстройство железнодорожной сети мешает их перевозке; и даже когда товары можно выработать, расстройство европейской денежной системы не допускает их продажи. Производителю необходим потребитель, а его тоже нет, так как ни у кого нет денег для приобретения товаров.
