Выход как выход, ничего выдающегося. Нашли домик. Оказалось, что это замаскированная банька. Ждать никого не стали, просто поставили пару мощных противопехотных мин и ушли. По колонне несколько раз проходила команда остановиться. Разведчики залегали, а светленький кинооператор отходил на несколько метров в сторону, лихорадочно скидывал куртку, расстегивал лямки комбинезона и облегчался. Затем бормотал извинения, мол, после московской пищи, солдатские харчи не пришлись ко двору. Ну, ничего, дело житейское. Док вручил ему таблетку. Но помогло не сразу, он еще несколько раз отбегал в сторону, а разведчики, морщась, слушали, как в тиши ночного леса раздается хлопанье и журчание из организма оператора.
– Реально – ария московского гостя, – прокомментировал Дим Димыч.
После полуночи остановились на ночлег. Дождавшись рассвета, двинулись дальше. Услышали со стороны баньки два четких раскатистых взрыва. Значит, кто-то решил помыться с утра пораньше.
Не задерживаясь, шли к своей цели – горке, на которой погиб Пашка. К обеду были на месте. По пути оба оператора много снимали, и были явно довольны. Установили крест, заминировали и его и все подходы к нему. Троекратно щелкнули курками разряженного оружия – салют в память погибшего. Без приключений, в приподнятом настроении, хоть уставшие и измотанные, вернулись обратно.
Вся бригада уже который день сидела безвыездно в лагере под Шали и всех потихоньку одолевала тоска. Но вот однажды в расположение въехал БТР. С него спрыгнул веселый и жизнерадостный Шахтер. Он шумно начал заглядывать в каждую палатку и спрашивать где его друг Николаев. Мужиков это развеселило, ото всюду слышались шутки и подначки по поводу клизмы. Тимофея это нисколько не волновало. Одет он был в новую чистенькую форму, даже погоны со старлейскими звездочками нацепил. Он прекрасно понимал, что дисциплинированные разведчики в таком виде в глаза ему ничего обидного сказать не решаться, а все остальное он пропускал мимо ушей.
Денис в этот день был дежурным по роте. Только прилег отдохнуть после бессонной ночи, как услышал непонятный шум и выполз на солнышко из палатки, чтобы разобраться. Тимофей, когда увидел заспанного Николаева, весело взвизгнул, засмеялся и бросился обниматься. Крепко стиснув в объятиях недоумевающего Святого, Шахтер обвел собравшихся зрителей горящим взглядом, и радостно заорал:
– Вот он! Мой друг! Он мне жизнь спас! Вот это мужик. Настоящий мужик! Если бы не он – меня уже не было.
Денис смущенно высвободился из жарких объятий и попытался спросить, когда ж он ему жизнь-то спас? Но сапер восхищенно тараторил и тащил Николаева к своему БТРу. Здесь он уже немного спокойней продолжал благодарить:
– Спасибо! Спасибо, Денис. Ты ж мне действительно жизнь спас!
– Когда, блин. Чего ты заладил?
– Ну, когда ты меня за ремень поймал. Я ж и, правда, готов был рвануть, куда глаза глядят. Где бы я был сейчас? – доверительно заглянув в глаза, спросил Шахтер.
– Или у чичиков с очком, порванным на немецкий крест, или на нашей киче, уже без погон, – ничуть не задумавшись, выпалил Денис.
– Ну вот! – Тимофей снова весело засмеялся и хлопнул ладонью по броне.
Из БТРа, с места водителя, показалась голова бойца.
– Смирнов, давай!
Боец послушно кивнул головой и нырнул обратно, прогромыхал чем-то в железном чреве и вынырнул, протягивая старлею бутылку водки.
– Вот, Святой, хочу с тобой выпить, – торжественно заявил Шахтер, – Хорошая водка.
– Понятно – «Смирновская».
– Почему «Смирновская»?
– Ну, так от Смирнова же, – Денис кивнул головой в сторону люка, где опять исчез боец.
– А! Ну да! – весело засмеялся сапер, странно приплясывая на месте, – Ты, Святой, в своем репертуаре!
Снова захлопал по броне.
– Смирнов, а закусь?
– Щас! Открываю! – не показываясь наружу, орал Смирнов.
– Тушеночка, хлебушек белый, все, как положено, – заверил старлей.
Денис взял из рук сапера бутылку и, посмотрев этикетку, уважительно покачал в руке.
