«Братский», как говорят, «самый отрадный союз».
Более счастья кому пожелать? Тебе же, мой Цэлий!
Ты один доказал явно мне дружбу свою,
Как до мозга костей меня жгло безумное пламя.
Счастлив будь, Цэлий, и будь ты всепобеден в любви.
№101. У могилы брата[445]
Много пародов узрев и много морей переплывши,
К грустным поминкам твоим, брат, я теперь подхожу,
Чтобы усопшему дар тебе принести мне последний
И безмолвный твой прах речью напрасной почтить,
Та к как тебя самого у меня судьбина исторгла,
О несчастный мой брат, отнятый зло у меня!
Ныне однако меж тем, что праотцев древний обычай
В грустных поминках блюдет, эти приемли дары,
Со слезами обильно текущими братских рыданий,
И навечно уже здравствуй, ты брат, и прощай.
№102. К Корнелию[446]
Ежели что молчаливому вверено другом надежным,
Коего верность души ведома точно вполне,
То и меня ты найдешь достойным такого союза,
Мой Корнелий; меня ты Гарпократом считай.[447]
№103. К Силону[448]
Либо послушай, Силон, отдай моих десять сестерций[449]
Да затем уже будь грубым и дерзостным ты;
Или, если тебя прельщают деньги, то брось же
Сводником быть и еще грубым и дерзким притом.
№104. К Неизвестному о Лезбии[450]
Ты полагаешь, что я свою жизнь был способен злословить,
Ту, что обоих моих мне драгоценнее глаз?
Нет, я не мог, а когда бы я мог, не любил бы так страстно,
Ты же с Таппоном всегда ужасы видишь во всем.[451]
№105. К хлыщу[452]
Хлыщ, говорят, захотел на Пимплейскую гору подняться,[453]
Вилами Музы сейчас сбросили сверху его.[454]
№107. К Лезбии[455]
Если тому, кто алчет со страстью чего, попадется
Это нежданно, то вот где оно, счастье души.
Вот почему мне отрадно ныне, и злата дороже,
Что возвращаешь себя, Лезбия, страстному мне,
Возвращаешь и страстному и безнадежному, сдавшись
В руки сама мне. О день с самою белой чертой![456]
Кто счастливей меня на свете, иль что еще можно
Лучшего в жизни просить, кто это мог бы сказать?
№108. К Коминию[457]
Если, Коминий, судом народным покончат седую
Старость твою, что пятнал нравами гнусными ты,
То без сомненья сперва, всему благому враждебный
Вырвут язык, чтоб его коршунам жадным отдать,
Выклевав очи, пожрет их черною глоткою ворон,
Потрох собакам пойдет, прочие члены волкам.
№109. К Лезбии[458]
Ты обещаешь мне, жизнь моя, что любовь между нами
Эта отрадна всегда будет на целый наш век.
Боги, велите, дайте, чтоб верно она обещала,
И говорила по всей правде от чистой души,
Чтобы дано было нам во все продолжение жизни
Дружбы священный союз этот навек сохранить.
№110. К Ауфилене[459]
Ауфилена, всегда мы добрых подруг восхваляем,
Все они плату берут, если за дело взялись.
Ты же мне стала врагом; обещав, ты меня обманула.
Что не исполнив берешь — это поступок дрянной.
Или так делать зазорно, иль обещаться бесстыдно,
Ауфилена; но то, что получила, схватить,
Да в уговоре надуть, ведь хуже развратницы жадной,
Что торгует своим собственным телом для всех.
№111. К Ауфилене[460]
Ауфилена, всю жизнь одним быть мужем довольной,
Это супруге хвала всяких превыше похвал;
Но с кем хочешь и как там хочешь падать — приличней,
Чем себе братьев нажить, дяди родного детей.[461]
№113. К Цинне[462]
Как впервые Помпей был консулом, Цинна, с двоими[463]
Лишь Муцилла жила, ныне как консулом он
Стал вторично, те два остались, но в тысячу каждый[464]
Вырос один. Плодовит так семенами разврат!
№114. К хлыщу[465]
На Фирманском холме слывет не даром богатым[466]
Хлыщ, ибо там у него столько отличных вещей,
Птичья охота, вей рыбы, покосы, нивы и звери.
Только напрасно: расход все превышает доход.
Пусть же он будет богат, но лишь бы во всем он нуждался.[467]
Рад я именье хвалить, будь лишь доходом он нищ.
№115. К нему же[468]
У хлыща есть леса, десятин под тридцать покосов