Подойдя ближе, Цветухин увидел её, просиял, хотел снять панаму, но Пастухов удержал его и, остановившись, громко запричитал:
— Смотри, Егор, какая прелестная пара, этот юноша и эта девушка. Как трогательно думать об их грустной судьбе. Девушка, милое созданье, ещё надеется жить и ходит пить кумыс, а беспощадный недуг уже подкрался к ней и неудержимо влачит её в зияющую яму небытия. Природа сверкает всеми цветами, а её лицо бледно, пальцы её дрожат, она приговорена. Бедная девушка! Бедный юноша! Бедная пара! Бедные мы с тобой!
Цветухин отмахнулся от него, они со смехом подошли, протягивая через стол руки, и Лиза и Кирилл отвечали им смехом, и татарчонок показывал все зубы, считая, наверно, что веселье не может не сопутствовать этим удивительным людям.
— А что, если бы я была действительно больна? — с неожиданным кокетством спросила Лиза.
— Боже мой, неужели я так похож на дурака? — всерьёз промолвил Пастухов. — Ведь вы своим видом опровергаете существование болезни. Я пел панихиду над природой: она меркнет перед вашими красками. Ну, перестаньте, перестаньте краснеть. Это становится неестественным!.. Ахмет, что разинул рот? Три бутылки шампанского, да постарше!
— Вот она — счастливая случайность, — сказал Цветухин. — Где вы переждали дождь? Почему не зашли к нам на дачу?
— Вы думаете, всем известно, что у вас здесь дача, — сказал Кирилл.
— Я говорил Лизе.
— Да? — удивилась она. — Это было мельком. Я как-то не запомнила… Мы спрятались от дождя под деревьями.
Она приостановилась на секунду и добавила:
— Было очень хорошо. Мы вышли совсем сухими.
— Сухими из воды, — сказал Пастухов.
Он чуть лениво рассматривал всех своим прилипчивым взором. Казалось, он был уверен, что от него ничего не скроется, и, если бы захотели, он, как гадалка, раскинул бы карты будущего. Он видел, что славному юноше предстояла первая обида чувства. О, конечно, обида будет нанесена не злой волей: откуда взяться злу в этой нежной и немного пылкой девушке? Но в руках судьбы — прихотливое перо. Что вычертит оно? Ведь самая любимая его забава — обман. Цветухин — вот кто предназначен испытать ещё несмелое увлечение молодых людей. И разве оно устоит перед его искушённой игрой? Он уже взялся за свою роль и будет вести её, хотя бы от скуки, а если бросит на полдороге, то Лиза всё равно предпочтёт несчастье с ним любому благополучию. Да и что за благополучие ожидает её с этим юношей, который поступит чертёжником на железную дорогу и будет требовать пирогов с визигой по воскресеньям? Правда, он, видимо, волевой человек. Но вряд ли Лиза найдёт утеху в его упорстве, с каким он будет отстаивать свои воскресные пироги. Мечтательность её потребует больших радостей, счастливых мук, она предчувствует их с Цветухиным, она уже не может смотреть на него спокойно. Судьба похищает её и смеётся над её молодым другом. Все ясно видно Пастухову на картах будущего, безжалостно и прискорбно их проницательное сочетание.
— Что вы так смотрите? — спросил Кирилл.
— Я смотрю, какой вы серьёзный человек.
— Почему вы находите?
— Ну, хотя бы потому, что вы сердито разговариваете.
— Нет, нет, — отозвалась Лиза, — он просто смущён… так же, как я. Мне кажется, это не он, а вы говорите очень сурово.
— О, вы его не знаете! — почти пропел Цветухин. — Александр исключительно мягкий человек.
— Не мягкий, но доброжелательный, — поправил Пастухов. — Я очень доброжелателен к вам, — сказал он Кириллу, наклонив голову.
— Благодарю.
— Пожалуйста.
Все помолчали. Пастухов выпил стакан кумыса и недовольно утёр губы.
— Я думаю, — проговорил он тоном, который требует нераздельного внимания, — я думаю, что…
Он примолк и налил ещё кумыса.
— Будем говорить просто, — начал он, понимая, что его ждут. — Вы мне действительно очень нравитесь. Я лет на десять старше вас. Ведь так? Но я молод, душевная жизнь юности мне ещё очень близка. Вы сейчас в такой поре, когда ко всему относишься с недоверием. Особенно к тому, что исходит от старших. Всякое слово старшего кажется каким-то церковным наставлением и обижает.
— Не всякое слово, — сказал Кирилл, — и не всякого старшего. Если бы так, мы не могли бы учиться.
Пастухов сделал паузу, которая могла означать, что перебивать его не следует.
