— Тихо! — прошипел Анчо, который с первых часов блокады обустроился на крыше.

Приставив ладони к ушам, он прислушивался к долетающим до блокгауза выкрикам, фразам, громким разговорам и пытался понять язык индейцев. Мы прекратили обсуждения. Услышав что-то знакомое, Мухоморщик переместил ладони от ушей ко рту и выкрикнул несколько слов. Голос его сохранил прежнюю силу, хотя лицо покрывали глубокие морщины. На минуту всё вокруг затихло. Ответа из леса, однако, не последовало, а вот громкие разговоры продолжились как ни в чем не бывало. Кажется индейцы даже не пытались скрыть присутствие.

— Они считают что мы слабы, а значит нет смысла в переговорах, — объявил Анчо.

— Так они решили? — уточнил Лёшка.

— Нет, — Анчо медленно покачал головой. — Так я оцениваю наше положение.

Поедая вяленую рыбу и сухари из компактных походных запасов, мы устроили совещание. Шарль слегка изменил свой прежний замысел и теперь настаивал на захвате сравнительно небольшого участка леса к востоку от блокгауза. Тот был ограничен скалами, вырубкой и рекой с притоком. Если бы нам удалось очистить его от индейцев, то удержать с помощью огнестрельного оружия будет довольно легко, а вся тактическая ситуация резко изменится. Мы получим надежный тыл, доступ к воде и горам, а блокада утратит смысл. Французу возражали. Такая атака могла обернуться большими потерями. Индейцы прячутся за толстыми сосновыми стволами, нашим же пришлось бы долго бежать по открытой местности. Это уравнивало туземные стрелы, копья и топорики с картечью и пулями.

На совещании рассматривались различные идеи. Выдвинуть вперед фальконеты, прикрывая их фашинами или щитами и таким образом продвигаться понемногу к границе леса. Кто-то предлагал отступить и вернуться с подмогой. И тогда уже сразу брать под контроль и лес и доминирующий над местностью склон горы. Звучали и предложения прорваться на другой берег Стольной, откуда уже атаковать противника с флангов.

Это последнее предложение выглядело недурно, с тем только условием, что противоположный берег не занят индейцами. В противном случае наше положение станет катастрофическим. А как узнать? Разведку туда не вышлешь — её перехватят, как нашего водоноса.

Ночью мы получили сведения оттуда, откуда не ждали. Анчо, продолжая осуществлять круглосуточную акустическую разведку, неожиданно расслышал русскую речь. Вернее он уловил лишь несколько окликов, донесшихся с той стороны реки, но и это взбудоражило нас не на шутку. Кто? Откуда? Много ли?

Враждебные нам индейцы голоса тоже услышали, а когда на том берегу загорелись костры, переполошились всерьез.

Мы залезли на крышу и стали прислушиваться не подадут ли нам какой знак. Прошел час, другой, но знака не последовало. И тогда Лёшка вдруг громко затянул:

— На речке, на речке на том бережочке…

Первым его поддержал Чиж, потом Ватагин, затем присоединилось несколько голосов внутри блокгауза, возможно от скуки, а возможно подозревая, что запели на крыше не случайно. Песня эта, с лёгкой руки Тропинина, стала популярной в Виктории, её часто исполняли во время застолий наряду с той, что про мороз. Так что к концу первого круга почти пятьдесят глоток дружно ревели:

— Будут Марусю за косу таскати, за косу таскати, в дому запирати…

А за первым кругом сразу же зашли на второй, а потом на третий. Душевная песня. Она гремела среди диких гор, точно гимн.

Мы приготовились к любому повороту событий, внимательно наблюдали за рекой и противником. Утром индейцы предприняли вылазку на тот берег Стольной. Там ещё курились остатки костров, рядом лежали какие-то вещи, вроде мешков или одежды, но людей не было видно.

Большой отряд индейцев осторожно поднялся по склону и вошел в кленовый лес. Тот уже начал желтеть, но еще не просматривался насквозь, как это бывает поздней осенью. Поэтому мы быстро потеряли отряд из виду.

Однако почти сразу неизвестное нам воинство напало на противника с другого берега, но не Стольной а её небольшого притока. Оборонять лесок индейцы оставили не так много людей, приток был мелким, несколько десятков человек быстро перебежали его вброд. Вновь послышалась русская речь, затем ружейные выстрелы.

