— У яйцеверов есть оружие, — пояснил я.

— Стоп-стоп. У кого? — Диана приподнялась на локтях, глядя на меня, как на больного на всю голову.

— Ты что, вообще ничего не поняла? — взвыл я. — Мы в посёлке, принадлежащем общине яйцеверов! Они не противятся яйцу насилием, но яйцекраты, отрицающие яичность, перешли уже все границы, и поэтому яйцеверы собираются начать войну. И у них есть оружие для уничтожения яиц. Они могут дать его мне, чтобы мы сумели сбежать, но есть одна проблема. Среди яйцекратов есть внедрённые яйцеверы, которые занимаются разведкой. Никто из них не должен пострадать. Пока что я… пока что я даже не научился отличать их друг от друга. Яйцерик говорит, что я должен открыть в себе силу яйца, или типа того, но я пока не совсем понимаю, что это вообще значит.

— Н-да, — изрекла Диана спустя минуту молчания. — Вот теперь я понимаю Фиону.

— Что, тоже захотелось за кроликами по лесу побегать? — фыркнул я.

Фиона и вправду увлеклась охотой. Целыми днями пропадала в лесу. Правда, добычи приносила всё меньше, но выглядела крайне довольной.

— Не, нажраться захотелось. Да так, чтоб в хлам. Значит, говоришь, есть оружие, да?

— Есть, — буркнул я. — Только нам его не дадут.

— Это уже другой вопрос, — усмехнулась Диана. — Решаемый…

— Рррррешать! — каркнул сидящий рядом ворон и помахал крыльями.

Диана пощекотала его под клювом, и ворон довольно заклекотал.

Снизу послышался стук и нежный певучий голос:

— Папа? Папа, это я!

Мы с Дианой переглянулись и, не сговариваясь, поползли вниз. Держась за крепкую зелёную траву, чтоб не упасть (хватило нам уже падений в яйца, спасибо большое), вытянули шеи и увидели перед дверью аккуратное яичко высотой мне до пояса. Стройненькое такое, женственное.

Яичко отклонилось назад, посмотрело на нас и ойкнуло от неожиданности.

— Привет! — Диана помахала одной рукой.

— Привет! — отозвалось яйцо. — Я — дочка Яйцерика, меня зовут Яйцерина! А вы, наверное, те самые яйца, про которые рассказывал папа? Диана и Фиона?

— Почти, — согласилась Диана. — Только это — Костя, он парень. А Фиона в лесу.

— Херррррнёй стрррррадает, — подтвердил ворон.

— Ко-о-о-остя, — как-то странно повторило яичко моё имя. Я содрогнулся.

— Вот тебе и подземный ход, — уголком рта произнесла Диана.

— Чего? — удивился я. — Погоди… Она что, покраснела?

Яйцерина и вправду налилась багровым цветом, будто пасху почуяла.

— Я тебе говорю — она твоя! — Диана толкнула меня локтем в бок. — Путь к оружию одинокого мужчины лежит через его симпатичную дочурку. Или как там на местном наречии: путь к яйцу одинокого яйца…

— Да в каком месте она симпатичная?! — перебил я.

— Костя… Тебе нужно пробудить внутри себя яйцо, иначе ничего не получится.

— Тррррррррахни! — подключился к агитации ворон. — Крррррррушить! Порррррртал! Грррррримуэль!

Да, он скучал по Гримуэлю и до сих пор не терял надежды встретиться со старым волшебником. Я тоже надеялся. В конце-то концов, хотя мир стремительно исчезал, но там были агенты. А уж они-то умеют перемещаться между мирами. Вдруг и Гримуэля с собой забрали? Не совсем же они звери. Может, сидит в тюрьме где-нибудь в Альянсе, грустит…

Внизу открылась дверь. Яйцерик ахнул, увидев красную Яйцерину:

— Яйцерина! Ты шла по улице в таком виде? Как тебе не стыдно!

— Прости, папа, я не хотела!

— Позор, позор! Немедленно заходи в дом, развратное яйцо!

Яйцерина исчезла. Дверь захлопнулась.

— Ну вот, — подытожила Диана. — Теперь ты, как честное яйцо, обязан жениться.

Может, я ещё и не научился отличать яйца друг от друга, но зато я отлично подметил разницу между яйцекратами и яйцеверами. И если бы не это дурацкое внедрение, без проблем перестрелял бы всех яйцекратов. Серьёзно, вообще без проблем!