— Вы в той поре, когда чужая попытка откровенного разговора принимается за покушение на внутреннюю свободу. Застенчивость переходит в скрытность. Я помню, в ваши годы я был неприветливым, хмурым. Я не мог разговаривать, мне казалось, что никто меня не поймёт, что все враждебны моим вкусам, ненавидят мои убеждения.
— Но Кирилл совсем не такой! — обиженно выговорила Лиза.
— А главное, — сказал Кирилл, — нельзя утверждать, кто из нас откровенен, кто — нет: мы едва знаем друг друга.
— Я говорю о себе.
— Вы говорите о себе, но хотите сказать, что я такой же, как были вы. А я не такой. Я не считаю, что все почему-то должны ненавидеть мои убеждения.
— А какие ваши убеждения? — спросил Пастухов, быстро облокачиваясь на стол, точно собравшись долго слушать.
Даже на ярком солнце видно было, как хлынула краска к щекам Кирилла и весь он тотчас отвердел.
— Вот вы и потеряли дар речи, — улыбнулся Пастухов.
— Ничуть не потерял. Но я не понимаю… собственно, что вас интересует? — с неожиданным вызовом воскликнул Кирилл.
— Меня и интересует молодёжь, — спокойно ответил Пастухов. — Мне хочется знать, ждёт ли она что-нибудь большое или просто так, — упражняется с гантелями, читает «Воспитание воли» Жюля Пейо, ходит в Липки с барышнями. Я, по крайней мере, жил так. А когда пришёл девятьсот пятый год, я решительно не знал, что мне делать — идти ли гулять с барышней, бить ли кого гантелями по голове. То есть я очень хотел пойти на баррикады, но не знал к ним дороги. Неужели и с вами так будет?
— Со мной лично?
— Да, друг мой, лично с вами.
— Нет. Со мной будет иначе.
— То есть вы будете знать дорогу на баррикады? — спросил Пастухов, отчёркивая слово от слова внушительными остановками.
Кирилл взглянул на Лизу, — она слегка приподнялась, удивлённая, как будто не верящая, что перед ней тот самый Кирилл, с которым она отсиживалась от ливня в овражке. Он сказал отчётливо:
— Я уже теперь знаю.
— Поздравляю вас, — произнёс Пастухов без всякой рисовки.
— Завидная уверенность, — сказал Цветухин. — И очень красивая. Дорога на баррикады. Дорога на эшафот. Можно сыграть.
— Я не актёр, — вдруг распалился Кирилл, — меня не привлекают эффекты. А что касается эшафота, то хороший солдат не думает о смерти, когда идёт на врага. Это во-первых. А потом, я знаю, вы хотите сказать старую истину, что история повторяется. Неизвестно. Ещё неизвестно, кто пойдёт на эшафот.
— Батюшки мои, — шепотком выдохнул Пастухов.
Кирилл одним духом допил остатки кумыса, словно затем, чтобы утушить свой запал.
Цветухин не спускал глаз с Лизы. Её лицо отражало не только переходы разговора, но полноту всех её чувств, — что-то похожее на страх за Кирилла, и гордость, и счастливое недоумение, почти растерянность перед его дерзкими словами. И было в её разгорячённом лице и во всей тонкой осанке волнение удовольствия, даже блаженства. Цветухин мог, конечно, отнести это волнение к себе — уже потому, что Лиза старалась не смотреть в его сторону. Но, вероятно, ни он, ни Пастухов не догадались бы, что она наслаждается своим участием в чём-то книжно-возвышенном — во встрече на поляне, в необыкновенном разговоре, который проявил несогласие во взглядах и, может быть, обещает ссору. Нет, не вульгарную ссору, не раздор, а именно книжную ссору, как у Тургенева, когда несхожие люди спорят о чём-то несуществующем, но очень существенном, и расходятся с возросшим уважением к самим себе. Оказывается, такие люди возможны не только в книгах, и Лиза находилась среди них. Вольно было Цветухину объяснять её состояние одним своим присутствием. Он нарочно не отозвался на задор Кирилла: Пастухов затеял спор и пусть продолжает, а ему, Цветухину, гораздо занятнее наивные переживания Лизы. Конечно, ему тоже интересен спор, и он прислушивается к нему, тем более что речь идёт об излюбленных предметах, но его достоинство задето неуважительным замечанием об актёре, которого будто бы всегда должен привлекать эффект. И как сделано это замечание? Действительно по Тургеневу — с истинно детским ожесточением. Впрочем, из уст такого мальчика, как Кирилл, странно было бы ожидать что-нибудь глубокомысленное. Он даже не подозревает, что Пастухов забавляется им, как кошка мышью. И, однако, Цветухин, вместе с Лизой, не пропускает ни слова из продолжающегося разговора.
