Интерес к идее символа как носителя мысли возродился в XVI веке, ранее под символом понимался просто знак чего-то, но английский поэт Эдмунд Спенсер (Edmund Spenser, 1552–1599) в 1590 году уточнил «это что-то одно, заменяющее собой что-то другое». Физик, механик, астроном, философ и математик Галилео Галилей пошел дальше – в символе он увидел связующее между человеческим сознанием и окружающим человека материальным миром. В 1623 году Галилей написал: «Я думаю, что любые ощущения вкуса, запаха или цвета и всего остального есть не что иное, как некие символы, существующие в нашем сознании». Продолжателем взглядов Галилея стал французский философ, математик, механик, физик и физиолог Рене Декарт, он дополнил их двумя собственными суждениями о символьном мышлении: первое – все сущее разделено на телесную и духовную субстанции, и второе – сознание не зависит от тела. Английский философ Томас Гоббс в целом соглашался с ним, но, будучи материалистом, отрицал картезианскую независимость духовной субстанции от телесного органа, утверждал, что к мышлению способна только материя. А раз так, то можно утверждать, что подчиненная законам природы работа мозга неродственно связана с отражением реальных материальных процессов в виде символов. В немалой степени становлению символьного подхода способствовали Исаак Ньютон и Готфрид Лейбниц, верившие в возможность объяснить существующее в мире исключительно на основе механических начал. Из всех перечисленных великих ученых идеи Гоббса ближе всего символьному AI, его труды способствовали тому, что умах большинства европейских ученых мышление представлялось как процесс манипуляции символами.

В XIX веке в Англии среди множества изобретателей Эпохи пара были и те, кто создавал логические машины, оперировавшие символами, среди них первенствовали Чарльз Стэнхоуп (Charles Stanhope, 1753–1786) и Альфред Сми (Alfred Smee, 1818–1877). Знатное происхождение и активное участие в политической деятельности не помешали лорду Стэнхоупу стать успешным изобретателем, автором трех счетных машин, близких по устройству машинам Паскаля и Лейбница, и ряда других новаций. Но главное его детище – Демонстратор Стэнхоупа (Stanhope Demonstrator), в его основе двумерная матричная конструкция, позволявшая механизировать решение простых логических и вероятностных задач.

Хирург Альфред Сми увлекался электробиологией (так называли влияние электричества на жизнедеятельность организма), параллельно он выдвинул утопический проект создания искусственного мозга, состоящего из двух машин – реляционной и дифференциальной. Утверждают, что при доступных изобретателю технологиях эта машина, будь она построена, заняла бы площадь, сопоставимую с территорией Лондона тех времен. В 1851 году Сми опубликовал книгу «Процесс мышления», которая стала популярной в Англии и способствовала распространению взглядов, предполагающих возможность механизации мышления.

Успешным продолжателем дела Стэнхоупа и Сми стал экономист и математик Стэнли Джевонс (William Stanley Jevons, 1835–1882). Ему повезло в жизни: учивший его преподаватель математики дружил с Чарльзом Бэббиджем, жизнь свела его непосредственно со Стэнхоупом, а прочитав книгу Сми, он вступил в переписку с Джоном Булем. Вооруженный полученными знаниями Джевонс в 1874 году выпустил собственную книгу «Принципы науки» и создал действующую логическую машину, названную современниками логическим пианино за ее внешнее сходство музыкальным инструментом. Машина Джевонса представляла собой сооружение высотой около метра, снабженное клавиатурой для ввода аргументов, а с помощью специальных пластинок на лицевой части задавалась таблица истинности. Этого было достаточно, чтобы механизировать вывод несложных логических умозаключений.

Развитием машины Джевонса стало устройство, построенное много позже в США профессором Принстонского университета Алленом Макгвардом (Allan Marquand, 1853–1924). Накануне появления цифровых компьютеров в короткий период с середины 40-х до начала 50-х годов в разных местах было создано порядка 10–12 различных электромеханических логических машин, все они были вариациями на тему машины Джевонса. Из них наибольшую известность получило устройство Уильяма Буркхарда и Теодора Калина (William Burkhartand, Theodore Kalin), созданное в середине 1947 года. Компьютеры положили конец дальнейшим попыткам механизировать логику.

