И вот наконец на следующее утро Клайв обнаружил у себя на почте долгожданный запрос. Что ж, одной проблемой меньше. Теперь предстояло переложить мистера Паттерсона на стол. Гидравлический подъемник работать категорически отказывался. Тело располагалось ниже патологоанатомического стола, и мы не могли просто передвинуть его на стол. Требовалось больше мужской силы. Грэм позвонил носильщикам и попросил прислать сюда пару самых крепких парней. Они явились через десять минут. Увиденное и унюханное выбило почву у них из-под ног, но они все-таки принялись за работу. Нам пришлось трудиться впятером, но в итоге все-таки удалось поднять каталку и перевалить гигантский труп на стол.

Теперь его нужно было раздеть. Грэм, не церемонясь, разрезал на трупе одежду и стянул ее вместе с кожей и слизью, а мы с Клайвом перекатывали тело мистера П. с боку на бок. От этого мы почти рехнулись.

Раздетый мистер Паттерсон являл зрелище печальное и ужасное. Его бока свисали со стола, тело потемнело и покрылось зеленой слизью, на коже начали появляться язвы. Грэм занялся привычным делом – извлечением внутренностей. Естественно, этот процесс не вызывал у него энтузиазма, но действовал он, как всегда, профессионально и энергично. Поскольку труп был весь в слизи, Грэму нужно было действовать очень осторожно, чтобы не оттяпать себе пальцы. При вскрытии тучного тела самое трудное – разрезать слои жира. А когда эта работа сделана, извлечь органы уже не представляет труда, потому что они обычно ненамного больше органов обычного человека. Грэм пыхтел и ругался, пытаясь удержать жировые слои, чтобы они не мешали вынимать органы, и хоть Грэма нельзя назвать низкорослым, но работать ему приходилось, стоя на цыпочках. Все его инструменты блестели от прилипшего к ним жира. Клайв шепнул мне между делом, что, пожалуй, нужно было на всякий случай обвязать щиколотки Грэма веревкой.

Никогда не верьте сказкам о том, что у толстяков широкие кости. Внутри мистера Паттерсона обитало крошечное существо, отчаянно пытавшееся не задохнуться. Со временем доктор Барберри обнаружил у покойного тромбоз глубоких вен – по-видимому, тромб оторвался, что и вызвало легочную эмболию. По мнению доктора, это было неизбежно, поскольку мистер Паттерсон практически не двигался.

После вскрытия Грэм занялся восстановлением тела. Надо сказать, что зашить тучного покойника трудно – из-за избытка жира кожа утрачивает прочность и при прокалывании рвется. И даже если этого не происходит, еще не факт, что края разрезов сойдутся. Грэм рассказывал, что, когда он только начинал, ему попадались крупногабаритные трупы, у которых после зашивания один сосок оказывался на два дюйма выше другого. Но теперь он уже выработал свой оригинальный и вместе с тем простой способ восстановления крупных тел. Он рисовал на коже трупа три горизонтальные линии и при сшивании следил, чтобы они сошлись в точках, где проходил разрез. Результат был идеален!

Однако проблемы на этом не закончились, потому что вскрытый труп мистера Паттерсона был изнутри затоплен содержимым кишечника, что представляло угрозу для окружающих. У нас не оказалось мешка подходящего размера, а в холодильник тело не влезало. Клайв опасался за здоровье всех работников морга. Хотя любой труп представляет определенную опасность и сотрудники рискуют всякий раз, но тело обычного размера можно упаковать в пакет и вернуть в холодильник. Мистер Паттерсон же лежал неприкрытый и сочился жидкостями, которые стекали прямо на пол. Клайв позвонил Невиллу, чтобы сообщить, что мы готовы передать тело в ритуальную службу, как только Эд сообщит им причину смерти. На этом наша работа была закончена. Поначалу ритуальная служба отказывалась забирать от нас огромный труп – разлагающиеся тела были нужны им не больше, чем нам.

Что же нам делать с этим телом? Нельзя оставлять его на столе на выходные, чтобы по полу растеклась отвратительная лужа. Клайв резонно предположил, что после этого морг попросту закроют, а вся история просочится в прессу. Он подумывал обратиться в департамент контроля инфекций, но не знал, как с ними связаться. Он поделился своими тревогами с Эдом. К счастью, тот знал, как решить проблему. За час все устроилось: за несколько тысяч фунтов мы арендовали рефрижератор, куда мистер Паттерсон наконец-то поместился, и ритуальная служба любезно согласилась забрать тело. Барри Паттерсон покинул здание больницы прямо перед закрытием. Гроб, в котором он отправился в последний путь, напоминал огромный шкаф, который несли восемь человек.

