– Да-а-а, – корчась от боли, ответил мужчина.

– Сегодня я приготовил для вас нечто особенное, хотя каждый день со мной, будет особенным для вас, – рассмеялся демон, по-прежнему держа в руке мужчину.

Асмодей посмотрел, словно сквозь зал, и уткнул свой взор прямо в меня. Мурашки невольно пробежали по телу… Раздался голос в голове: «Ведь особенные, не правда ли, Говард?» Демон расхохотался.

– Что с тобой, Говард? – спросил Саня, рассматривая меня. – Ты выглядишь нехорошо.

– Мы в Аду, хорошо тут никто не выглядит.

Асмодей указал рукой на потолок зала, там в кромешной тьме блестели металлические проволоки, натянутые по всей площади, как паутина. Демон, в руке которого по-прежнему болтался человек, с размаху кинул его на эти проволоки. Мужчина запутался в них и закричал. Проволоки мало того, что сами были безумно острые, так еще и покрыты острейшими крючками, которые тут же вошли под кожу. Чем сильнее человек барахтался в них, тем больше крючков в него входило. Из этой паутины смерти не выбраться. Только человек перестал шевелиться, чтобы не получить новые проколы и порезы, как Асмодей кинул в паутину девушку. Она начала ворочаться от боли, тем самым расшатывая и предыдущего человека.

Демон явно был в восторге, как и бесята, что визжали от радости, каждый раз, как он бросал в паутину человека.

– Жуть какая… – тихо сказал Саня и похлопал меня по плечу.

Когда люди, терпя боль, перестали шататься, поймав равновесие, и их крики стихли, в тишине можно было расслышать скрежет их зубов, который сопровождался звуками капающей крови, что разбивалась об пол.

– А теперь самое интересное. – Асмодей щелкнул пальцами, и по паутине поползли небольшие пауки, как обычные домашние на Земле, их было настолько много, что паутина задрожала под их весом, провоцируя болезненные выкрики людей. – Мои любимчики.

Асмодей взял скрипку и сел на стул. Он начал играть медленную грустную мелодию.

– Их ждет настоящая боль, такого они сегодня еще не испытывали, – пробормотал я.

Саня испуганно посмотрел на меня.

Я знал, что пауки были не простые, а металлические, и когда они приблизились к людям, из всей их поверхности проросли шипы миллиметров по пять. Существа стали ползать по всем телам, но не причиняли вред, пока Асмодей не приказал им. Пауки начали заползать в порезы на коже, в ноздри, глаза, уши, раздирая плоть. Звук скрипки ускорился, чем больше пауков входило под кожу, тем сильнее ускорялась скрипка. Люди в истерике начали снова болтаться на паутине, впиваясь все в новые и новые крюки, но это для них сейчас вторично, ибо под кожей, по всему телу, ползают шипастые пауки, рассекающие все ткани, как бритва. Они выныривали из-под кожи, снова входили и так по кругу. Душераздирающие крики сменялись хриплыми. Скрипка уже не выдерживала от скорости руки Асмодея.

– На это даже больно смотреть… – сказал Саня, сдерживая рвоту.

Струны на скрипке лопнули, и наступила тишина, которая нарушалась лишь стонами. Асмодей расслабил паутину, и на пол упали пять тел, которые взорвались после соприкосновения с поверхностью. От них осталась только кожа, внутри же была лишь жидкая масса, пауки перемесили все, что было внутри. Люди взорвались, как воздушные шарики, наполненные водой. Демон подошел и опустил указательный палец в жидкость, и попробовал это на вкус, улыбнулся и медленно ушел к выходу.

– Да, к такому трудно привыкнуть… – произнес Саня и пошел за толпой. – Это было безумно, но черт возьми, это искусство. Эти металлические паучки разрывали тело под звуки скрипки, мелодия которой будто бы повторяла их страдания, скорость их боли. Гребаный гений.

– Страшно, когда кто-то живет своим делом и любит его, такие существа всегда добиваются своего.

