Я решил пока не форсировать события и предпочел многозначительные слова вслух не комментировать. Признаться, я был в страшном затруднении. И не из-за того, что возле меня несколько минут назад прикончили самого влиятельного человека в этом мире, а оттого, что внезапно всплыла моя старая и позабытая (не по моей вине) любовь, к которой я сейчас не испытывал никаких чувств, кроме сострадания.

Из-за этого затруднения я обратился за советом к Иве. Наш разговор обычно протекает очень быстро, для окружающих почти незаметно.

— Что делать, Ива?

— Ты ее не любишь, Олесь. Больше нет.

— Я и сам это понимаю. Я спросил, как поступить с…

— Это самое важное. Отсюда и следует плясать. Мне тут изнутри видно, к кому и какие чувства ты испытываешь — так вот, ты любишь Киру Огнепоклонницу и больше никого. Поэтому нельзя давать Рине надежды. Ни малейшей. Она должна понять раз и навсегда, что Олесь Панов из 37-го Западного Посада исчез, умер, растворился в небытии. Остался лишь Олесь-ведун, могущественный собиратель допартов. А это совсем другой человек во всех смыслах.

— Ясно… А что делать-то?

— Если ты не хочешь усложнять ситуацию, то должен оставить Рину. Не брать ее с собой.

— Оставить здесь, в Князьграде?

— Или в Детинце, — улыбнулась Ива. — Недоустановленный Знак Вечной Сиберии усилил твои способности к психосуггестии. Ничто не мешает тебе поселить Рину в самом шикарном особняке, со слугами и прочими удобствами.

— А ведь верно! — Я зыркнул на Рину. — А стереть ей память мы можем?

— Это рискованно. Ты планируешь стереть ей память?

— Нет, просто уточнил. Хотя неплохо было бы, если ослабить ее чувства ко мне. Ей же будет лучше. Но — не буду лезть ей в мозг. Спасибо, Ива, ты умничка!

Умбот зарумянилась и растворилась на интерфейсе.

— Значит так, — сказал я вслух. Рина внимательно слушала, а Витька, все еще держась за хозяйство и наклонившись вперед, сидел на стуле. — Нам нужно мыслить масштабно — теперь, когда мы свели наши счеты. Вечная Сиберия сейчас обезглавлена, и есть нешуточный риск, что наступит хаос. Я помню из истории, что когда тирана свергнут, настает жуткий бардак. За власть дерутся все, кому не лень, а хуже всего — когда побеждает хунта. Военные делают из государства военный плацдарм со всеми вытекающими…

— Куда уж хуже? — пробормотала Рина. Но я продолжил:

— Короче, мы не должны этого допустить в ближайшее время. Нужно позаботиться о простых сиберийцах. И о будущих поколениях, так сказать.

— На меня не надейтесь, — выдавил Витька. — Я точно не создам никаких будущих поколений…

— Не так и сильно я тебя ударила, — отреагировала Рина. — Не преувеличивай!

— Ага…

Не слушая их, я выглянул из комнаты. Как и следовало ожидать, мутноглазый политик был тут, ждал ценных указаний. При моем появлении поспешно соскочил со стула и вытянулся. Я поманил его пальцем, и он подошел.

— Часто ли Председатель показывается на людях? — спросил я, подбавив в голос волшбы.

— За последний год — ни разу. Болел.

— То есть народ привык его воочию не наблюдать… — задумчиво уточнил я. — Отлично. А вы кто вообще?

Чиновник приосанился.

— Верховный Представитель Председателя Артемий Витальевич Голованов!

— Большая шишка, получается? Типа адъютанта?

Невзирая на магический гипноз, чиновник возмутился:

— Адъютант — это совершенно иное… Я представляю Председателя во всех сферах власти!

Наверное, его должность была просто запредельно крутой, и рыбоглазый очень этим гордился.

— Понятно, — не спорил я. — Вы — первое лицо государства после Председателя… Тогда у меня для вас новости.

Я включил все три Знака — Вечной Сиберии, Урода и Морока — на полную катушку. Зачаровать Артемия Витальевича получилось сразу — видимо, Председатель часто пользовался Представителем как куклой, и башка Голованова была в магическом смысле дырявая, как сито. И без того пустые глаза чиновника опустели окончательно.

— Председатель умер, — сказал я.

Голованов, даже пребывая в замороченном состоянии, вздрогнул. Но выражение лица не изменилось.