После этого кошмара я решила наведаться в паб и по этому случаю позвонила Мэдди. Мы с ней начали работать примерно в одно время – она была ассистентом лаборатории в отделении гистологии и занималась какими-то несложными исследованиями. В ее обязанности, среди прочего, входила доставка в морг абортивных отходов для «достойной» утилизации. Как я уже упоминала, в отличие от обыкновенных медицинских отходов, к ним проявляли уважение – священник читал отходную и только после этого потенциальные люди отправлялись в печь. Мы с Мэдди быстро подружились.

Она приехала из Уэльса, и здесь у нее никого не было, а поскольку Люк не стремился во всем меня контролировать, мы с ней частенько захаживали после работы выпить и поболтать. Наша дружба крепла. В тот вечер я была совершенно измотана мистером Паттерсоном и не могла не выплеснуть этого на Мэдди. Мы заглянули в ближайший к больнице паб, но там торчала компания шумных подростков, и пришлось перекочевать в старый бар «Файрстоун», где царила очень приятная атмосфера – спокойный свет, темные интерьеры и никаких огромных кожаных диванов, на которых всегда клонит в сон. Нам удалось занять традиционный столик у окна. Мы разглядывали прохожих и обсуждали их катастрофические наряды. Медицинская униформа давала нам право критиковать весь мир. Мы засиделись, а потом на такси добрались до меня, чтобы продолжить вечер и побесить соседей шумной музыкой.

В понедельник утром Клайв заявил, что я уже готова самостоятельно провести эвисцерацию. Мне предстояло извлекать и взвешивать органы для патологоанатомов, поэтому я настроилась на грязную и вонючую работу. Это было для меня в новинку, я сильно нервничала.

В скором времени я – в спецкостюме и вся охваченная трепетом – стояла в секционной. Передо мной на столе лежала маленькая обнаженная старушка. Я стояла у истоков процесса, в результате которого родственники умершей должны были узнать причину ее смерти. Я впервые работала в секционной с Клайвом. Поскольку он был старшим санитаром, в его обязанности входило натаскивать новичков, и на обычные вскрытия времени не оставалось, так как его ждала еще масса бумажной работы. Так что вскрытиями обычно занимались мы с Грэмом.

Для начала Клайв сделал краткий экскурс в анатомию. Почти все сказанное я пропустила мимо ушей – не могла думать ни о чем, кроме того, что мне сейчас предстояло. Я не раз видела, как это делает Грэм, но он-то давно набил руку. Вот сейчас я вспорю чью-то мать, бабушку, сестру или тетю… А еще ведь нужно в целости и сохранности извлечь органы. А вдруг я испорчу их и патологоанатом не сможет с ними работать?

Клайв был спокоен. С невозмутимым видом он велел мне взять нож, и я приступила. Едва нож коснулся кожи трупа, Клайв сказал, чтобы я нажимала сильнее – нужно разрезать кожу, а не поцарапать ее. Нажав сильнее, я почувствовала, как лезвие уперлось в кость между ребрами – я знала, что это грудина. Когда я дошла до конца грудины, Клайв велел ослабить нажим. Я тут же вытащила нож, испугавшись, что совершила что-то непоправимое, но Клайв меня успокоил, объяснив, что в нижней части грудины нужно резать аккуратно, поскольку прямо под ней находятся желудок и кишечник, которые легко повредить. Если из них хлынет содержимое, будет весьма неприятно, а кроме того, оно иногда требуется патологоанатомам для анализа.

В конце концов, я сумела добраться до ребер и кишечника, откинув по обе стороны тела лоскуты кожи, как и велел Клайв. Я провозилась с этим довольно долго, Клайв уже начал терять терпение. Он показал, в каком месте следует отделить кишечник, чтобы размотать его, но в спешке я сделала что-то не так. Клайв терпеливо взял у меня нож и принялся за дело сам. Все свои действия он подробно комментировал и по ходу дела поручал мне «простые операции» вроде извлечения легких из грудной полости.