– Да, водка хорошая, дорогая. Мы обычно в Ханкале чего попроще покупаем.
– Так ведь я для друга!
– Слушай, Тимофей, я все хотел тебя спросить: ты, почему тогда не стрелял?
– Я испугался, – честно признался тот и, потупив взгляд, продолжил, – Я лежал, голову опустил и ждал.
– Ждал…, – задумчиво повторил Денис, легонько подкидывая на руке бутылку. Потом посмотрел холодным взглядом на сапера, – А вот Пашка не ждал. И не испугался!
Денис все подбрасывал бутылку, и вдруг сапер, вообразив, что получит ею по башке, испуганно отшатнулся. Но Денис абсолютно спокойно продолжал:
– А где сейчас Пашка? Вон там – наверху. И, наверное, это не моя бутылка, а его. Это он тебе жизнь спас. И мне!
Тимофей не понимал, что происходит, и смотрел на Николаева виноватыми глазами какающего волка.
– Так что, Шахтер, давай ее Пашке отдадим. Потому что он в тот короткий момент боя из непутевого мальчишки, превратился в воина, и умер мужчиной.
Святой размахнулся и что есть силы, запустил бутылку вертикально вверх. Круто развернулся и зашагал прочь. Бутылка, покувыркавшись в воздухе, звонко шлепнулась о броню, ярко брызнули осколки стекла и капли жидкости. Из люка мгновенно появилась испуганная голова Смирнова и стала принюхиваться. Шахтер стоял, широко распахнув глаза и, страх в них сменялся осмысленным выражением. Он стал понимать, что никогда не станет другом для этого уверенного в своих мыслях и действиях человека.
Николаев всего этого не видел. Он шагал к часовому-дневальному, чтобы дать разгоняй за то, что пустил в расположение посторонних.
Окончился май, медленно потянулся июнь. Однажды Санников построил роту и отобрал десять человек на «обеспечение переговоров», что это за мероприятие, никто из отобранных, в их числе Николаев, не знал. Ротный приказал почистить обмундирование, помыться, постричься, побриться, еще раз проверить и почистить оружие, необычным было только приказание сухпай не брать и иметь при себе только один боекомплект. Еще одной неожиданностью было то, что старшина где-то достал и выдал десятерым белые подворотнички. Этот, почти забытый на войне, атрибут солдатской мирной службы, отличал их утром на построении роты.
В этот день, воскресенье, в России проходили выборы президента. В полном составе рота стояла перед большой палаткой, в которой находился избирательный участок. Речь замполита была короткой и понятной.
– Товарищи солдаты и офицеры! Сейчас вы зайдете и сделаете свой выбор. Механизм голосования вы все знаете. Рекомендовать, настаивать, а тем более требовать от вас определенного выбора не имею права, не хочу и не буду. Напомню только одно – возврата к прошлому нет. Думайте не о том, что было вчера, а как должно быть завтра. Думайте и решайте. Все. Справа по одному – шагом марш!
Через час Денис уже уехал на броне БМП и пытался представить, что их ждет впереди, не в далеком «завтра», до которого на войне можно запросто и не дожить, а сейчас. Что за переговоры такие, которые нужно «обеспечивать».
Двигались они в сторону четвертого блокпоста по пыльной проселочной дороге, которая тянулась вдоль чахлых посадок, заброшенных полей, усеянных вместо пшеницы минными полями, поросших бурьяном. Сквозь руины цементного завода, мимо разрушенной железнодорожной ветки с остовами вагонов на ней.
Путь был хорошо изучен, десятки раз ими изъезжен, поэтому любое изменение деталей пейзажа тут же привлекало бы внимание разведчиков. Если бы это несло в себе опасность, мгновенно был бы открыт огонь на поражение. Но пока все спокойно. Ревет двигателем, плавно покачиваясь на ухабах БМП, сзади клубится шлейф бурой пыли. «Хорошо, что идем на одной машине, а то белые подворотнички за секунду стали бы черными».
Впереди показался блокпост, там царило оживление и было непривычно многолюдно. Стояли два БТРа, два армейских УАЗика и одна черная «Волга».
Разведчиков вышел встречать незнакомый полковник, явно штабист, он держался уверенно, построил вновь прибывших в одну шеренгу, придирчиво осмотрел амуницию и вооружение. Видимо остался доволен.