Она выбралась из машины и, внимательно вглядевшись в закопченное окно закусочной, зафиксировала Вадима, ожидающего заказ. Народу было полно́, и она решила, что вполне успеет добежать до лавки и осмотреть ее содержимое прежде, чем он вернется и хватится ее. И совесть перед Вагиной будет чиста, и Дюня лишний раз не будет закатывать зеленые глаза и ехидно ухмыляться их общей с Вагиной глупости. А потом – только горячая острая лапша с морепродуктами…

В лавке было сумрачно и жарко натоплено, от чего Алла тут же покрылась испариной и принялась бережно промокать платком выступившие над верхней губой росинки. Близоруко щурясь, она разглядывала стеллажи, освещенные лишь тройкой керосиновых ламп, развешанных по углам.

Все говорило о том, что она попала по адресу – винтажные гравюры, потрепанные книги с замысловатыми надписями на кожаных и деревянных переплетах, пучки ароматических палочек в пыльных стаканах, пейзажи никому не известных художников без рамок, целый отряд старых и, скорее всего, неисправных утюгов, кухонная утварь и сваленная в одну пеструю кучу одежда.

Один из углов от пола до потолка был заставлен игрушками. Бегло пробежавшись взглядом по нестройным рядам заводных роботов, дракончиков и фарфоровых кукол с облупленными носами, Алла затаила дыхание. Под самым потолком в компании замызганного тряпичного кота сидела… вроде бы она.

Женщина возбужденно достала телефон и еще раз сверилась с фотографиями. Восседающая на дощатой полке кукла отличалась от них разве что в деталях – одежда, прическа, обувь, но в основном, без сомненья, была та же. Алла потянулась за ней, но, даже встав на цыпочки, ей не хватало нескольких сантиметров, чтобы ухватиться за обутую в потертый кожаный башмачок ногу.

Оглядевшись в поисках продавца, она нетерпеливо крикнула: «Ниха́о!».

Через пару мгновений дверь, ведущая, видимо, в жилые помещения, скрипнула, и в лавку вместе с ароматами подгоревших рыбы и чеснока вошел сухонький мужичок в пижаме. Он что-то с аппетитом жевал.

- Лухэа? – Без лишних прелюдий спросила его Алла, ткнув пальцем в куклу.

За долгие годы регулярных посещений Китая она давно привыкла к тому, что для общения с местным населением вовсе не нужно знать язык. Выучить несколько простых слов – нихао, бухао, лухэа, сесе – было более чем достаточно. Спорные же вопросы – вроде цены - легко обсуждались с помощью гримас, рук и головы. Но впервые в жизни реакция продавца поставила ее в тупик.

Проследив взглядом за движением ее указующего перста, он вдруг прекратил жевать, нахмурился, а потом энергично замотал головой и скрестил перед собой запястья – всем понятный знак.

От удивления Алла Константиновна сразу перешла на родной язык.

- Я заплачу, сколько скажешь. Лухэа?

Мужичок снова помотал головой и мучительно, но вполне внятно, ответил:

- Ни-ися пло-отать.

- Что значит «Нельзя продать»?

- Не-та пе-сять… Ни-снать, холё-со ли ху-ёва.

Женщина хлопала глазами, пытаясь перевести, но выходила какая-то чепуха.

- У-теля, - между тем лопотал хозяин, тесня ее к выходу, - Ни-плота-вай. Ба-бай, сакли-та.

Через мгновенье она оказалась на улице. Если она все правильно поняла, то продавец сказал ей: «Нет печати. Не знаю, хорошо или плохо. Утеряна. Не продается. Прощай. Закрыто».

В крайнем замешательстве двигаясь к машине, она увидела за лобовым стеклом уже вернувшегося Вадима, споро орудующего палочками над картонной коробкой и оживленно болтающего по телефону, прижатому ухом к плечу. А она переживала, что водитель ее хватится…

Умявшись в машинку, Алла покосилась на вторую коробку, небрежно оставленную на приборке, и стала ждать, когда Вадим закончит беседу. За его односложными «Да. Нет. Я тоже. Встреть завтра в восемь» в трубке слышался звонкий девичий голосок. В какой-то момент ей показалось, что голосок произнес «Как-скотиновна?», от чего Вадим плотнее прижал к щеке динамик и пробормотал: «Э-э… кхм…Нет. Она – наземным».