Яйцекраты сидели неподвижно, а яйцеверы — двигались. Тот случай, с големом — это экстренная ситуация. Самооборона, так сказать. В основном же яйцекраты спокойно сидели, не дёргаясь, как самые обыкновенные яйца. Ночью, наверное, ещё и спали — иначе как бы нам удалось стырить одного матёрого яйцекрата и сожрать его?

Яйцекраты, отрицая индивидуальную яичность, проводили время в чём-то вроде коллективной медитации. При этом, суки, размножались и занимали всё большую площадь, как бы между прочим поглощая деревеньки яйцеверов. Многие из которых, подумав, тоже вступали в секту яйцекратов.

Сами по себе яйцеверы были приятными и жизнерадостными яйцами. Яйца-дети бегали и играли, оглашая окрестности весёлыми криками. Молодёжь тусовалась в каких-то своих особых местах. Те, что постарше, возделывали огороды, на которых росло несъедобное хрен знает что.

Мне было непонятно об этом мире примерно всё, но я на удивление и не хотел понимать. Я хотел отсюда свалить. И никогда, никогда в жизни не встречаться с тем наглухо отбитым Творцом, который сотворил этот мир. У него, блин, ещё и реестровый номер был, мир на полном серьёзе входил в Сансару!

Поскольку от Дианы с вороном толку не было, я решил действовать самостоятельно. Спёр у Яйцерика одеяло и отправился к лесу. Там пришлось немало побродить, прежде чем удалось наломать гибких и прочных веток.

Через пару часов после того, как я начал работы, из лесу, пошатываясь, будто пьяная, вышла Фиона. Поймав меня блуждающим взглядом, она подошла ближе и вопросительно мяукнула.

— Что, совсем человеческий язык забыла? — спросил я.

Фиона потрясла головой, и в её прекрасных глазах появились проблески разума.

— Извини, — сказала она. — Просто я впервые почувствовал зов дикой природы, и он свёл меня с ума.

— Бывает, чё, — буркнул я, вдевая нитку в иголку.

Вот нахрена, спрашивается, яйцам нитки и иголки? Нет, лучше не задаваться такими вопросами. От них неумолимо хочется забухать, а бухать нельзя, да и нечего.

— А что ты делаешь? — заинтересовалась Фиона.

— Самогонный аппарат. Не видишь, что ли?

— Н-нет. Самогонного аппарата — совсем не вижу, — развела руками Фиона.

Закрыв глаза, я мысленно высказал всё, что думал о бесконечно тупящих кошках, а когда открыл глаза, то вставил нитку в игольное ушко с первой попытки. Это меня взбодрило, я даже улыбнулся.

— Подземный ход я рою, Фиона. Валить нам отсюда надо.

— А, валить… — Она зевнула, села, скрестив ноги, и обмоталась хвостом. — Ты знаешь, а здесь я, возможно, впервые познал истинное счастье.

— Стихи, что ли, ёжикам читаешь? — удивился я.

— Дело не в этом! — дёрнула кошачьими ушками Фиона. — Здесь, наедине с природой, приходит понимание того, сколь мало в жизни имеет значение. Куда мы вечно бежим? К чему стремимся?.. Неужели шуршание презренных банкнот слаще для слуха, чем журчание ручья, или шелест листвы? Послушай, Костя!

— Слушаю, слушаю, — проворчал я, пришивая палку к одеялу. — Поздравляю с новой шизой. Ты их коллекционируешь, что ли?

— Не понимаю, о чём ты, — надулась Фиона.

— Ну как же? Алкоголизм — раз, бзик по стихам и публичным выступлениям — два, раздвоение личности — три, теперь вот ещё в древолюбы подалась.

— Ты злой и жестокий! — взвизгнула Фиона, вскакивая. — После всего, что я для нас сделал, ты мог бы относиться ко мне более…

— Нитку перекуси, — попросил я.

— Я перекушу, но это не означает, что я тебя прощаю!

— Договорились.

Фиона перекусила нитку, потом, ворча, сделала узелок своими тоненькими пальцами и удалилась обратно в лес. Жратвы, что характерно, опять не принесла, хотя сама умирающей не выглядела. Ладно, киса, свалим мы отсюда, отпустит тебя однажды, тут-то я тебе всё и выскажу. У нас тут, между прочим, все работают! Диана на холме валяется, я хрень какую-то строю, во́рон вдохновляет. А эта фигня кошачья свалила в лес — и как так и надо.

— Вы поссорились? — спросил нежный голос.

Я вздрогнул, поднял взгляд. Передо мной стояло знакомое яичко.

— А, привет, Яйцерина, — сказал я. — Ну, как тебе сказать… Да, наверное. Фигня, не бери в яйцо.