Дождь расходится не на шутку, и мне стоит сдвинуться с места и пойти к ней, если не хочу промокнуть до нитки. Но я не в силах оторвать взгляд и успокоить ускоренное сердцебиение. Жутко бесит, что на меня так влияет какая-то женщина…

Не какая-то. Только эта. Единственная и неповторимая.

Вхожу в ресторан, и по коже проносится приятное тепло. Атмосфера всё же здесь чудесная, располагающая на душевные романтичные вечера. У Люды получилось создать уникальный ресторан, и за это нужно отдать ей почтение.

— Вероника, — произношу тихо, подойдя со спины.

Она едва уловимо вздрагивает и оборачивается. Смотрит на меня расширенными от удивления глазами, а потом резко меняется в лице. Сужает глаза строго и прикусывает нижнюю губу.

— Почему ты не с ребёнком? — укоризненно.

— С ним осталась Олеся. А я пришёл поговорить.

— Не о чем тут говорить, Стёпа, — встаёт с диванчика и равняется со мной.

Стоит рядом, смотря в мои глаза пронзительно, уничтожающе. И у меня опять кровь станет. Физически ощущаю, как струится по спине холодный пот.

— Я принёс цветы, — выдавливаю подобие улыбки.

— Я вижу, — кивает коротко и собирается уйти, но я ловлю её за локоть и тяну к себе.

Шумно выдыхает от неожиданности, но успевает поставить ладонь мне на грудь и застыть. Хочу обнять. Почувствовать её тепло. А она как айсберг. Ледяная.

— Не начинай, пожалуйста, свой спектакль. Люди смотрят! — сипит мне в лицо, отталкиваясь.

Но я не намерен отступать.

— Извини, Ника.

— Поздно.

_63_

— Давай сядем и всё обсудим! — собственный голос кажется механическим, не живым.

— Нет, Стёпа, — упрямится Вероника. — Мы едем к тебе домой, я забираю Максимку и всё. Точка. Никаких "нас" больше нет.

Смотрю в её глаза, полные боли. И осознаю, что теперь это точно финал. Спектакль окончен, свет погашен, зрители медленно расходятся. Пальцы сильнее сжимают локоть жены, потому что это единственное, что сейчас удерживает нас рядом друг с другом. Я как дурак хватаюсь за соломинку и надеюсь, что это нас спасёт.

— Ладно, — ослабляю хватку, и Волкова вырывается.

Опаляет меня ненавидящим взглядом.

— Славно, — её губы вздрагивают в защитной улыбке.

— Славно, — выдыхаю через силу.

Если любишь — отпусти…

— Я вызвала себе такси, встретимся у тебя дома, — уведомляет меня с полным безразличием и разворачивается.

Я остаюсь один с этим проклятым букетом цветов. Провожаю Волкову взглядом. Идеальная. Ну просто божественная! Её силуэт отдаляется от меня так же стремительно, как приходит осознание конца наших отношений. Хочется психануть, дать волю эмоциям, перевернуть к чертям все столы в этом заведении, перебить всю посуду, раздолбать в крошку маленькие миленькие лампочки с дурацким жёлтым светом.

Но я делаю глубокий вдох, перевожу дух, вызываю себе машину.

Мой чёрный внедорожник приезжает раньше, чем такси Вероники. Жду её у входа в дом, который когда-то был нашим. В мыслях по крупицам собираю счастливые воспоминания, стараюсь сохранить их на задворках памяти: каждый поцелуй розовых сладких губ, каждое прикосновение нежных ладоней к моей коже, каждое слово "люблю", прошёптанное искренне и нежно.

В какой момент отношения рухнули? Что важного я упустил? Уже столько выводов сделано, столько опыта впитано, но мы так и не смогли сохранить чувства.

Такси плавно паркуется рядом с лестницей. Вероника выходит торопливо. Дождь всё ещё идёт, пусть и не сильный, но небо затянуто чернильными тучами и ветер такой, что с ног сдувает. Обязательно будет буря!

— Ты чего здесь? — жена косится в мою сторону, проходя мимо.

— Тебя ждал, — открываю перед ней дверь.

В доме тихо. Даже слишком.

— Олеся! — кричит Вероника из светлой прихожей. — Поехали домой! Собирай ребёнка!

Эхо разносит её голос по пространству, а в ответ лишь немое молчание.

— Где они? — посылает в меня взгляд-проклятье.

