Высота, с которой упала Жанна не убила её, но и невредимой не сделала. Не открывая глаз, головой та понимала, что жива и лежит плечом и щекой на решётке, чьи прутья больно впиваются в кожу. Ворох и треск, в который слились звуки бездны, обволакивали кошку, заматывались вокруг неё тугим коконом. Когда звон в ушах прошёл, Жанна смогла расслышать в этой какофонии писк грызунов, щелчки их зубов по решётке и далёкий, как прошлое, плач Боуи. Волк оплакивал её, верно, думая, что она мертва, и Жанна не могла раскрыть рта, чтобы доказать ему обратное. Этот плач сводил с ума, заставлял верить, что её и в самом деле постигла кончина.

Сквозняк раздувал белую шерсть, будто подталкивая Жанну к пробуждению.

«Сейчас…» — сказала она неразборчиво, а, возможно, и не сказала вовсе, а только подумала так. Губы онемели, а попытка разлепить веки привела к тому, что сосуды в глазах полопались; над переносицей, словно синяк, пухла давящая боль. Жанна передумала просыпаться, она позволила обморочному чувству сморить её: на душе стало легко и свободно, холод почти не ощущался, а всё тело до самых кончиков пальцев казалось невесомым, точно воспарившим над злой реальностью мягким снежно-белым перышком.

Краешек розового треугольного ушка качнулся. Ветер повеял на Жанну благозвучной мелодией, в которой угадывался до боли родной голос. Он нежно гладил её по спине, убаюкивая колыбельной — той самой, что теперь поют все меки. Жанне вспомнилась любящая лапка матери и то как славно засыпалось ей котёнком под пушистым бочком среди многочисленных братьев и сестричек. Никого из них больше нет. Она последняя кошка своей породы, последняя, что выросла в поселении великанов, и доля её в том, чтобы на ней всё и закончилось.

— Ты не можешь умереть здесь, — наставлял дочь призрак матери, летая вокруг неё незримым ветром. — Вставай!

— Я больше так не могу, мама… — шептала Жанна одними губами, позволяя ветру теребить её влажную шерсть, возвращать неприятное ощущение реальности, пропитанной ничем, кроме боли и холода. — Я устала… Так устала…

— А как же твои друзья?..

— Они справятся и без меня.

Призрак вобрал в себя звуки плача и выдохнул их на ухо Жанны, отчего та плаксиво сморщилась.

— Зачем ты это делаешь? Зачем делаешь мне больно? — всхлипнула кошка, скрежетнув когтями по решётке. — С Боуи всё будет хорошо. Он умеет приспосабливаться…

— А как же господин управляющий? — завывал ветер.

— Он… отдал нас на съедение крысам…

— Так ли это?..

— Ему наплевать на меня и на Боуи…

— Ты уверена?

Слезы потекли по щеке, вниз на решетку, во всём этом холоде они обжигали, как кипяток. Перебарывая себя, Жанна распахнула глаза и воззрилась на гигантского крысиного монстра, нависшего над ней чёрной тенью, пожирающего её сотнями красных глаз, лишённых рассудка. Жанна взяла себя в лапы и, натужив мышцы, встала на четвереньки — так было проще стоять с разбитым плечом. Странная вибрация, осыпавшая конструкции, возвращалась, накатывая откуда-то из глубин бездны. Решётка под когтями Жанны застучала, в один момент пространство так тряхнуло, что крысиный монстр растерял треть своего тела. Грызуны пролились на Жанну кричащим дождём. Маленький Смоул успел зацепить лапками кончик кошачьего хвоста. Он повисел на нём всего секунду, непонимающе хлопая глазами, после чего тьма отняла и его. Жанна долго смотрела в пустоту, в которой утонула миниатюрная фигурка Смоула, и сердце её тикало, как часовая бомба.

Замок уже не просто вибрировал, он ходил ходуном, словно кто-то усердно выкорчевывал его, как опостылый сорняк на огородном участке, чьи корни укрепились глубоко-глубоко в земле. Жанна мало что могла уловить в потемках и в произрастающем гомоне, но она была готова поклясться, что гигантского крысиного монстра разметало нечто еще более громадное — с телом из стали. Пыль ухудшалась видимость, щекотала ноздри. Жанна чихнула, проморгалась и ахнула, роняя подбородок на грудь. В блеске молний и струях дождя, проламывая толщи стен, выпрямляла члены исполинская механическая мышь.

