— Ганц? Как вы рано. Что-то случилось?

— Я принёс вам чай, но, наверное, мне стоило зайти попозже.

Жанна, по привычке свернувшаяся клубком на одеяле, слегка качнула ухом и тоже открыла глаза:

— Ничего, Ганц, я уже проснулась, — сказала она, подавляя зевок. — Семь ещё спит?

С манерами опытного слуги Ганц передал кошке чашку с блюдцем:

— Она ночевала в лаборатории. Когда у неё плохое настроение, она может исчезать там днями и ночами.

— Спасибо, Ганц.

Ганц замер с подносом навесу. Он разлил чай по двум чашкам, снова запамятовав, что Фог Вулпис — мек.

Лис и кошка поняли причину его смятения. Обаятельно улыбнувшись, Жанна воскликнула:

— Как мило, Ганц! Ты налил мне две чашки. Мне как раз очень хотелось пить!

Но Ганц был честен и с самим собой, и с другими. Он поставил поднос на пол и сел перед ним, скрестив ноги и смяв виски копытом и протезированной клешней.

— Простите. Я забыл, что господин лис ненастоящий.

— Не говорите так, ему же обидно!

— Но почему, мисс Хикс? Я не понимаю. Я — олень, но я не обижаюсь, когда меня называют оленем. Почему же мек обижается, когда его называют меком? Когда я смотрю на господина Вулписа, я не знаю, что думать и у меня начинает болеть голова. Мне приходится держать в мыслях сразу двоих Фогов Вулписов — механического и настоящего. И это так сложно!

Жанна ласково погладила Ганца по спине, чтобы успокоить, и отхлебнула чай:

— М-м, вкуснятина, Ганц! Не хуже, чем в «Чайном дворике».

— «Чайном дворике»? — Ганца заинтересовало словосочетание.

— Да! Это такое замечательное заведение, где подают еду и чай. Мистер Вулпис был его управляющим.

Ганц перебросил взгляд на лиса, поправляющего манжеты перед зеркалом, и через всю его натуру сквознуло уважение.

— Ганц, — обратился к оленю мистер Вулпис. — А где моё пальто? И моя трость?

— Не знаю. Но я спрошу у Семь, когда она проснётся. Она должна знать.

— А что насчёт моего летательного аппарата? Он цел?

— Семь сказала, э-м, что «эта рухлядь не представляет никакой инженерной ценности». Вроде так.

У мистера Вулписа от возмущения встопорщилась шерсть на загривке. Он одернул воротник рубашки и, так и не удовольствовавшись своим внешним видом, пробормотал себе под нос нечто вроде: «Но это был труд всей моей жизни!»

Лис явно куда-то намылился, и от Жанны это не ускользнуло:

— Собираетесь прогуляться?

— Да, — отвечал тот. — Хочу пройтись до «Птицы» и посмотреть в каком она состоянии. В конце концов, её могли раздавить меки, да и матушка-природа с её непогодой бывает иногда зла. Ганц, не составишь мне компанию?

Мистер Вулпис долго прикидывал, чем отблагодарить Ганца за его доброту и при этом не заделаться в няньки, как это сталось с Жанной. Пешая прогулка по лесу — неплохой способ завязать дружбу.

Ганц просиял:

— С удовольствием! Только мне надо одеться. — И Ганц принялся возиться с содержимым платяного шкафа, неприметно приткнутому к углу.

Он набросил на себя повседневную черную робу и такой же плащ, и не без труда просунул ветвистые рога в прорези в капюшоне, сшитому из невероятного количества ткани. Капюшон был таким длинным, что даже накинутый на голову, свисал до уровня поясницы. Последней деталью выходного костюма Ганца была страшная маска в виде вороньего черепа и пояс с карманами для всякой мелочи. Приодевшись, олень как ни в чем не бывало сказал:

— Ну, я готов!

У мистера Вулписа отвисла челюсть:

— Э, прости, но… но что это за наряд⁈ Зачем ты так вырядился?

Жанна, которая уже проходила через это, залилась смехом:

— Ганц всегда так одевается, когда ему нужно отойти от дома дальше, чем на десять метров, — объяснила она, хохоча.

Мистер Вулпис спокойно проследил за тем, как Жанна завязывает верёвочки на своей объемной накидке, и откашлялся в кулак.

— Вы что, простудились? — удивилась Жанна.

