М а т ь. Кто ж их не любит? Счастье, что они живут рядом с нами.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Но вы ни за что не догадаетесь, отчего я сегодня в таком приподнятом настроении! Прямо-таки чертики в глазах!
М а т ь. Вы всегда такая.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Отнюдь! Знаете, в чем моя беда? Я не умею и не желаю обуздывать свои желания. Нужно всегда отделять себя от своей старости. Тогда можно смотреть на нее со стороны и всячески издеваться над ней, не задевая самое себя! Вот и сейчас я зашла в кафе-мороженое и заказала себе сто пятьдесят грамм пломбира «ассорти» и полбокала шампанского! Божественно!
М а т ь. С вашим-то горлом?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Я знала на что иду. Схвачу жесточайшую ангину и буду месяц сиплая, как гималайский медведь!
М а т ь. Ну вот видите?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Увы, милая моя, последствия чаще всего и мстят нам за то, что мы заранее пугаемся их. Известно же, что женщина стареет в тридцать только потому, что в двадцать лет она уже боится, как будет выглядеть в пятьдесят. Зачем же мешать себе жить, не понимаю?
Входит Б о р и с.
М а т ь. Мы тебя ждали к обеду. Почему задержался?
Б о р и с. Получку принес. (Ушел в другую комнату.)
М а т ь. Нелегко ему. А тут еще и Варя…
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. По-моему, этого следовало ожидать. Я говорю абсолютно откровенно, потому что люблю Борю, вы это знаете. Я желаю ему только добра. И если взглянуть трезво, то это к лучшему, что Варя ушла…
М а т ь. Людвига Леопольдовна, прошу вас, он может услышать.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Отлично! Я никогда и ни от кого не прятала своих мыслей. Но Борису это поможет разобраться наконец.
М а т ь. Варя не от него ушла. Я виновата.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Ну конечно! Легче всего оправдывать поступки других, принимая вину на себя.
М а т ь. Им пожить хочется, а тут… Какая им тут жизнь?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Я, Верочка, к великому сожалению, никогда не была матерью. Но это, надеюсь, не отнимает у меня права сказать, что мать — это нечто гордое, святое, прекрасное! И если человек сводит это понятие к одному лишь инстинкту, поверьте, в этом есть что-то дурное. Вы хотите непременно защитить Бориса. Я вас понимаю. Но защищая его таким образом, вы не даете ему возможности схлестнуться с самим собой!
Входит Б о р и с.
Б о р и с. Где обед?
М а т ь. Поставь разогреть суп. Кашу можно холодную, с молоком.
Борис пошел к двери, но его опередила Людвига Леопольдовна.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Я не одобряю твоих нынешних настроений. Кое-что вообще выше моего понимания. Но твой суп тем не менее уже, вероятно, кипит. Мы ждали тебя с минуты на минуту. Мой руки. (Ушла.)
Б о р и с. Вечные морали.
М а т ь (осторожно). С Варей виделся?
Б о р и с. А что?
М а т ь. Ведь она мне не чужая.
Б о р и с. Тебе, может, и не чужая, а другим? Этой, например… (Кивок вслед ушедшей Людвиге Леопольдовне.) Думаешь, Варя ничего не видит и не понимает?.. Другие-то вон как живут. Чем мы хуже? Варе уже за тридцать, не девочка, а что, к примеру, дал ей я? Вот эту чужую комнату с чужими стульями?
М а т ь (тихо). И нас с Марийкой в придачу, да?
Б о р и с. Вы тут ни при чем, ты отлично понимаешь, о чем я говорю. Не все же такие святые, как наша Людвига. И нечего требовать от Вари и от меня этого… порхания! Мы поближе к земле, знаем, где мягко, где жестко. Варя целыми днями в своей сберкассе чужие сотни пересчитывает! Сразу видно, кто как может жить. Наглядная агитация!
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а вносит кастрюлю, ставит на стол.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а (ставя тарелку, прибор). Можешь кушать, все готово.
Б о р и с. Ладно.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Или лучше на кухне?
Б о р и с. Все равно!
Пожав плечами, Людвига Леопольдовна ушла.
И когда Варя говорит, что устала так жить, что ей хочется пожить нормально, для себя, по-человечески, разве это так уж плохо, мать? Ну, скажи, попросту, без громких слов — плохо? Преступно?
М а т ь. Что же я могу ответить тебе?
Б о р и с (открыл кастрюлю). Черт! Это же не суп, а какие-то собачьи помои! Чего она лезет не в свои дела?!
М а т ь. Не смей! Не смей так…
Б о р и с. Чего ей надо от нас?
М а т ь. Как ты можешь? Это же ее дом, она все отдала нам.
Б о р и с. Вспомнила! Тогда была война, не только она пускала беженцев! А сейчас, слава богу, шестьдесят первый год!
М а т ь. Все забыл…
Б о р и с. Вот эта вечная благодарность и губит нас!
М а т ь. А ты припомни то время, припомни… Твои сбитые в кровь ноги… Кто обул тебя? Кто одел? Не я — у меня тогда ничего не было, кроме тебя и будущей Марийки. Кто дал тебе хлеба? А когда родилась Марийка, когда у меня не осталось никаких сил, кто по ночам сидел с ней? Неужели ты все забыл?
Б о р и с. Пойми, мать, мы же чужие бедные родственники, вот мы кто! Нельзя так больше!
М а т ь. Что же ты предлагаешь?
Б о р и с. Я когда видел отца? А что сделано? Одно письмецо в Москву послали? А их там теребить нужно! Живого человека ищут! Им за это деньги платят!
Вошла Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а, взяла кастрюлю.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Прошу прощения, но на этот раз кипит действительно суп. (Ушла.)
М а т ь. Сядь и спокойно поешь.
Б о р и с. Ведь я к чему? Отыщется отец — и все станет на свои места. Ты уедешь к нему. Марийку заберешь…
Мать уходит из комнаты.
(Вслед ей.) А ты что предлагаешь?
Но Матери уже нет в комнате. Входит Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а с другой кастрюлей.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Твой любимый, с пельменями.
Б о р и с. Один черт.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Мальчиком ты был учтивее.
Б о р и с. Мальчиком я был мальчиком!
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Ты сердишься потому, что я всегда говорю тебе правду. Ты не умеешь принимать правду. Она тебя раздражает.
Б о р и с. Знаете что, Людвига Леопольдовна!..
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. За едой не говорят, вредно…
Пауза.
Я отношусь к тебе, как относилась бы к своему сыну.
Б о р и с. Мне уже за третий десяток перевалило!
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. А мне — седьмой на исходе. И я просто хотела бы, чтобы ты наконец разобрался во всем…
Б о р и с. Хватит! И без того не сладко.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. А сладкой жизни не бывает, не ищи. В ней всегда есть привкус горечи, дружок. (Ушла.)
Борис обедает. Входит М а р и й к а.
М а р и й к а. Витю проводила. Уехал… (Подошла к настенному календарю. Оторвала листок.) Варя не вернулась?
Б о р и с. Не твоя забота.
М а р и й к а. Думаешь, маме приятно видеть тебя такого?
Б о р и с. Дай хоть поесть спокойно!
М а р и й к а (не сразу). Мы сейчас, Боря, должны быть особенно вместе, понимаешь? Конечно, тебе трудно, я знаю…
