И в последний мой час не вымолю правды у неба.

Вы, карающие деяния мужей вашей местью,

Эвмениды, у коих чело, змеями увито,

Возвещает вперед о гневе пылающем в сердце,

195 Поспешайте сюда вы, сюда, и плачь мой услышьте

Тот, что бедняжка, увы! я должна испускать поневоле,

Беззащитна, в пылу, ослепленная злобой безумной.

Так как по правде мой вопль со дна моей груди исходит,

То не дайте моим рыданьям пропасть понапрасну,

200 А так точно, как бросил меня Тезей одинокой,

Так же пусть точно, богини, себя и своих он погубит».

Как из печальной груди излила она эти моленья,

Боязливо прося наказанья жестоким поступкам,

То правитель небесный ей знаком кивнул безотменным,

205 И от кивка задрожала земля и угрюмое море,

И потряслися на небе блестящие искрами звезды.

Сам же Тезей между тем ослепленной душой, как в тумане,

Из забывчивой груди все потерял наставленья,

Что дотоле хранил постоянно он в памяти строго,

210 И не поднял отрадного знака, отца извещая

Грустного, что невредим он порт Эрехтейский завидел.^[293]

Ибо когда, говорят, из стен целомудрой богини

Сына Эгей отпускал, его ветрам доверяя,

То он юношу обнял и дал приказанье такое:

«Сын мой единый, который мне жизни далеко милее,

Сын, которого я принужден отпустить в неизвестность,

Ты, возвращенный недавно к концу мне старости дряхлой,^[294]

Так как доля моя и твоя горячая доблесть

Отнимают тебя у меня, хоть мой взор утомленный

220 Не успел еще вдоволь насытиться обликом сына,

То не с весельем тебя, не в радости сердца отправлю,

И не хочу, чтобы вез благосклонного счастья ты знаки;

Нет, сперва из души испущу я множество жалоб,

Безобразя землей и посыпанным прахом седины,

225 А затем подыму я темный парус на мачту,

Чтобы о плаче моем, о моей пылающей скорби

Возвещала мне ткань зачерненная ржею гиберской.^[295]

Если ж дозволит тебе жилица святого Итона,^[296]

Та, что и род наш и дом Эрехтея взяла под защиту,

230 Чтобы кровью быка свою ты обрызгал десницу,

То постарайся, чтобы в твоем незабывчивом сердце

Приказанье вот это жило и не стерлось с годами:

Только что наши холмы ты своими глазами увидишь,

Всюду пусть реи сейчас покровы печальные спустят,

235 И витые канаты белеющий парус подтянут,

Чтобы на первый я взгляд угадал отрадную новость,

Что возвращаешься ты сохраненный счастливой судьбою».

Этот наказ, что сперва у Тезея сохранен был в мыслях,

Так утерял он, как облака дыханием ветра

240 С горных, снегом покрытых вершин ускользают на воздух,

А отец-то, прилежно смотревшей с башни высокой,

Непрестанно слезами томя боязливые очи,

Как впервой увидал раздутого паруса ткани,

То с вершины скалы стремглав низринулся тотчас,

245 Думая, что Тезей погублен жестокой судьбою.

Так, вступивши под кров, унылый от смерти отцовской.

То же горе жестокий Тезей, что и Минонде,

Причинил он беспамятным сердцем, сам же и принял.

А она-то, вослед корабля с печалью взирая,

250 В уязвленной душе разнородной скорби вращала.

А с другой стороны цветущий Иакх уже мчался

С хороводом сатиров и Низой рожденных силенов^[297]

Прямо к тебе, Ариадна, любовью к тебе воспылавши

………………………………………

Взапуски тут веселились они в опьянении яром

255 И бушевали эвой! эвой! головами качая,

Тирсами часть из них с увитым концом потрясала,

А другие швырялись кусками растерзанной телки,

Те из змей перевитых себе пояса надевали,

Те справляли заветные оргии в полых ковчегах,

260 Оргии те, что напрасно желали бы слышать профаны;

Эти в тимпан ударяли, высоко приподнявши руки,

Или из меди округлой трепещущий звон извлекали,

Многие ревом хрипливо звучащим рога надували,

И чужеземная дудка свистела ужасным напевом.^[298]

265 Вот такими рисунками убранный полог роскошно,

Всю занимая постелю, своим прикрывал одеяньем.

После того, как насытила взор фессалийская юность

Этим, священным богам начала уступать она место.

Тут, как зефир, что дыханием утренним спящее море

270 Пробуждает и падая вкось вызывает в нем волны,^[299]

Чуть лишь Аврора восстанет с порога подвижного солнца,

Тихо вначале они, дыханием кротким гонимы,

Движутся, легкие звуки их плеска с хихиканьем сходны,

После под крепнущим ветром вздымаются больше и больше,

275 И, пурпурным вдали отливая сияньем, катятся,

Так, покидая преддверие царских покоев все вместе,

Порознь каждый к себе проворной стопой расходились.

После ухода их первым из всех с вершин Пелиона