— Нет. Но вот вы — да…

Жанна ойкнула и, смеясь одними глазами, элегантно распустила верёвки.

— Кхе-кхе, на какой-то миг я почувствовала себя такой здоровой. Наверное, это всё ваш целебный чай, Ганц!

Глава 10

Кошки-мышки

Снаружи стояла ненастная погода, которой чаще всего знаменуется начало весны. Воздух казался простуженным, мелкие студеные капли витали в воздухе, из-за чего температура ощущалась холоднее, чем была на самом деле. Жанна проводила Фога Вулписа и Ганца, а сама, замаянная скукой, решила собрать на поднос грязные чашки, которые они побросали в комнате.

В столовой, рядом с печью, стояло два больших ведра с водой. Так и не разобравшись, какое из них для мытья посуды, а какое для личной гигиены, Жанна плюнула на это дело и оставила всё, как есть.

— Как-то ты не очень похожа на больную! — раздался голос сзади.

Жанна резко обернулась.

— Ах, это ты, глупая мышь! Как же ты меня напугала.

— И тебе доброго утра, киса.

Семь сидела на краю стола, грея спину о тёплый чайник. Из повседневного костюма на ней были только клетчатые штаны на подтяжках и лихо заправленная рубаха.

— Ты не видела Ганца? — поинтересовалась она.

— М-м? Ганц? Он пошёл на прогулку с мистером Вулписом.

— Что⁈ Зачем?

— Просто так, — приврала Жанна. — А что?

Семь этот ответ привёл в замешательство:

— А как же завтрак?

— Ну, — улыбалась кошка, — мы уже позавтракали. Кто рано встаёт, тому бог подаёт, как говорится.

— Ума не приложу, как он мог так поступить? — взревела от обиды мышь. — Уйти и не приготовить мне завтрак! И всё ради чего? Ради прогулки с каким-то дурацким механическим лисом?

— Попридержи язык. — Жанна показала клыки. — Ганц тебе ничего не должен. А если ты настолько немощная, что не можешь приготовить себе поесть, то сама виновата.

Зрачки Жанны зловеще сузились, и она улыбнулась своей особенной клыкастой улыбкой, которой никогда не улыбалась мистеру Вулпису и никогда не улыбнётся Ганцу. Пританцовывая на подушечках пальцев, Жанна нависла над Семь, и, игриво провела острым коготком по мышиной щеке.

— Я… я всё расскажу Ганцу! — пригрозила Семь.

— Хм? Он тебе не поверит.

— Почему… почему ты так думаешь?

— Потому что я ему нравлюсь.

В животе, конечно, заурчало, но Жанна обуздала свои животные инстинкты. Щёлкнув мышь когтем по брюху, она оставила ту в покое и ушла, словно бы ничего и не было.

Семь чувствовала, как снова погрязает в чувстве неполноценности, из которого едва-едва выкарабкалась когда-то. Она так рьяно боролась с ним, провела столько лет, внушая себе, что сильная. И вот, когда благодаря Ганцу вера эта начала крепнуть, откуда не возьмись заявляется кошка и расставляет всё по своим местам. Ведь так всегда и было, и, непременно, будет. Общество может меняться, но законы природы — никогда. Покуда есть существа слабые — будут и сильные; и вторые продолжат подминать под себя первых.

Семь пыхтела и драла себя за уши. Мысль о своей беспомощности была невыносима, она снедала ее, как смертельный недуг; закладывала в самые сокровенные уголки сердца семена ненависти, что, подобно сорнякам, быстро разрастались, пуская на глубину сознания тёмные, колючие корни. Вместе с хлынувшей в голову кровью к Семь закралась совершенно безумная идея…

* * *

— Получается, общество вас тоже не приняло, господин Вулпис?

Ганц неуклюже переступил лужу из грязного снега и услужливо отвел ветки кустарников, преграждающие путь Фогу Вулпису. Лис не мог видеть его глаз за маской, но был готов поклясться, что они горели, как две искрящиеся лампы.

— Да. Общество — еще более сложный механизм, чем я, — усмехнулся он. — Если я сломаюсь — мир даже не дрогнет. Но если сломать общество — случится катастрофа.

— Вы не правы. Мне было бы очень грустно, если бы кто-то вдруг сломал вас, господин Вулпис. И мисс Хикс, я уверен, тоже. Кстати, она говорила, что вы направляетесь на Север. Насколько я знаю, Семь пришла оттуда.