— Мы должны ударить навстречу, — крикнул Шарль.

На этот раз никто с ним не спорил.

Оставив несколько бойцов в блокгаузе — прикрывать спину, мы выскочили на лесосеку и понеслись так быстро, как могли, учитывая тяжелое вооружение и захламленную пнями и ветвями землю.

Эх, давно мы так не ходили в атаку! Я даже не смог припомнить, ходил ли когда-то вообще? Обычно я придерживался оборонительной тактики.

Подбежав ближе к лесу мы сходу открыли огонь из дробовиков, даже не видя целей, просто для острастки. Многозарядный дробовик Тропинина внешне напоминал револьверный гранатомет и был своеобразным компромиссом между использованием унитарных патронов, которые так и не удалось создать, и однозарядными мушкетоном.

Такие годились лишь для ближнего боя, уступая по дальности не только штуцерам, но и обычным ружьям. Однако и оружию индейцев было далеко до английских длинных луков времен средневековья. Зато дробовики позволили вести очень плотный огонь и были гораздо легче многоствольных ружей. Их можно было нести одному человеку и стрелять с рук.

Нам почти не оказали сопротивления. Мы ворвались в лес, укрылись за стволами и кочками, но дальше не пошли, опасаясь попасть под дружественный огонь. Атакованные с двух сторон индейцы сообразили, что будет лучше вовремя отступить. Они поднялись вверх по склону, а затем склоном же, стараясь держаться подальше от огнестрельного оружия, перебрались на другой фланг осады. Лес на той стороне был нам уже не по зубам, несмотря на подмогу.

Подмогой, конечно, оказалась пропавшая Яшкина группа.

Пока Шарль расставлял пикеты на окраинах завоеванного плацдарма, мы перекинулись парой слов.

— Одному из здешних лесорубов удалось спастись, — сказал Яшка. — Он прятался на том берегу Стольной, а когда дикие взяли вас в оборот, добрался до нас, предупредил. Ну мы подошли, отвлекли внимание, а потом напали.

— А вы где были всё это время? — поинтересовался Лёшка.

— Мы поставили крепость выше верст на десять. Уже в ущелье.

— И вас не тронули? — удивился Лёшка

— Нет, — Яшка пожал плечами. — Но мы хорошо укрепились. Нашли удобный уступ на скалах.

— Может они с притока пришли? — предположил я.

— Или их возмутило что-то ещё, а не поиски нефрита, — сказал Лёшка. — Я всё же думаю на британцев. И корабли их сюда зачастили, и с той стороны гор наверняка движуха какая-то идёт. Трудно ли подкупить пару племён?

— Не знаю. — сказал я. — Не знаю… надеюсь выясним скоро.

Между тем противостояние продолжилось. Индейцы отступили только с одного участка, с двух других сторон за нами по-прежнему внимательно наблюдали. Но атаковать не решались.

Используя передышку, Анчо вернулся к дипломатической работе. Он прислушивался к лесу, затем выкрикивал из-за укрытия то одно слово, то два, менял языки, интонации, словно подбирая ключ к шифру. Теперь ему начали отвечать. Сперва коротко, потом более длинными фразами. Его лицо, сохраняя общее безразличие, иногда чуть озарялось догадкой, и тогда он конструировал новую фразу.

Наконец отмычка вызвала щелчок в его сложной системе мышления. Шкатулка сыграла музыку и приоткрылась. Мухоморщику ответили длинным осмысленным предложением.

— Есть, — довольно заявил он.

— Скажи им, что здесь большие вожди бородатых людей, — предложил Тропинин. — И они хотели бы поговорить с их вождями.

Анчо обменялся с лесом звуковыми дипломатическими депешами. Разговор затянулся. Только поздно вечером мы получили ответ.

— Они согласны говорить, но просят подождать, когда их вожди прибудут сюда.

— Подождём, — сказал Лёшка.

На следующий день после полудня во вражеском стане появилось начальство. Несколько человек с опаской покинули лесное укрытие и двинулись через просеку к блокгаузу. Мы двинулись навстречу. Посреди вырубки сохранилось несколько молодых сосен, там две делегации встретились.