В России над созданием логических машин трудился действительный статский советник Семен Николаевич Корсаков (1787–1853). Он был автором пяти «интеллектуальных машин». В краеведческом музее подмосковного города Дмитрова, в окрестностях которого он жил, есть посвященная Корсакову экспозиция, сохранилось и его захоронение.

Логические машины оставались единичными уникальными изделиями, ситуация изменилась с появлением электронных компьютеров, когда выяснилось, что помимо расчетов их можно использовать для логических операций. На логических машинах закончились первые попытки механизировать работу с символами.

Местом реинкарнация символьного подхода стал математический факультет Дартмутского колледжа, где летом 1956 года группа ученых собралась на семинар, вошедший в историю как Dartmouth Workshop. Имевшие там место события стали основой для мифа о рождении AI в городе Хановере (штат Нью-Гэмпшир), название которого пишется через одно «н» в отличие от немецкого Ганновера, столицы Нижней Саксонии. Историческое значение рабочей группы, так переводится workshop, собравшей несколько десятков лучших умов, заключается в двух моментах. Во-первых, здесь было предано гласности словосочетание Artificial Intelligence (AI) и, во-вторых, здесь был постулирован символьный подход (Symbolic AI), как единственно возможный для создания AI. Эти два обстоятельства предопределили весь последующий ход событий в истории AI на много лет вперед, вплоть до 90-х годов. Как показала жизнь, амбициозное название AI утвердилось и, скорее всего, навечно, альтернативы ему нет. Что же касается символьного подхода, то он оказался куда менее долговечен, и после двух взлетов и падений прекратил свое существование. Долгожительство термина AI связано с тем, что, утратив заложенный в него изначальный смысл, с появлением новых теоретических решений и технологий, он наполняется иным содержанием, AI вышел далеко за установленные в Дартмуте символьные границы.

Что же касается собственно семинара, то его итог не вполне совпал с ожиданиями организаторов. По замыслу предполагалось провести собрание цвета профессуры Восточного побережья США для выработки полномасштабной стратегии совместных действий, направленных на создание думающей машины (thinking machine). Однако стратегического консенсуса добиться не удалось, дело кончилось тем, что сформировалась небольшая группа энтузиастов, объединенных под знаменем Symbolic AI.

По воспоминаниям вдовы Рэя Соломонова (Ray Solomonoff, 1926–2009), еще одного выходца из семьи эмигрантов из России, принимавшего активное участие в подготовке к мероприятию, трое – Соломонов, Минский и Маккарти собирались в ее доме для выработки программы семинара и состава оргкомитета.

На предварительном этапе четверо молодых профессоров: Джон Маккарти, Марвин Минский, Натаниэль Рочестер и Клод Шеннон подготовили документ «Предложения к Дартмутскому летнему исследовательскому проекту по AI» (A proposal for the Dartmouth Summer Research Project on Artificial Intelligence, 1955). В нем они выразили свое намерение словами: «Мы предлагаем организовать двухмесячное исследование искусственного интеллекта с участием 10 человек летом 1956 года в Дартмутском колледже, Хановер, Нью-Гемпшир. Предпосылкой для исследования служит наше убеждение в том, что все составляющее обучения или любых других видов деятельности человеческого интеллекта могут быть описаны символами, причем настолько точно, чтобы быть переданы машине и она могла бы их симулировать. Мы попытаемся понять, как общаться с машинами на естественном языке, научить их формулировать абстракции и концепции, решать задачи, подвластные сейчас только людям, а также совершенствовать самих себя. Мы считаем, что существенное продвижение в одном или более перечисленных направлений вполне возможно, если специально подобранная группа ученых будет работать над этим в течение лета». При чтении этого невольного вспоминается «Чевенгур» Андрея Платонова, где герой считает, «что еще рожь не поспеет, а социализм будет готов».