Страшно было потому, что Асмодей рано или поздно все-таки сможет лишить меня памяти и чувств, и я это понимал. Моя душа будет очищена…

Многие люди считают, что Сатана и Люцифер – это одно и то же существо, но они глубоко заблуждаются, путаются в понятиях. Я и сам так думал. Хоть слово «сатана» и означает противник Бога, и им можно называть любого демона в Аду, в принципе и практически любого человека на Земле, но это существо имеет имя Сатана, возможно, от его имени и возник сам термин. Сатана – это первый падший ангел, основатель Ада как такового. Первый, кто пошел против Бога. А Люцифер – падший архангел, который впоследствии стал править Адом, как самая могущественная сущность. Сатана же является третьим по силе существом в нынешней иерархии Ада и отвечает за обман и алчность.

– Ангелы правят и наверху, и внизу, странно это, ведь они должны быть самыми лучшими и чистыми существами, они приближены к Богу. Разве нет? Разве ангел не должен быть тем, кого не может сломать мрак, не должен ли он быть примером для тех, кто на грани? Зачем нам восхвалять ангелов, если они тоже ломаются? – Саня посмотрел на меня.

– Сломаться может любой, и неважно, насколько он силен духом, одна мелочь может превратить твое сознание в настоящий Ад. Мне кажется, когда лучших из лучших окутывает мрак и они сдаются ему, дают ему войти в себя не в силах больше сопротивляться, этот мрак развивается внутри намного быстрее, чем у тех, кто добровольно выбрал его.

К сожалению, это относится и ко мне, ведь мой Ад в сознании, и порой мне кажется, что все, что происходит со мной сейчас, – это проекция того, что происходит со мной внутри, мрак, который охватил меня и уже не отпустит. Он развивается и захватывает все больше и больше пространства, а тем местам, где еще не погас свет, осталось совсем не долго. А я лишь этого и хочу, чтобы он меня не отпустил, чтобы не позволил мне забыть мои чувства, даже если я уничтожу свою душу изнутри, не подвергнувшись очистке от грехов и боли. Я не хочу отпускать и боюсь лишь того, что меня заставят это сделать против моей воли.

Восстановившихся людей забросили в зал, где на троне из живых змей сидел Сатана. Сатана выглядел как обгоревший человек. В черной корке на лице еле-еле можно было рассмотреть глаза ярко-голубого цвета, которые сильно отличались от всего остального, будто бы это единственное живое в этом демоне. Во время падения с небес он сжег свое тело, он бы мог его запросто восстановить, но, видимо, хотел напоминать себе, как он сюда попал. Я понимаю его. В трещинах на корке кожи до сих пор пылал огонь, огонь его гнева.

– Я милосерден, и сегодня могу даровать вам свободу, – еле слышно сказал Сатана, вставая с трона. Его голос словно через силу пробивался наружу, еле живой, будто бы голосовые связки были уничтожены вместе с телом, его движения были дерганые и отрывистые. Он махнул рукой, и в центре зала появился портал, из которого повеяло свежим земным воздухом.

Люди тут же рванули к нему, но Сатана хлопнул в ладони, и портал испарился.

– Вы же не думали, что это будет так просто? За все приходится платить. – Сатана подошел к кучке трясущихся людей. – Вам всего лишь нужно принести жертву. Не просто жертву, а того, кого вы любили. У каждого есть такой человек, даже у таких животных, как вы. Эта жертва погибнет на Земле и займет ваше место, вы же обретете свободу.

– Сатана терзает душу изнутри, это, может, даже страшнее физической боли, – прошептал я.

– Помнишь, как он одну душу заставлял проживать один и тот же день снова и снова, все бы ничего, но это был день смерти его ребенка.

Передо мной возникли мертвые глаза моего сына, и я подумал, что Сатана был бы лучшим вариантом для моих пыток. Так бы я видел сына каждый день не только в своем сознании, так я питал бы свой гнев постоянно. Боже, я реально так подумал? Как я могу этого желать? Это словно терзать не свое сознание, а сознание сына. Словно пытать его, а не себя. Нужно отпустить… Отпустить… но я не могу, я не хочу…

– Согласны? – обращаясь к людям, спросил Сатана.

Все разом согласились, согласились принести в жертву ничего не подозревающего человека. Как вообще возможно прийти к такому, каким нужно быть чудовищем? Но они люди, это хуже. Практически каждый человек на Земле пожертвовал бы другим, ради своего спасения или счастливой жизни. В Аду должны быть почти все, но систему, по которой сюда попадают души, систему отбора, видимо, может понять только создатель.