Но он всегда радовался приезду Хельмута, с которым мог сменить обстановку, отдохнуть от медитаций и библиотеки, поболтать и развеяться. Теперь он понимал, почему мало таких как он людей, которые могли медитировать и изучать ментальные глубины человеческого «я».

Большинство людей живут в мире физическом, в обществе, где на первый план выходит забота как себя обеспечить, прокормить, заработать деньги, сделать карьеру. А о существовании параллельного, астрального мира, большинство даже не подозревают, и, сталкиваясь с его проявлениями, списывают их на сказки, галлюцинации и тому подобное, не пытаясь вникнуть в суть вещей. Так и живут, копошась каждый в своем мирке, накапливая и потребляя, радуясь накопленному – каждой заработанной марке, заслуженной звездочке, полученной льготе. Понимая, насколько все это бренно и проходящее лишь, когда приходит время умирать. Лишь у последней черты большинство обывателей вспоминали о душе и начинали думать о вечном, когда время уже прошло.

Генрих не хотел быть таким и уже твердо знал, что таким не будет никогда. Он был молод и полон сил, перед ним открывался мир неограниченных возможностей, а благодаря тому, что он сейчас знал, и не только физический мир!

Генрих проснулся и сел на соломенном матрасе. Наверное уже утро, но в этом каменном мешке всегда одно время дня и одно время года. Тусклая лампочка никогда не выключается, каменные, серые стены, затхлый воздух и полная тишина, от которой звенит в ушах. Только по открывающемуся два раза в день окошку на двери, в которое тюремщики подавали чай и хлеб, можно было считать дни, проведенные в карцере. Генрих подошел к двери, заколотил по ней кулаком и крикнул:

– Эй! Охрана! Подойдите ко мне!

Где-то наверху заскрипела дверь и раздались звуки шагов в подкованных сапогах, по железной винтовой лестнице. Через минуту окошко на дверях откинулось, и в него подали хлеб и деревянную кружку.

– Полей воды, пожалуйста. – попросил Генрих. Охранник молча просунул в верхнюю дырку ниши на стене конец резинового шланга и включил воду. Генрих, фыркая, умылся холодной водой, взял свой нехитрый завтрак и уселся на каменный выступ, который служил ему и столом, и кроватью. Теперь можно было поразмышлять о своей судьбе. Что ж, свой выбор он сделал.

Генрих, как и, наверное, все узники этой тюрьмы, надеялся когда-нибудь выйти отсюда. Но, наверное, он был единственный, кто точно знал, как это сделать. Ему ни в коем случае не нужны были соседи, которые мешают воплощать в жизнь его план, ему нужна тишина и одиночество для медитации. Похоже, он своего добился, но какой ценой? Если его оставят в карцере надолго, он тут начнет гнить и, в конце концов, или умрет от сепсиса, или будет переведен на лечение в больничный блок. В любом случае времени у него не так уж и много. Начинать медитировать прямо сейчас пока нельзя, нужно дождаться реакции тюремщиков на вчерашнее происшествие в камере.

Генрих сделал несколько физических упражнений и начал ходить, меряя шагами камеру. Четыре шага вперед, поворот, четыре шага обратно, снова поворот, и так еще и еще, сотню раз, еще сотню, пока не заныли от усталости ноги, а в каменном мешке камеры стало тепло и душно. Хотелось лечь, расслабиться и, провалившись в астрал, лететь, собирать крупинки так нужной ему информации, но нельзя. Нельзя чтобы его нашли без сознания пришедшие охранники, а придти они должны, убийство рыжего не может пройти без последствий.

Наверху опять заскрипела дверь, и послышался топот нескольких пар сапог, спускавшихся по винтовой железной лестнице. Генрих повернулся лицом к дверям и выпрямился.

– Отойди к стене! – железная дверь камеры, загремев, отворилась, и в каменный мешок вошли несколько охранников с фонарями, вооруженные короткими автоматами. Генрих отошел назад и оперся спиной о каменную стену. В камеру вошел Директор. Он был одет в дорогой, черный костюм и высокие кожаные сапоги. Неспешно прошел по камере, заложив руки за спину, затем повернулся к Генриху и, покачиваясь с пятки на носок, стал пристально разглядывать узника сквозь круглые очки.