— …и пока что заменять его будете вы, Артемий Витальевич. Вы понимаете?

Да, он определенно понимал. До меня донеслись флюиды радостного неверия в неслыханную удачу.

— Вы не будете ничего менять. Вы будете следить за порядком. Вы будете ждать моего возвращения. Когда я вернусь, то скажу первому попавшемуся Модератору, что я — Олесь Панов. Тогда служба Модераторов должна будет с комфортом препроводить меня и моих спутников в Детинец, к вам. Дайте соответствующие распоряжения Администраторам и Модераторам. Прием, как поняли?

— Это для меня великая честь, — механическим голосом сообщил Голованов. — Рад служить отечеству! Слава Вэсэ!

— Слава Вэсэ, — подтвердил я.

Голованов пожирал меня преданным взглядом, но меня грызли сомнения. Волшба испаряется со временем, и Представитель Председателя когда-нибудь избавится от магического наваждения, начнет думать и соображать, почему Председатель умер не от болезни и старости, а от дырки в сердце, проделанной шпагой. И какое отношение к этому имеют невесть откуда взявшиеся молодые люди. Я не знаю, как долго меня не будет — возможно, слишком долго, и волшба выветрится.

Я пока не прикидывал, как поступлю, когда вернусь и вернусь ли вообще. Наверное, надо устроить тут капитальные реформы. Важный вопрос — а хватит ли мне мозгов для этого? — останется без ответа до тех пор, пока я не возьмусь за дело. Прямо сейчас могу лишь заявить, что желания повелевать целым народом у меня нет и в помине.

— Ива, нужен совет, — мысленно обратился я к умботу. — Что делать? Снова этот вечный вопрос.

— Что делать именно в этой ситуации, учитывая, что твоя волшба имеет срок действия, ты чувствуешь ответственность перед Вечной Сиберией, но не хочешь ею управлять, а статус Катерины неопределен?

— Да! — подтвердил я, обрадовавшись тому, что хоть кто-то есть умный в моей башке…

— По первому пункту советую полагаться не на волшбу, а на обычные человеческие алчность и властолюбие. Скажи Голованову, что отныне он — полноправный Председатель, а не исполняющий обязанности. Когда вернешься, найдешь его и заколдуешь. Пусть избавится от тела Кирсанова, может пышные похороны устроить по желанию. И пусть запустит новый квест, чтобы местные радостно восприняли нового Председателя.

— О, точно! Волшба выветрится, а любовь к власти у таких вот представителей Хомо чиновникус — никогда!

— По второму пункту рекомендую тебе все же когда-нибудь вернуться… Править или нет, и если править, то как — все это решишь со временем. Я верю в то, что ты набираешься мудрости.

— Благодарю…

— По третьему пункту я уже советовала быть честным и с собой, и с Катериной.

— Окей. — Я повернулся к Голованову. — Подождите-ка здесь…

Вернулся в кабинет-спальню Председателя. Рина сидела возле Витьки, закрывая одной рукой лицо. Витька перестал хвататься за свое достоинство и при моем появлении с любопытством глянул на меня.

— Рина, я…

— Слыхала, — отозвалась она устало и убрала руку от лица. — Ты велел этому мордатому ничего не менять в государстве.

— Пока не вернусь, — добавил я. — Если устраивать реформы, то делать надо это с умом, а не делегировать кому попало… Будет хаос.

Она кивнула, не желая спорить.

— Поедешь прямиком в Республику Росс, Киру свою спасать?

— Да, — честно сказал я, вспомнив, что успел рассказать Катерине о любви к Кире, сидя ранним утром у костра по дороге в Князьград. Рина тогда сказала, что завидует ей белой завистью… Подумать только! Тогда я и не подозревал, что Рина — это Катя. Когда она сказала, что некий человек любил ее, но позабыл, я обозвал его сволочью. Рина рассмеялась и посоветовала не спешить судить других.

— Помню, как же, — улыбнулась Рина, — как ты про Киру мне толковал. Рада за нее — честно! Идти с вами, стало быть, мне нежелательно.

— Будет лучше для всех, если ты останешься здесь, — сказал я, испытав огромное облегчение оттого, что Рина такая сообразительная. — В Князьграде. Я дам задание новому Председателю, чтобы оформили на тебя хороший дом и посадили на довольствие… Так, кажется, это называется? Тебя вычеркнут из всех каторжных списков, начнешь жизнь с чистого листа. Выйдешь замуж, если захочешь…