Глава 28

Падение королевства

Механическая мышь разворачивалась в стенах башни, руша все, до чего дотрагивается. Хвост её, сочлененный из отдельных секций, был правдоподобно мышиным. Он ритмично прогромыхал по ярусам решёток, на одной из которых силилась устоять Жанна. От звона металла закладывало уши, а от близости механической твари стыло сердце. Подгибая больную лапу, кошка прильнула животом к решётке, чтобы мышь ненароком не смела ее в самую бездну, как сметала сталь и брусчатку.

Решетка взлетела вверх, подбитая хвостом, и Жанна приложила усилие, чтобы не слететь с неё. В хаосе пыли и фонтанов дождя мир терял свою перспективу. Удар! — и Жанна уже в свободном падении, по наитию загребает лапами воздух.

Везение или нет, а мышиный хвост двигался ей навстречу, вздымая пыль и металлический мусор. Жанна упала на него всем телом, на что тот податливо остановился.

— Жанна! Хватайте лапу! — перекрикивал лязг металла голос.

— Господин управляющий!

Мистер Вулпис, стоя, проехался по мышиному хвосту мека, словно по ледяной горке, и проявил инициативу, перехватив кошачью лапу. Жанна взвизгнула от боли и вырвалась.

— Простите, — испугался лис её сопротивления.

— Ничего, — ответила та, принуждая себя улыбнуться. Она сама подобрала мистера Вулписа под лапу — так, как ей было удобно — и неровной походкой прошествовала за ним вверх по стальному хвосту, на хребет мека, где выступали стальные шипы, за которые можно было держаться. Пока она шла, невыразимая радость клокотала в груди.

— Почему вы здесь, господин управляющий? — спросила она, прокашлявшись — горло сперал ком от пролитых слез.

Всячески избегая зрительного контакта, мистер Вулпис прошептал:

— А как вы полагаете? — вывернул он уши к затылку.

— Полагаю, что вас тут быть не должно, ведь вы пожелали скормить нас вашим подданным, мой Король! — поддразнивала Жанна.

— За кого вы меня принимаете⁈

Мек качнулся, две гильотины зуба рубанули по стене, оставив на той насечки.

— За Короля Монстров?

— Мне очень жаль, — сказал мистер Вулпис от чистого сердца. Из-за тяжёлых шагов мека его шляпа соскочила с головы и пропала в темных глубинах, на что лис неслышно зароптал. Ради собственной безопасности он по примеру Жанны занял одну лапу импровизированным поручнем, не расставаясь другой с тростью. — Но я бы ни за что не пошёл на такое! — оправдывал он себя; впрочем, стоявшее перед глазами недавнее воспоминание, не помогало полностью уверовать в сказанное. Дождь размыл подсохшую кровь на его лапе, механизмы заскрипели в нервном потуге, с каким лис вцепился в трость. Под его ладонью растекались бледно-красные полосы воды.

— Господин управляющий, вам плохо? — смягчила тон Жанна.

— Я не знаю! — воскликнул мистер Вулпис; трость в месте нажима раскинулась трещинами. — Я уже ничего не соображаю! Кто я? Что я? И кем мне должно быть? Еще несколько недель назад я считал себя зверем из высшего общества, но оказалось, что я совсем не таков! Я притворялся, что могу проникнуться искусством, что мне интересны танцы и балы, я разучил этикет, приобрёл дурацкую шляпу, смастерил компьютеризированную трость, чтобы казаться серьёзным! Все серьёзные звери так делают, не так ли? А был бы я несерьёзным? Был бы я чудаком, как мой покойный учитель? Кому-нибудь бы сдалась моя таверна? А моё общество? Я поклялся себе, что не наврежу ни одному живому существу, но вот он я, с лапами в крови и ещё более кровавым прошлым! — Трость с глухим хлопком взорвалась снопом искр, развалившись на две части. Мистер Вулпис инстинктивно разжал ладонь, дозволяя гравитации свершить своё дело. Он перегнулся через мышиный хребет, в каком-то гипнотическом трансе наблюдая за тем, как две половинки трости брызгают сине-голубым электрическим светом, соприкасаясь с тёмными водами, затопившими нижние этажи.