«Откапывая очередное завтра, глядя как крошится земля…» Откапывая очередное завтра, глядя как крошится земля, куда подевались динозавры, не спрашивай журавля, всехяден, всерыщущ, благоразумен, везде впечатан в петит, он никуда отсюда не умер, он все еще летит. Наблюдая закат в молдавской зимней полупустыне, где лиса ныряет в сугроб на корпус, заслышав мышь, понимаешь: все, что ты думаешь, проще уже сказать на латыни — но на ней ты и говоришь. Чей водород проплывает мимо, чей алеф – иль текел — несет стена, написано углекислым дымом на листьях хвоща или плауна, и ты проходи осторожно мимо, не то припомнишь, прямо с утра, кем это лицо бывало вчера — какой пожар торчит из-под грима, и выпадет пеплом твое «тогда» в годичный слой гренландского льда. «Cоставить до половины список больших кораблей…» Пришел невод с травой морскою… Cоставить до половины список больших кораблей, сбиться со счета, проснуться, открыть «Эксель», взять источники, внести, изменить формат, импортировать в сон и уже на той стороне вспомнить, что ты – незряч, и не можешь здесь прочитать тоннаж, имена гребцов, гавани приписки и прозвища царей, что ж, придется обходиться собой, строкой и соленой смесью из слухов, тоски, легенд, что выкатывается в речь как ночной прибой, приносящий добычу хозяевам маяков, просыпаться нет смысла – рассказчик всегда слеп на любой войне, о любой войне, из любой. «Cлучайно нашел пропавшие Варовы легионы…» Cлучайно нашел пропавшие Варовы легионы где-то в Южном Крыму или на Кавказе, мгновенно запил, ночами грузил вагоны, жил у каких-то волчиц на какой-то хазе, понимал: при любом раскладе ему не светит, промолчишь – оскорбится Август, опубликуешь – эти, им ведь тоже осточертели болота, сено, солома, а в Причерноморье и климат почти как дома, греки живут и девушки черноглазы, правда, язык калечит гортань и туманит разум, но спустя пару лет лишь турист отзовется кратко, что местное ополчение марширует римским порядком… В общем, как ни крути, открытье выходит боком, на работе шпыняют, требуют научной работы, впрочем, Дионис оказался приличным богом — как-то во сне явился вполоборота и сказал – вино для веселья, а не для страха, так что давай, археолог, вставай из праха, поезжай на юг, где курганы раскопы щерят, и копай себе, что копается, наудачу, публикуй у псоглавцев – псоглавцам никто не верит, потому что дышат и воют они иначе. «Сбежала какая-то сволочь, украв луну…»
Сбежала какая-то сволочь, украв луну, бесхозные волны терзают материки, вишни взывают о гибели к плауну, звезды огромны, воды, само собою, горьки. скоро – мечта профсоюзов – до дна сократится день, скоро – какая физика! — солнце и ветер всех возьмут в оборот, шарик с горящей шапкою набекрень, катится так, что никто уже не найдет. В городе, где квадрат зданий не спит, не спят, отбрасывая эхо на весь фольклор — на мостовой – прожилки руды, слюда. где ни ложись, не окажешься одинок, там посреди площади поднимается отсутствующая тень, остроугольная, уютная, как всегда, бедный Евгений, не нужно смотреть в поток, бедный Евгений, не нужно искать зазор, станешь как автор, узнаешь все наперед… Полюса немедля зарываются в плотный лед, наклоняется ось, день продолжает счет. Тень говорит луне: товарищ, не бойся, иди сюда. И луна идет. «Заходил василиск, подарил василек…» Заходил василиск, подарил василек, залетал мотылек, подарил василек, синий цвет – на разрыв, напрогляд, невпопад, васильки-васильки, не тревожьте солдат. Мимо русла горы, мимо склона реки, все-то пушки остры, заряженны штыки, под землею скользят броневые суда, васильки-васильки, не растите сюда. Ты кого заклинаешь, ночной дуралей, полевые цветы и царицу полей, небеса над полями, скопленья кислот, ненасытное пламя горящих болот? Лучше злые чернила из них заварить, запиши, как горит – все равно же горит. Все равно ни степи, ни руки, ни строки. Васильки, васильки, васильки, васильки. «Является скучная сухая вареная рыба…» Является скучная сухая вареная рыба, например, щука в горчичном соусе, и начинает объяснять, что Волга не впадает в Каспийское море, а впадает в него Кама, а в Каму впадает тоже не Волга, а Ока, а Волгой является только Волга Верхняя, и ей, уважаемой рыбе, недоразумение это надоело, и предъявляет кольцо, которым ее противоправно и вопреки географии окольцевали в 1921 году, нашли и время, а потом выловили еще раз в 42 и тогда уже съели, всю, с солью и горчицей, ничего другого не было, наши, конечно, немцы не дошли до Волги, то есть до Оки, то есть до Камы, и вообще, если бы ее немцы съели, она являлась бы немцам – и они бы ей не отказали в таком пустяке: снять треклятое кольцо с надписью «Нижняя Волга», им-то что, а с нашими уже и выросла в человеческий рост, и ходишь к ним семьдесят лет – ни в какую. |
