А л е к с е й. Слушай, ты ведь раньше была машинисткой, кажется?
Л ю с я. Ишь чего вспомнил…
А л е к с е й. У тебя есть машинка?
Л ю с я. Есть где-то.
А л е к с е й. Где?
Л ю с я. В шкафу, внизу там…
А л е к с е й. Ну-ка, принеси ее.
Л ю с я. Нет. Не надо. Не хочу.
А л е к с е й. Принеси машинку.
Л ю с я. Не надо, Алеша…
А л е к с е й. Я сказал — принеси сюда машинку!!
Л ю с я. Я не хочу открывать шкаф! Это ты можешь понять или нет?
А л е к с е й. Хорошо. Я сам принесу. Сядь сюда. Вот так. (Принес машинку в футляре.) Вот она.
Л ю с я. Давность-то какая… (Вдруг тихонько засмеялась.) Вместе покупали. В комиссионном. Еще в первый год…
А л е к с е й. Открой. Как она там открывается?
Л ю с я. Как сейчас помню, он пришел на прием к главному инженеру, а я тогда была секретаршей. Так мы и познакомились. (Открыла машинку.)
А л е к с е й. Вот лист бумаги. Заправь как полагается.
Л ю с я (вставляет лист в машинку). А после он пригласил меня на концерт Аркадия Райкина. Помню, он так хохотал, что я больше смеялась на него, чем на Райкина… (Смеется.)
А л е к с е й. А теперь будем с тобой печатать. (Взглянул украдкой на часы.)
Л ю с я. А в антракте, как сейчас помню, купил коробку конфет. «Аленушка» назывались. У меня после даже зубы болели от этих конфет…
А л е к с е й. Я буду диктовать, а ты печатай.
Л ю с я. Я уж сколько и не притрагивалась-то… (Несколько раз наугад ударила по клавишам.) Всешеньки забыла.
А л е к с е й. Ничего, вспомнишь. Давай печатай. (Прикрыл глаза рукой, вспоминая что-то.) Печатай…
Кружится испанская пластинка.
Изогнувшись в тонкую дугу…
Л ю с я. Стихи, что ли?
А л е к с е й. Да. Печатай.
Кружится испанская пластинка.
Изогнувшись в тонкую дугу…
Л ю с я (печатает). Ты очень быстро, я не поспеваю.
А л е к с е й. Ничего, ничего.
Изогнувшись в тонкую дугу,
Женщина под черною косынкой
Пляшет на вертящемся кругу.
Л ю с я. Говори хоть знаки, где точки, где запятые…
А л е к с е й. Шут с ними, со знаками! Ты давай печатай, печатай…
Одержима яростною верой
В то, что он когда-нибудь придет…
Л ю с я. У меня пальцы не шевелятся, как деревянные!
А л е к с е й. Ничего, пальцы оживут, ты только печатай, Люся, печатай…
Одержима яростною верой
В то, что он когда-нибудь придет,
Вечные слова «йо тэ кьерро»
Пляшущая женщина поет…
Л ю с я. Подожди, не успеваю… Вечные слова…
А л е к с е й. Вечные слова «йо тэ кьерро».
Л ю с я. «Йо тэ…» Подожди… «йо тэ кье…» (Бросила печатать.) Не могу!
А л е к с е й. Можешь! Печатай!!
Л ю с я. Зачем я должна это печатать? Кому? Что ты пристал ко мне с этой дурацкой машинкой? Ничего я не буду печатать!
А л е к с е й. Нет, ты будешь печатать! Слышишь?!
Л ю с я. Что тебе нужно от меня?! Зачем ты вообще пришел? Кто тебя звал? Думаешь, я ничего не понимаю? Я все твои мысли насквозь вижу! Ты ведь всегда считал, что я Грише не пара! Еще бы! Ты такой идейный, а тут вдруг какая-то мелкая сошка, секретарша, крашеная бабенка! Разве не так?! Ты считал, что я его никогда не любила, что я не умела его ждать…
А л е к с е й. Прекрати сию же минуту! Печатай!!
Одержима яростною верой
В то, что он когда-нибудь придет…
Л ю с я. Ты всех учишь жить, всех!!! А разве сам ты знаешь, как мне теперь жить? Хоть кто-нибудь знает, а? (Зарыдала, уронив голову на машинку, не сдерживаясь.)
А л е к с е й (подошел к ней, положил руку на плечо). Мы тебя не бросим, Люся, слышишь? Но сейчас нужно что-то делать. Все равно что. Печатать на машинке, подметать пол, готовить обед…
Л ю с я (сквозь рыдания). Ну, что тебе еще от меня надо? Что?
А л е к с е й (тихо). Давай будем печатать, Люся. Ну?
Кружится испанская пластинка.
Изогнувшись в тонкую дугу,
Женщина под черною косынкой
Пляшет на вертящемся кругу.
Печатай, Люся, печатай…
Л ю с я (начала печатать). Только не думай, что я ничего не понимаю. Я все твои мысли вижу насквозь…
А л е к с е й (украдкой снова глянул на часы).
Одержима яростною верой
В то, что он когда-нибудь придет,
Вечные слова «йо тэ кьерро»
Пляшущая женщина поет…
Л ю с я (печатая). Ты же всегда считал, что я ему не пара. Разве не так?..
А л е к с е й.
В дымной промерзающей землянке,
Под накатом бревен и земли,
Человек в тулупе и ушанке
Говорит, чтоб снова завели…
Л ю с я (печатая). Еще бы! Какая-то мелкая сошка, секретарша, крашеная бабенка…
А л е к с е й. Хорошо, хорошо, Люся, печатай…
У огня, где жарятся консервы,
Греет свои раны он сейчас,
Под Мадридом продырявлен в первый
И под Сталинградом — в пятый раз…
Люся печатает. Стрекочет машинка. Алексей продолжает диктовать. Медленно гаснет свет.
6
Пустынная вокзальная платформа. На скамейке сидит А л е ш к а, что-то пишет, подложив рюкзак.
В конце платформы появляется м а л е н ь к а я д е в у ш к а с большим чемоданом. Эта девушка из тех, кого можно безобидно назвать пигалицей. Она проходит мимо Алешки, искоса поглядывая на него.
А л е ш к а. Алло, не найдется случайно конверта?
П и г а л и ц а. У кого? У меня?
А л е ш к а. За наличные, конечно!
П и г а л и ц а. Чего нет, того нет.
А л е ш к а. Больше вопросов не имею. (Продолжает писать.)
Пауза.
П и г а л и ц а. А вы не будете возражать, если я сяду рядом с вами?
А л е ш к а (подвинулся). Скамейка общая.
П и г а л и ц а. Что правда, то правда. (Села, помолчала.) Только имейте в виду, я не ищу случайных знакомств. Особенно сейчас, ночью… Просто я боюсь.
А л е ш к а. Кого?
П и г а л и ц а. В зале ожидания, где я сидела, ходит какой-то пьяный. Я боюсь пьяного.
А л е ш к а. Чего его бояться?
П и г а л и ц а. У него нет контроля над собой.
А л е ш к а. А у кого он есть?
П и г а л и ц а. У всех. Конечно, кроме пьяных. И еще нахалов. Нахалов я тоже побаиваюсь. Но их всегда можно определить по глазам.
Алешка посмотрел на нее, усмехнулся и стал продолжать писать.
Девушке, наверно, пишете?
А л е ш к а. Папе. Римскому.
П и г а л и ц а. Извините!
