Мальчик не помнил, на какой именно станице произошел странный эпизод, но незамедлительно принес книгу и они с мамой долго сидели в преддверии сумерек на террасе, смотря на горы в лучах заходящего солнца.

Далеко в перспективе бросала вызов заснеженная вершина, уходящая так высоко вверх, что ее редко можно было видеть, она почти всегда скрывалась за облаками. Немного ближе шли белые отроги, в ближайшей перспективе переходящие в не заснежённые предгорья, впрочем, дымившиеся особенно в холодное зимнее время паром, выходящим из термальных источников.

Над источниками круглый год кружили стаи птиц. Ходить к ним запрещалось. Земля перед источниками напоминала болото, но если знать тропки можно был пробраться.

Тревер с мамой сидели и листали картинки удивительной книги. Но Тревер засунул куда-то очки, и ни одна из картинок не оживала. Нарисованные талантливым художником виды Африки, изображения реальных животных вперемешку с фантастическими застыли в реалистически позах. Казалось, стоит отвести страницу чуть дальше от читателя и сделать счет немного темнее как они оживут и без всяких очков. Но они не оживали. Гиппопотам входил в воды Нила держа в зубах нежный побег лотоса. Никакого намека на сорочку. Как же так? Ведь Тревер видел так недавно совсем другое!

Мама положила руку сыну на лоб: ты переутомился в школе. Надо на неделю освободиться от занятий, съездить к бабушке, половить рыбу, покататься на волне.

Бабушка жила на берегу океана в семье старшего из ее сыновей. Зима – период больших волн и Тревер не упускал случая заняться серфингом в компании таких же молодых, более умелых, чем он, людей. Эй бабушка – бабушка! Он бы с удовольствием поехал, если бы хоть на секунду поверил в свое переутомление. Но он был уверен в реальности всего того, что показывала книг. Как в этом убедить маму, он не знал.

Книга теперь являла собой законченный образец бумажного издания, словно издеваясь над читателем: попробуй-ка докажи, что не свихнулся!

Впрочем, содержание последней страницы все так же интриговало.

Замочная скважина как будто нарисованная, но если присмотреться – видно, что края отбрасывают тень куда-то вглубь. Если поднести глаз вплотную к скважине и заглянуть внутрь, то там не темнота, а мелькание теней. Они кажутся похожими на зверей, а иногда принимают форму людей, даже знакомых. В какой-то момент Треверу показалось, что за замочной скважиной в предстартовой позиции виден папин истребитель.

Вот он стремительно набирает высоту, выходит за пределы земного притяжения и, пронзая пространство, вылетает за пределы солнечной системы.

А в выходные выписали папу.

В понедельник на Базе устраивали день открытых дверей для семей сотрудников, и вся семья поехала смотреть истребители. Серебристые, похожие на странно изогнутые ракушки, они выстроились на аэродроме. Их отливающие перламутром корпуса покачивались в воздухе на невидимых опорах. Зигзаг на первый взгляд мало чем отличался от остальных, только эксперт смог бы отличить машину нового поколения от предыдущих. По крайней мере снаружи. Внутрь попасть было непросто. Корпус машины представлял собой проекцию а наше пространство пятимерного механизма, большая часть которого пряталась вне досягаемости радаров наподобие того, человечек, нарисованный на листе бумаги, на смог бы видеть карандаш, который его нарисовал, если бы жил только в измерении листа бумаги.

Попасть внутрь истребителя через специальную кабинку, расположенную довольно далеко от машины, на краю летного поля. Такая конструкция делала Зигзаг практически неуязвимым для факторов поражения, присутствующих в привычном пространстве. Путем набора комбинации клавиш истребитель можно было сделать истребитель невидимым для любого диапазона радиоволн, а так же непроницаемым для волн гравитации. Как дельфин, обтекающий морскую воду, дельфин мог обтекать губительное излучение любой звезды и беспрепятственно приближаться небесному телу независимо от его массы.

Папа прямо-таки светился от счастья. Сегодня он и его семья могли зайти в кабинку и попасть вовнутрь истребителя, увидеть его таким, как видел папа, хотя бы стоящим на аэродоме. Конечно, такую возможность нельзя было упустить.