Пожимаю плечами и снимаю пальто. Медленно поднимаюсь по лестнице, каждый шаг слышен в тишине дома. Ника тоже скидывает верхнюю одежду и идёт за мной по пятам.

Чем выше мы поднимаемся, тем больше тишина пугает. Прошибает до мурашек. Первым делом проверяем в детской игровой комнате: игрушки разбросаны, на маленьком столике стоит бутылочка с соком. Ни няни, ни ребёнка.

— Может, они спят? — выдвигаю версию.

— Быть не может. У Максимки режим. Он бы не уснул в такое время! — шелестит Ника за моей спиной.

— Степан Ефимович! Вероника Алексеевна! — в писклявом голосе няни скопилось столько чувств и эмоций, что пронзает до дрожи.

Мы с Волковой синхронно оборачиваемся, и я застываю, как каменный, смотря в заплаканное лицо Олеси.

— Простите меня, простите! — срывается на высокие вибрации, захлёбываясь слезами. — Я такая дура!

— Что случилось? — не слышу собственных слов за гулким сердцебиением.

— Максима Степанова похитили! — няня закрывает лицо руками.

Парализующий страх заставляет меня перестать дышать, а затем глаза застилает кровавая пелена.

Кто его похитил? Кто посмел?

— Стёпа, что ты стоишь! Ты слышал? — Вероника в панике, глаза шальные. — Олеся, как это случилось? Что произошло?

— Я… Я… Не знаю! Я поставила видео-няню и вышла из игровой на одну минуту… в туалет… а потом, когда вернулась… Максима уже не было…. Я ничего не понимаю…

— Ты обыскала дом? Может, он где-то спрятался?

— Я каждый угол облазила. Его нет. Его украли! Украли!

Одним рывком распахиваю двери своего дома, вылетаю на улицу. Дождь без устали лупит землю, в лужах играют пузыри. Они надуваются белым куполом и бесследно лопаются, превращаясь в грязную пену. Точно так же, как моя вера в лучшее, в искреннее и светлое. А косая ливневая стена смывает следы счастья безвозвратно.

— Макси-и-и-ик, — верещит Вероника с таким надрывом, что у меня сердце взрывается и в хрустальную крошку размалывается.

Она выбежала за мной в одном лёгком кипельно-белом платье, которое стало мокрым моментально и прилипло к худому телу. Губы её дрожат, и кожа почти такого же цвета, как это чёртово платье: белоснежная, с серыми впадинами. Падает коленями в грязь, поскользнувшись, ногтями впивается в сырую землю и кричит что есть силы.

Моя охрана сразу бежит поднимать Волкову на ноги, но молодая женщина заливается слезами и скулит, как дикое животное, раненое ядовитой стрелой.

— Вероника, иди в дом! — бросаю резко и отворачиваюсь.

Смотреть на неё слишком больно.

Я должен помочь Веронике, успокоить, пообещать, что всё хорошо будет.

А будет ли?

Моя голова сейчас лопнет, и мозги придётся собирать на мокром асфальте.

Водитель подгоняет большой внедорожник, тормозит в сантиметре от меня, и я запрыгиваю в машину.

— Нет, нет! Я поеду с тобой! Я поеду! — голос Вероники эхом разрывает пространство.

Но я с силой захлопываю дверь, стараясь вдохнуть воздух полной грудью. Страх сковывает, туманит рассудок, лапает омерзительными щупальцами. Бегущей строкой "а что если..?",а дальше картинки с кровавым месивом, от которых под кожей проносятся мурашки.

Водитель срывает тачку с места, и только за коваными воротами я могу сфокусировать взгляд в экран телефона.

— Как так получилось, Андрей? Почему не досмотрели? — рявкую в телефонную трубку начальнику охраны.

— Извините, господин…

— Срочно поднимай всех знакомых. Кто-то решил объявить мне войну, похитив моего наследника!

_64_

***

_Вероника_

Ефим Святославович приезжает к полицейскому участку спустя полчаса. К этому времени я чувствую, что обессилела окончательно. Хожу по кабинету полковника, кутаюсь в пальто и пытаюсь согреться, но от одной мысли, что я могу больше никогда не увидеть сына, под кожей загорается обжигающий холод. Меня трясёт изнутри. Не помогают ни успокаивающие таблетки, ни обещания Шилова разобраться как можно быстрее.

Волков тоже потерян и сломлен. Его отсутствующий взгляд замер на пустой стене, а лицо не передаёт никаких эмоций.