– Что произошло вчера в камере? – Его пристальный взгляд, казалось, хотел заглянуть Генриху прямо в душу и понять истинный смысл произошедшего. Директор не любил когда в его владениях, происходило что-то, что он объяснить не мог. Он внимательно читал досье Генриха и знал, что этот заключенный не простой узник. Офицер, интеллектуал, барон, исследователь… Но то, что он совершил вчера никак не вписывалось в эти рамки. Конфликт и самозащита? А может узник начал сходить с ума?

Генрих понял, что лучше сказать правду. Не всю конечно, но правду. Директор на этом острове последняя инстанция и властитель судеб. От его решения зависит все.

– Мне не нужны соседи, я хочу быть один.

– Молодой человек, ты можешь хотеть что угодно, а решаю тут я. – Директор, кажется, не поверил в искренность Генриха.

– Вы можете сажать мне в камеру кого угодно. Но я предупреждаю, я убью любого, кто станет моим соседом. Если вы этого хотите, то – пожалуйста, мне терять уже все равно нечего. – Генрих произнес это как можно увереннее, глядя Директору прямо в глаза.

– Гм. А ты не производил впечатления сумасшедшего – Директор был озадачен:

– Я считал, что сотрудник Анненербе умеет ладить с людьми?

– Это было давно. Все меняется. Просто оставьте меня в покое. Пожалуйста. – Генрих постарался быть как можно убедительнее, от этого человека зависела его дальнейшая судьба.

Директор еще молча постоял, глядя на Генриха, стараясь увидеть в арестанте то, что он пытается скрыть, потом дал знак охране и уверенным шагом вышел из камеры. Охрана поспешила за ним, дверь со скрежетом захлопнулась, и шаги уходящих людей вскоре стихли. Генрих остался один в тишине каменного мешка. Все. Если сегодня его никуда не переведут, то значит он наказан, у него есть как минимум неделя карцера, за которую его никто не потревожит. Теперь можно поспать, а завтра он займется сбором так нужной ему информации в бескрайнем океане астрала. Генрих лег на матрас, расслабился, и воспоминания прошлой жизни снова нахлынули на него.

Первый управляемый выход из тела должен быть запланированным – к такому выводу пришел Генрих, перечитав все книги, которые хоть как-то касались подобной тематики, в библиотеке замка. Планирование такого события даст подсознанию время подготовиться и в час «Х» выполнить то, что от него требуется. Он внимательно проштудировал все доступные современные издания, которые удалось найти. Затем, в долгих медитациях, из полученных знаний, Генрих сложил у себя в голове понимание, что нужно для выхода из тела и как этого достичь. Как вызвать то состояние вибраций во всем теле, он уже понял теоретически. И что потом делать, после того, как это состояние наступит, он тоже уже понимал, но это все была теория, построенная на умозаключениях. Если сейчас поторопиться и начать пробовать, применяя все эти знания, то выход может не получиться, и тогда неудача может перечеркнуть тот, теоретический настрой, который ему удалось создать. Выход должен состояться обязательно, иначе придется опять медитировать, собираться, настраиваться, и кто знает, получится ли подготовиться еще раз. Для того, чтобы выход точно произошел, Генрих решил дать себе неделю на последние приготовления и назначить точную дату. Он был почти уверен, что если он попробует сейчас, то у него получится, но нужно было быть уверенным на все сто. Он пролистал перекидной календарь и отметил в нем красными чернилами субботу, 5 февраля 1938 года.

Оставшуюся неделю Генрих посвятил медитациям и спокойным прогулкам по берегу озера. Он чувствовал, что скоро жизнь его изменится кардинально, и это предчувствие перемен пьянило и будоражило. Он размышлял, что он будет делать, обретя такое умение, фантазировал и в своих фантазиях распалял себя еще больше. Ему уже не терпелось совершить выход, но слово надо держать, и он терпеливо ждал, пока в календаре не появится листок, помеченный красным.