Изнутри боевая машина выглядела больше, чем снаружи. И немудрено. В пятом измерении сколько угодно места. В объем с булавочную головку можно вместить целую планету, если есть такая необходимость. Но таковой не наблюдалось. Несколько вложенных комнат, способных вдвигаться друг в друга как пеналы. Спортзал, библиотека с томами древних книг. Не копий, а именно оригиналов. Давно канувших в Лету, но извлеченных оттуда благодаря возможностям пятого измерения. Плутарх, Сенека, утраченные творения Гомера.

– Ты все это прочитал, папа, – недоверчиво спросил Тревер.

Папа только улыбнулся в ответ.

Из библиотека дверь вела в небольшую кухоньку, свет в которую попадал сквозь закрытые шторы.

Мама по-деловому подошла к раковине, увидела горку грязной посуды, засучила рукава, схватила ежик и, недовольно поворчав, принялась драить тарелки с японским рисунком, отмывая их от засохших пятен томатной подливы, кусочков кильки и хлебных крошек.

Папа незаметно подтолкнул в угол опорожненную бутылку из-под текилы. Мама только хмыкнула. Непонятно, заметила она папин маневр или нет.

Треверу пока что нечем было заняться, он вынул из ранца книгу, подаренную мамой, и принялся лениво перелистывать страницы. Очки нашлись в ранце. Рисунки опять ожили, словно подсмеиваясь над хозяином книги. Содержание картинок складывалось в сюжет, понять который можно было только досмотрев сие издание до конца, что Тревер и собирался делать, если не надоест.

Папа, бегло удостоверившись, что домочадцы заняты делом, юркнул в свой кабинет. Сквозь приоткрывшуюся дверь мальчик успел заметить, что папин кабинет, дверь в который родитель всегда тщательно закрывал на ключ, представлял собой ни что иное, как кабину истребителя. Кресло первого пилота было заметно сквозь приоткрытую дверь за миг до того, как она закрылась. На ручке кресла болтался причудливой формы гермошлем, напоминающий каску римского воина, с хохолком на макушке. Несколько десятков индикаторов разноцветно мерцали. Наверное, требовалась целая куча знаний, чтобы вся эта азбука складывалась во вразумительную информацию о состоянии самолета. Папа такими знаниями несомненно обладал, а вот Тревер едва ли смог бы отличить показания высоты от, скажем, угла атаки. Зато с экранами дело обстояло гораздо проще. На объемном мониторе хорошо виднелась местность, где находился аэродром. Горы вдали, словно нарисованные акварелью. Еще дальше различалась даль океана с плывущими по нему кораблями. Вдалеке резвилась стайка китообразных. Тревер не успел рассмотреть животных более четко, потому что его внимание привлек другой экран, с изображением галактики. Сорок миллиардов звезд, одна из которых Солнце. Больше звезд, чем нейронов в человеческом мозгу, словно вуаль мерцала на одном из мониторов. И на другом – сверхскопление галактик, называемое сверхскоплением Девы, куда входит и наша. Стрелка на экране, чувствительно перемещавшаяся под нажатием джойстика, заманчиво подрагивала, словно приглашая в путешествие.

Заметив, что сын подглядывает, папа шутливо погрозил ему пальцем и закрыл дверь кабинета – кабины изнутри.

Тревер пожал плечами. Не очень-то и интересно.

Он продолжил осмотр странного самолета и скоро обнаружил, что изнутри боевая машина выглядела в точности как дом Тревера: та же гостиная, вид со двора на горы, закат, такой же невообразимо далекий, как и всегда, и даже коварное облако над гамаком, подвешенным между пальмами – гамак по-прежнему висел, Тревер с трудом переборол желание в него залезть.

Не прошло и пяти минут, как заговорщическая физиономия папы снова вынырнула из-за двери кабинета.

– Из центра дали разрешение на пробный полет. Полетим?

Конечно, Тревер и мечтать о таком не мог. Он только кивнул. Что же думало по этому поводу мама было совершенно непонятно, поскольку покончив с посудой она принялась за уборку кухни влажным веником.