Алла чувствовала, что внутренне остывает, теряет волю к жизни. Мысленно она даже позавидовала жадной старухе, о которой прочитала Лю. У той, по крайней мере, все было ясно… А что ждет её, Аллу?

Бабушка Лю, между тем, продолжала свое сухое монотонное чтение заметок на тыльных сторонах фотографий. 1947, 1953, 1966, 1968, 1974, 1975… Отец, мать, одинокий старик, малолетний ребенок, вся семья, юная девушка. Пропали без вести. Все, что осталось – испорченные Мо Сян и припорошенные сепией, древние и мятые клочки кожи, ткани или льняной бумаги, издевательски гарантирующие долголетие, благосостояние, плодородие и успех. На веки вечные. Аминь.

Алле вспомнилась Ольгина переводчица Дуся, которая повсюду таскала за собой свое исполнение желаний и каждую секунду опасалась его потерять. Счастье ли это? Если любая досадная случайность – баловство детей, шалость питомца или… глупость лучшей подруги – может в одночасье лишить не только сомнительных, навеянных древним мороком, благ, но и того, что дано по праву – жизни.

Бабушка Лю, заметив остекленевший Аллин взгляд, пощелкала перед ее носом пальцами, и Алла нехотя вернулась на Землю. Сюй, тем временем, допил уже третью полторашку «Гуся» и опасно накренился на один бок.

- Я здесь, - вяло промямлила Алла, проморгавшись, - Можно уже закончить этот парад радужных перспектив? Я поняла, что меня ждет «пропажа без вести» из собственной закрытой на все замки квартиры… и, возможно, вечная память на страницах этого скорбного альбома. Вот только… понятия не имею, куда Вагина дела свиток, прежде чем засунуть в куклу результат собственного творчества. Зная ее, вполне допускаю, что тот давно смыт в унитаз…

Бабушка Лю перевела Аллину речь Сюю, и тот, внезапно оживившись, протестующе затряс круглой головой и залопотал что-то, быстро пролистнув альбом в самый конец.

- Это было лишь для того, чтобы показать тебе, что будет, если ты все пустишь на самотек, - сказала старуха, - Но выход есть. Хоть и тяжелый...

Алла глядела на последнюю фотографию. Она была, на удивление, цветной и, судя по рыжеватым тонам, сделанной где-то в семидесятые годы.

Сюй, справившись с опьянением, цепко оглядел сначала Аллу, потом старуху и снова залопотал.

- Он говорит… этот альбом он начал собирать после ухода матери. Она получила Мо Сян в наследство от бабки. По его словам, мать никогда не приняла бы куклу, если бы знала, что это такое. Но когда она и ее братья получали наследство, она знать не знала о силе Мо Сян и внутренне негодовала, что бабушка, несмотря на вечные заверения, что та является ее любимой внучкой, завещала ее братьям деньги и недвижимость, а ей досталась дурацкая кукла. Братья что-то знали, но, видать из ревности и обиды, не стали ничего ей рассказывать, надеясь потом выкупить у нее куклу по дешевке, а то и вообще выпросить в дар. А мать…

Сюй замолчал, веки его набрякли пьяными слезами. Вслед за ним умолкла и бабушка Лю.

- Папа работал на красильне за фэ́ни, ютились мы в гнилом, продуваемом всеми ветрами, бараке, - продолжил Сюй, - Мама тоже пыталась работать, но она большую часть времени была или беременна, или только разрешившись от бремени. Бывало, нам по несколько недель приходилось питаться одним пустым рисом. Помимо меня, самого старшего, в семье было восемь детей. Я прекрасно помню ту куклу. Это была единственная настоящая кукла в нашем доме, не считая, конечно, поделок матери из старых лоскутов и вырезанных отцом – из дерева.

