В дорогу мы выступили сразу после похорон — таких, каких хотела тетя Вера: без молитв и магии, на солнечной полянке вдали от Ведьминого круга.

Меня мучила совесть. Я должен был воспротивиться желанию тети и похоронить ее в Ведьмином круге. Если бы тетя Вера воскресла, небось уже не пожелала бы необратимой смерти. Больной и страдающий человек жаждет избавления от мук, здоровый же просто так смерти не пожелает. А сон-кошмар, где в туманном поле бродят пятеро незнакомых знакомцев, — лишнее доказательство тому, что теперь я буду винить себя: не настоял на своем, не уговорил, не сделал по-своему…

— Я могу помочь, — сказала Ива, не дождавшись моей реакции.

— В чем?

— В наведении порядка в твоей голове. Могу ослабить эмоциональное давление определенных воспоминаний.

— Спасибо, но не надо. В моей голове и так кто только не шарился и не шарится до сих пор… Наводить там порядок значит усугублять хаос. По-хорошему мне бы полностью восстановить память, но я не могу сказать, что хочу этого.

— Почему?

— Я привык к тому, что я — это я. Ведун без памяти, без прошлого, неведомо откуда взявшийся и невесть куда бредущий…

— У тебя есть план. Спасти Киру.

— Да… Тетю-то я уже спас…

— Ты напрасно винишь себя в ее смерти. Ты не можешь отвечать за все прихоти судьбы. Думать иначе — страдать комплексом Бога.

— У меня нет комплекса Бога, Ива. И я не думаю, что полностью виноват в том, что тетя попала на каторгу. И больна она была еще до моего глюка, так что рано или поздно… Просто сейчас — прямо сейчас — у меня столько силы! Но толку от нее мало. Рина и Витька правы: с такой силой я просто обязан навести порядок в мире, нельзя ведь зарывать магические таланты в землю! Но как навести порядок в мире, если в голове бардак? Я не хочу быть председателем или монархом, решать за других, вести за собой, я просто…

— Чего же ты хочешь на самом деле, Олесь?

Я задумался. А чего я, собственно, хочу? Покоя? Жизни в становище Отщепенцев рядом с Кирой и наложницами? Ха, рядом с Кирой и наложницами покоя мне не найти!.. Хочу ли я жизни в Республике Росс, чтобы переезжать каждый месяц из Секции в Секцию в поисках новых впечатлений?

— Не знаю, — выдавил я. — В том-то и беда. Я не знаю.

— Ты заблудился, — мягко сказала Ива. — Но обязательно найдешь свой путь.

Я вздохнул, потер глаза. Ночь была на исходе, но на прогалине, где мы остановились на ночевку, царила непроницаемая тьма. Третьим оком я “разглядел” палатку рядом с машиной, два живых спящих тела внутри, кольцо из ведьмовских мешочков…

И Урода на самой границы этого круга. Он таращился в нашу сторону, но ничего не предпринимал. Не мог переступить магическую границу.

— Пошел вон! — негромко произнес я, подбавив в голос чуток волшбы. Сумрачная тень Урода бесшумно метнулась прочь, в кусты.

Насколько я понял, мы находились на территории Поганого поля, а земли Вечной Сиберии, по которой Уроды и прочая Погань отчего-то ходить не может, отодвинулись от берега реки на несколько километров. Сообщения между страной и каторгой происходят в основном по реке, но есть и сухопутный путь. Мы перемещались между рекой и этим путем, чтобы не привлекать лишнего внимания.

— Кем были твои родители, Олесь? — вдруг спросила Ива.

— Что? — вздрогнул я.

— Твои родители. Знание прошлого порой помогает понять настоящее и определить будущее.

— Я… я никогда не вспоминал родителей.

Это открытие ударило не хуже боксера-профессионала. А ведь точно! Я н и р а з у не вспоминал родителей со времен глюка. И, возможно, до глюка, просто не помню я те времена.

— Ты сирота?

— Не знаю… Мысль о родителях не приходила… Странно-то как, а? Ни в Скучном мире, ни в этом…

— Ты помнишь, кто они, как выглядят?

Я напряг память — бесполезно. Там, где должны быть воспоминания о родителях, — звенящая пустота.

— Хм, — произнесла Ива. — Я не вижу, чтобы тебе стирали память… Воспоминаний будто не было с самого начала…

— Что ты хочешь этим сказать? Что я из пробирки?

