Б о р и с. За нас не беспокойся, мать. Устроились. И Варя совсем другой стала — спокойная, песенки поет. Как будто помолодела…
Входит Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Верочка, я приготовлю сандвичи для Марийки, а вы заставьте ее взять их с собой. В дороге нужно питаться. (Пристально посмотрела на Бориса.) Впрочем, с дороги тоже. (Вручила ему бутерброд.)
М а т ь (Борису). Пойди поешь как следует. (Уходит вместе с Борисом.)
Людвига Леопольдовна кладет в Марийкин чемодан какие-то необязательные вещи. Входит В и к т о р с букетом.
В и к т о р. Марийка уже собралась?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. О, какая прелесть!
В и к т о р. А вы как-то говорили, что я плохо отношусь к ней. Доказал?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Во-первых, доказывать нужно не мне, голубчик, а ей. И во-вторых, я отнюдь не говорила, что вы плохо относитесь к Марийке. Напротив, я вам сказала, что вы чересчур активно относитесь к ней, а девочка — и это вполне естественно — принимает ваше отношение к ней за любовь.
В и к т о р (огорошенно). Забавно… По-вашему выходит, что с моей стороны все это, значит, липа?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Липа или еще что — этого я вам сказать не берусь. Мне лишь кажется, Виктор, что вы…
В и к т о р. Обманываю ее?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Нет! Так скверно я о вас не думаю. Но мне кажется, что прежде всего вы обманываете самого себя.
В и к т о р. Забавно… (Уходит.)
Входит Б о р и с.
Б о р и с (Людвиге Леопольдовне). Спасибо за харч.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. На здоровье, голубчик.
Б о р и с. Значит, говорите, я за это время изменился?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Как тебе сказать… Во всяком случае, на твоем лице появилось выражение довольной сытости.
Б о р и с (со смехом). Сами же накормили.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Дело не в этом, дружок. Я боюсь, как бы это выражение не осталось у тебя на всю жизнь.
Б о р и с (усмехнулся). А вот вы нисколько не изменились, факт.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Увы. Как мумия.
Входят М а р и й к а, М а т ь, затем В и к т о р. В комнате собрались все.
В и к т о р (вручая Марийке букет). Вот — обещанное.
М а р и й к а. Спасибо, Витя.
М а т ь. Билет не забыла?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Сверток с едой я положила сверху.
Б о р и с (ехидно). В дороге нужно питаться.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Ты постигаешь истины. Тем более что питаться нужно везде.
М а т ь. Как приедешь, сразу дай телеграмму.
М а р и й к а (Виктору). Что ты так смотришь на меня?
В и к т о р. Я не смотрю. Я думаю.
М а т ь. Марийка, Витя, Боря, сядьте! Сядем перед дорогой.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Чтобы счастливо — туда и обратно.
Все сидят.
Б о р и с. Почему перед отъездом обязательно сидят? Кто придумал?
М а т ь. Не говори ничего.
Б о р и с. А если опаздываешь на поезд?
М а р и й к а. Помолчите же!
Все молчат.
Встает самый младший из всех. (Встала.)
М а т ь (поцеловала ее). Ступай, дочка.
М а р и й к а. Витя, бери чемодан. (Борису) Ты остаешься здесь с мамой. Чтобы все было в порядке, понял?
Б о р и с. Сам знаю.
В и к т о р (Людвиге Леопольдовне). У вас, в общем-то, старые понятия о любви.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Не спорю, но это лучше, чем никакого понятия.
Все ушли. Голоса за дверью. Возвращаются М а т ь и Б о р и с.
М а т ь. Поехала…
Б о р и с (обнял мать). Вот и дождались, мать… Кончается старая жизнь…
6
Перрон вокзала. Поезд уже пришел, схлынула толпа пассажиров и встречающих.
М а р и й к а с красной гвоздикой на блузке вглядывается в каждого, кто торопливо проходит мимо нее. Вокзальный диктор объявляет о прибытии и отправлении поездов и электричек.
К Марийке приблизился неопрятного вида п а р е н ь.
П а р е н ь. Такси желаете?
М а р и й к а (не вникнув). Что?
П а р е н ь. Там не найдете, все разобраны. Я вам организую. Только из солидарности и по дешевке. А?
Марийка не отвечает.
Не встретили, что ли?
М а р и й к а. Встретят.
Парень ушел. Марийка в тревожном ожидании встречи. Возле Марийки останавливается ж е н щ и н а л е т с о р о к а. Но Марийка не обращает на нее внимания.
Н е з н а к о м к а (не сразу). Простите… Вы Мария?
М а р и й к а. Да.
И вдруг увидела пожилого человека, бегущего по перрону прямо к ней и достающего что-то из нагрудного кармана пиджака. Он или не он? Но пожилой, едва не налетев на Марийкин чемодан, сердито проворчал: «Расставились тут на самом ходу» — и пробежал мимо. Марийка обернулась к незнакомке, безмолвно стоящей рядом.
Вы меня?
Н е з н а к о м к а. Вас.
М а р и й к а. Вы, наверно, ошиблись. Я вас не знаю.
Н е з н а к о м к а. Дело в том, что… ваш отец не придет сюда.
М а р и й к а. Почему?
Н е з н а к о м к а. Нет-нет, не пугайтесь… Я вам все объясню. Вашу телеграмму, ваше письмо, извещение адресного бюро… это знаю только я. Одна. Он — ничего.
М а р и й к а (растерянно). Как ничего?
Н е з н а к о м к а (достала из сумки конверт). Может быть, я совершаю что-то ужасное, не знаю… Но это ваше письмо… в нем столько любви, столько человеческого сердца… Оно, это письмо, и подсказало мне, что не он, а я должна прийти сюда и встретить вас…
М а р и й к а. Я ничего не понимаю… Что происходит?
Н е з н а к о м к а. Простите… Мне тоже нелегко говорить… Ваше письмо пришло тринадцатого утром. Я ничего не подозревала, только на конверте был незнакомый почерк, незнакомый адрес и ваша фамилия. Его фамилия… Между нами никогда не было тайн, и я решилась вскрыть это письмо. Когда я прочла его…
М а р и й к а. Почему вы? Почему все время вы? Я писала отцу! Я не вам писала! Это мой отец!
Н е з н а к о м к а. Да, я знаю, но… но я не смогла ничего сказать ему, ничего… Повторяю, может быть, я поступила плохо, бесчестно и, быть может, сейчас или через минуту стану клясть себя за то, что делаю, не знаю, но я пришла сюда, на вокзал. И ничего не сказала ему… Я живой человек, и мне стало просто страшно. Не за себя, нет! И даже не за наших детей… Мне сделалось страшно за него, поймите…
М а р и й к а. Да что же это такое?..
Н е з н а к о м к а. Вчера вечером, сегодня, по дороге сюда, и уже здесь, пока я ждала ваш поезд, я не знала, что скажу вам, как скажу. Я и сейчас не знаю этого. Наверно, нет таких слов, которые можно было бы хладнокровно приготовить заранее…
М а р и й к а. Сколько лет мы ждали, верили… и ничего не было… Потом его увидели, случайно, из окна вагона… Мы снова ничего не знали, знали только, что он жив, и мы искали, искали… Зачем я говорю это? Что вы от меня хотите? Отец — наш! А вы… вы…