Алла, ненадолго позабыв про куклу, переваривала услышанное. Она прекрасно знала, какое обидное прозвище ей придумали ее «продажницы», но она и не подозревала, что у Вадима с кем-то из них… внеслужебные отношения. Перед глазами промелькнула вереница одинаковых приветливых лиц с дежурными белозубыми улыбками. Так кто же?..

Когда Вадим нажал «отбой», она отложила на потом неясные подозрения и хмуро произнесла:

- Дюня… Я нашла. Только он почему-то не захотел продавать и вытолкал меня за дверь.

- Цену набивает, - ответил с полным ртом водитель, не глядя на нее, - Почему не торговалась?

- Да он даже цену не назвал… Слушай, я, может, просто не поняла его… А, ты ведь хорошо знаешь китайский…

Мужчина фыркнул и, отправив в рот последние кусочки, выбросил картонку с палочками в открытое окно.

- Ешь, - он кивнул на вторую коробку, грустно подтекающую не слитым маслом, и хлопнул дверью.

Через десять минут он вышел из лавки, держа под мышкой деревянный ящик, напоминающий детский гробик, и сердце ее тут же радостно скакнуло.

- Дюнечка, золотой ты мой! – залебезила Алла Константиновна, когда он, закинув «гробик» на заднее сиденье, уселся рядом, - Как у тебя получилось?

- Пятьдесят юаней, - ответил он, лихо сдавая назад в переулок.

- Всего?..

- В пятьдесят раз больше, чем это борохло стоит. Ну, и, конечно, плюс угроза разнести его лавку в случае отказа, - Вадим подмигнул, - Не знаю, зачем твоей дуре понадобилось это говно, но антураж, без сомнения, криповый.

- Как это?

- Не хотел продавать куклу. Даже не колени вставал. Сказал, что кукла без печати мастера, и он не знает, что в ней.

- В каком смысле, что в ней?

- Это ты у своей малахольной спросишь. И, кстати, твое счастье, что машина отельная, а то в свою бы я эту гадость не пустил.

Алла во все глаза глядела на своего водителя и не знала, что ответить.

- Ты не подумай, я во всякие мистификации не верю, но, когда продавец, чтобы снять товар с полки берет этакий средневековый печной ухват, чтобы не прикасаться к нему, а потом заколачивает ящик, у меня совсем невеселые мысли появляются. И если уж на то пошло, я тебе крайне не советую тащить ее домой. Оставь в гараже что ли. Вполне вероятно, она пропитана каким-то ядом или бактериями вроде сибирской язвы… Пусть Вагина сама открывает. Её же кукла.

Алла, видя, что водитель действительно нервничает, сдержала так и просящуюся наружу кривую скептическую ухмылку.

- Как прилетишь, завези куклу ко мне домой. Потом можешь взять два выходных, - произнесла она, мягко игнорируя его совет, - Мне тоже надо будет отдохнуть.

Вадим кинул на нее быстрый взгляд, но отговаривать больше не стал:

- Еще бы! - хмыкнул он, - Я бы сдох, если бы несколько дней добирался на перекладных. Почему ты не летаешь самолетом?

- Я боюсь летать, - ответила она, наблюдая за проплывающим мимо Старым Городом, - Сам знаешь, Иркутск – это бермудский треугольник для самолетов. Постоянно сыпятся.

…

Даже Вагиной она никогда бы не призналась, что перемещалась она между Китаем и Россией строго на автобусах совсем по другой причине. В девяностые, еще только начиная свой бизнес, она, как и другие челноки, была вынуждена пользоваться наземным транспортом по причине его относительной дешевизны. Это было злое, страшное, но веселое время. Они собирались с девчонками большой толпой – для храбрости – и, совершив набег на маньчжурские барахолки, закутавшись в несколько шуб и пальто, с тяжеленными баулами грузились в автобус, стараясь занять как можно больше мест. Чем меньше мест останется для «чужих», тем меньше и вероятность кражи.

Однажды, во время такого возвращения, Алла и испытала единственный в своей жизни оргазм. В пути к ней подсел жизнерадостный симпатяга-парень, они разговорились. Альбина быстро прониклась его обаянием, эрудицией и галантной предупредительностью. И даже, не моргнув глазом, нарушила главное правило – никогда не пить в дороге – когда он достал из собственной клетчатой сумки бутылку с тошнотворной китайской водкой. Той, что с корягой и змеей внутри. Многозначительные предупреждающие взгляды товарок-челночниц мазали против цели, собственные опасения растворились в водочных парах и жажде романтических приключений. А потом был загаженный сортир в конце салона, где все и произошло.