— Нет. Скорее, что тебе полностью переустановили программное обеспечение.

Я нахмурился.

— Эй! Я не компьютер!

— Это просто термины, — объяснила Ива мягко. — Человеческий разум, конечно, сильно отличается от компьютера, он развивается постепенно, изнутри, разворачиваясь, как цветок, вырастая, как вырастает дерево из крохотного семечка. А компьютер, искусственный интеллект конструируется из уже готовых фрагментов-паттернов… Хотя в Секции Грин есть технологии выращивания компьютеров на базе биологической матрицы… Тем не менее, Олесь, тебе не просто стерли воспоминания, но переустановили личность.

У меня бешено застучало сердце.

— То есть я — это кто-то другой в чужом теле? Новая душа? А старая где? Умерла?

— Душа — это вопрос веры. До сих пор наука Республики Росс не подтвердила существование в человеке чего-то еще, кроме физического и психического аспектов. Личность — это своего рода агрегат, сочетание устойчивых шаблонов реагирования, и ничего больше. В мозге нет волевого центра, центрального “я”, только специализация разной степени строгости, замешанная на голографическо-фрактальном принципе…

— Ты можешь попроще? Я — это я или кто-то другой?

— Ты всегда ты, — Ива улыбнулась. — Ты — это река. Вроде бы одна и та же, но всегда разная, и в ней нет ничего, что остается постоянным.

— Так, поперла философия ИИ, — заворчал я. — Ты меня утешаешь после того, как огорошила новостью о переустановке личности…

— Переустановка личности — это переустановка всех шаблонов реагирования, входящих в ее состав. Кроме них, в личности больше нет ничего.

— Как это нет? Я ведь чувствую себя как… себя! Я — это я!

— Это иллюзия — как и я сама. Ты видишь меня и разговариваешь со мной, но объективно я не существую в природе. Если в тебе есть нечто постоянное, почему у тебя каждый день разное настроение? И почему во сне ты воспринимаешь себя совсем иначе, если вообще воспринимаешь? Сознание — это поток, река, которая кажется цельной и постоянной, но в ней нет ничего, кроме воды…

— Еще рыбешка есть… — фыркнул я. От философских разговоров сонливость слетела окончательно. — Кстати, о снах. Ты не уловила наведенной психической передачи?

— Нет, но думаю, что твой нейрочип не имеет достаточных мощностей для улавливания всех пси-передач.

— Ладно… Разберемся со временем…

***

Я бы не сказал, что открытие Ивы о переустановке личности меня сильно шокировало. Привык уже к новостям подобного толка. И раньше знал, что прошлого у меня нет — теперь выяснилось, что нет и личности. Всего-то.

Переживать не о чем. Прошлое в прошлом, а мы все в настоящем. Вот о нем и надо думать и на нем концентрироваться.

Правда, прошлое временами о себе напоминает. Взять хотя бы мою тетю. Я был знаком с ней каких-то два дня, а поехал на край света, чтобы спасти. Значило ли это, что моя личность — неважно, иллюзия это или агрегат шаблонов реагирования — благородная и благодарная? И следует ли из этого вывод, что те, кто сконструировал эту мою личность, заложили эти шаблоны? Чтобы я был ответственным и действовал предсказуемо, потому что честный и хороший человек всегда предсказуем? Или же эта ответственность была во мне изначально, от папы с мамой, так сказать, кем бы они ни были?

Бессмысленные вопросы все лезли и лезли ко мне, и я рассудил, что сегодня мне не заснуть. Потому тихонько вылез из машины и прогулялся на свежем воздухе. Сделал гимнастику и вернулся в лагерь, когда звезды выцвели, а небо окрасилось зарей.

Рина уже поднялась — умывалась с помощью деревянного ковшика, прихваченного с каторги. Витька еще дрых, как и полагается молодому организму.

— Чего не спишь? — вместо приветствия осведомилась Рина хрипло и негромко.

— Мыслей много, — туманно ответил я, присев на поваленный трухлявый ствол кедра.

— Иногда подумать как следует не вредно, — одобрила Рина. Она принялась укладывать хворост в яму бездымного костра, который Витька вырыл вчера старой саперной лопаткой. Эта женщина не умела сидеть сложа руки. — Что надумал?