А вскоре после получения «наследства» мы внезапно зажили очень хорошо. У семьи появилась возможность переехать из города в деревню и работать на собственной земле, которая оказалась удивительно плодородной. Уже через полгода мы катались, как сыр в масле. Выращивали овощи, ягоды и фрукты. Обзавелись несколькими молочными коровами и бычком, развели свиней и уток. Конечно, никаких параллелей с появлением в семье куклы мы не проводили, пока к матери не нагрянул один из братьев. Между делом, он стал выпрашивать куклу. Мама удивилась такой просьбе, но отказала, зная, что это по-прежнему любимая игрушка детей. Брат ушел с пустыми руками, и той же ночью мы проснулись в горящем доме. Родители вынесли нас во двор и бросились спасать животных. На помощь сбежались соседи. Дом спасти не удалось, но ни одно живое существо на ферме не пострадало. При разборе пожарища среди головешек я нашел и то, что осталось от Мо Сян. Меж обугленных волокон виднелось что-то светлое. Это был чудом уцелевший свиток с неясными письменами, - Сюй ткнул в порыжевшую фотографию, - я сохранил его, а потом, много лет спустя, сфотографировал. Это был он. Дракон!

После пожара отец оборудовал хлев под временное жилище. Все наши сбережения сгорели в огне, но мы не отчаивались. Зная, какой благодатью полнилась наша земля, мы рассчитывали вскоре возместить ущерб и начать новую стройку. Только не догадывались, что вместе с куклой, ушла и наша удача. Дела не клеились, скот начал болеть, а огород чахнуть. Кроме того, каждую ночь все мы просыпались от кошмаров и сбивались в кучу, точно испуганные овцы. Что-то… бродило снаружи. И пело. С каждой ночью все ближе. Скорее всего, через несколько дней мы бы тоже «пропали без вести», если бы не соседка. Местная знахарка, к которой мать побежала за советом, быстро размотала этот клубок. И подсказала выход.

Сюй навалился грудью на стол, дыхнул кислятиной Алле в лицо, но она даже не поморщилась, вся обратившись в слух.

- То, что тебе снится - не плод фантазии! Это место существует! Надо ехать в Шэньси, на тайные рисовые террасы. Только там можно устроить подлог и освободиться от Матери. Жертву выбери сама.

Алла смотрела в мутные, испещренные капиллярами глаза Сюя и старалась не пропустить ни слова.

- Наша мама сразу определилась с жертвой. Отец умолял ее пожертвовать самой маленькой – нашей новорожденной сестренкой Сюэцзюнь. Но мама в ответ ударила его по лицу, и больше он об этом не заговаривал. Детей мы оставили на соседку, и вдвоем поехали проводить маму. Я помню, как мы стояли у насыпи, рыдали в голос и глядели на ее спину, бредущую прочь меж рисовых кустов под лучами черного дымного солнца. А когда на горизонте появилась Мать, папа закрыл мне ладонью глаза.

Сюй откинулся на спинку стула и надолго присосался к горлышку пластиковой бутылки.

- А что она вообще такое… эта Мать? – спросила Алла боязливым шепотом.

- Местные монахи рассказывали, что некогда на золотом драконе спустился на Землю Великий Правитель Хуан-ди. Вместе со своим воинством он правил долго – долгие столетия. В его честь были построены самые большие пирамиды. И, согласно легендам, была у Хуана-ди тренога, в которую были заключены все демоны и чудовища. Когда Правитель понял, что его время подошло к концу, он оседлал своего дракона и собрался возвратиться обратно – на звезды. Земные же правители хотели уйти с ним и стали цепляться за хвост взлетающего дракона. От тяжести дракон рухнул, а тренога разбилась, выпустив чудовищ в мир.

Его воинство быстро пленило большинство их обратно, некоторые же попрятались в самых темных и дремучих уголках планеты. Но одно из них было особенным! Муцинь отстояли сами люди, упросив Хуана-ди отпустить её. Мать ушла в самое глухое место Китая – на бесплодное и мертвое плато за глубоким ущельем. В считанные дни место это превратилось в цветущую, плодородную долину, и местные жители перестали умирать с голоду. Хуан-ди позволил Муцинь остаться, но взял с местных клятву, что они будут строго следить, чтобы и Она сама, и ее отпрыски навсегда оставались в пределах Долины.

- Вот, - Сюй подвинул Алле обрывок каких-то обоев, - Это карта.

На обрывке корявенько и торопливо, но очень подробно был нарисован маршрут с петляющим по краю кривых треугольников (пирамид - догадалась Алла) пунктиром дороги, оканчивающимся узким ущельем у небольшого, окруженного горами, плато. Это было похоже на рисунок старого кувшина с узким горлышком и пузатым основанием.