– Зачем? – Спросил уже совершенно невменяемый от хронического переудивления эльф. – Ты же принцесса и моя жена! Зачем тебе какой-то смысл жизни? Почему нельзя просто жить?!

– Да, но …! – Лиза вздернула указательный палец, в голову лезли лишь какие-то глупости. – Короче, я хочу чтобы никто не болел. И-и-и … чтобы моя жизнь была … полезной. И вообще – я и так устала, а тут еще ты со всякими еб … тьфу! Балами! Давай, милый, иди уже куда-нибудь. Скажи королю, что я очень скучаю по нему и работая буду усиленно думать о нем и его эээ … бале.

Лиза едва держалась. Ей, привыкшей к грубому медицинскому юмору и вообще циничному отношению к жизни, так и хотелось ввернуть что-нибудь эдакое. Однако здравый смысл перевесил. Она демонстративно зевнула, затем умильно склонила голову к плечу и детским голосочком спросила:

– Ты же еще придешь ко мне, правда?

– Да-да, конечно! – Встрепенулся эльф и потянулся к ней, вытягивая губы трубочкой. – Но я могу и не …

– Вот и хорошо, – ласковым тычком в грудь, Лиза наконец выставила бедолагу за дверь, нервно упала на нее спиной, а затем медленно сползла на пол. Да уж. Что-то не везет ей с семейной жизнью – что в одном мире, что в другом. Немного посидев на придверном коврике, она на всякий случай подперла дверь ближайшим комодом и отправилась на кухню выяснять, чем же здесь питаются. Жрать ей хотелось ужасно, просто до заворота кишок. Немного поразмыслив, она наворотила запас бутербродов – жизнь на «Скорой» приучила ее всегда иметь при себе какой-нибудь перекус.

Покончив с ужином, она снова поднялась на второй этаж, сначала посетив помпезную ванную, затем крикливо-яркую спальню.

– Ну и ну! – Пробормотала она, качая головой. – Да я ж теперь не усну, вся такая ослепленная блеском новой жизни. Кто бы мог подумать – принцесса, которая работает на «Скорой». Вернее, на стремительной. И впрямь – чего ей дома не сидится?

С этими мыслями она забралась под невыносимо блескучее покрывало, свернулась калачиком и крепко заснула.

– Аааарч, поднажми! – Взревел Левантевски в окошечко, засунув в него голову так, что едва не застрял там. – У нас самоубийство!

Карета неслась по улицам города, опасно качаясь на поворотах. Лиза с замиранием сердца подумала: вот оно, случилось. Та самая ситуация, когда угроза висит не над пациентом, а над врачом, который всего лишь может опоздать к завершению эволюции еще одного идиота. Рано или поздно это должно было произойти. Интересно, что им грозит, если самоубийца уже помер? Врач потрясла головой отгоняя от себя тревогу. Карета вдруг остановилась. Начался отсчет. Левантевски молча подхватил чемоданчики и нырнул в дверной проем. Вздохнув, девушка последовала за ним.

На этот раз пациентом оказался субтильный молодой человек с грудной клеткой голодающей канарейки. Он лежал на низком диванчике, часто дыша и периодически поскуливая, видимо, в попытке издать героический стон. Услышав шаги, он приоткрыл один глаз и патетическим жестом протянул окровавленную руку в сторону медиков.

– О-о-о! – Многозначительно сказала Лиза, тщательно изучая выданную ей конечность, покрытую сетью мелких порезов. – Ну что я могу сказать. Рана, безусловно, ужасная.

Левантевски тихонько хихикнул и покачал головой. Судя по состоянию руки, паренек изо всех сил пытался покончить с собой, царапая кожу ногтями.

– Да. Ужасная. Но жить вы, к сожалению, будете.

– Почему к сожалению? – Обомлев спросил пациент.

– Потому что после подобного очень высок риск умереть со стыда, – ухмыльнулась врач и парень опустил глаза.

– Да понял я, – страдальчески протянул он, – но у меня дома, к несчастью, не нашлось достойного оружия, чтобы умереть красиво, как и положено дракону.

Парень потер покрасневшие глаза и на минуту отвернулся. Лиза что-то сосредоточенно искала среди медицинских артефактов.

– Все драконы как драконы, – продолжал уныло вещать молодой человек, – здоровенные подкачанные мужики. Да все у них большое! Ну вы поняли, да? – Он всхлюпнул носом и потер лицо рукавом с какой-то сердитой энергичностью.

– Поняла, поняла, – успокаивающе произнесла Лиза, бинтуя страдальца. Левантевски сумрачно сопел у нее над ухом, но не осмеливался заговорить, чтобы предложить заговор на заживление. В конце концов, парень хотел красивого суицида? Вот и пусть теперь девушкам головы морочит своей забинтованной лапкой.

– Ну вот. А у меня … эх! Да вы же видите! Я и не говорю никому, что я дракон – засмеют же.

– А вы дракон? – Заинтересованно спросила знахарица, ловко фиксируя кончик бинта. Паренек закатил глаза и томно вздохнул.

– Младший сын герцога Эрргарда, – с тоскою ответил он, – восемнадцатый. Оттого, видать, и такой жалкий. Настолько жалкий, что даже умереть достойно не могу.

– Вы не жалкий, – врач сочувственно похлопала его по плечу.

– Да? – Вскинул глаза парнишка и просиял. – Спасибо!

– Нет, не жалкий. Вы занудный.

Больной напрягся. Фельдшер тоже.

– Но, согласитесь, это все же лучше. – Лиза завершила свой титанический труд и ласково улыбнулась. – В конце концов, это не так уж и страшно. Вы, к примеру, можете выдать себя за строго упорядоченную личность, любителя порядка и дисциплины. За это вас будут уважать.

Дракон медленно моргнул. Растерянно глянул на Левантевски – тот развел руками и пожал плечами.

– Вы уже передумали умирать? – Строго спросила Лиза. – Очень это рекомендую. Жизнь прекрасна и удивительна, если … если … придумайте сами. Тут может быть много вариантов.

Парень неожиданно оживился и принял вертикальное положение, усевшись на своем вычурном диванчике, обтянутом пафосной ало-серебряной парчой.

– Ну а ты, знахарица, для чего живешь эту свою распрекрасную и удивительную жизнь? – Как-то странно усмехаясь спросил он. Лиза тоже оглянулась на Левантевски. Тот снова пожал плечами.

– Ну-у-у …, – Лиза на мгновение задумалась, затем слегка кивнула каким-то своим мыслям и сообщила, интимно понизив голос, – я ж вра … знахарица. Цель моей жизни – чтоб всем было хорошо и никто не болел. Это вкратце. Ну и чтоб мне тоже было хорошо.

– И что же ты для этого делаешь? – С подозрением спросил восемнадцатый отпрыск дракона. – Я может тоже хочу жить, но не знаю для чего.

– Для начала – просто живите. – Лиза на шаг отступила к двери. – Пусть бесятся ваши враги и радуются ваши родители. По-моему, обе причины достаточно веские, чтобы жить дальше. А там – глядишь и еще какие-нибудь причинки подтянутся. Всего хорошего, не болейте!

Она стремительным шагом покинула комнату, опасаясь, что этот занудный нелюбитель жизни втянет ее в какие-нибудь философские дебаты. Помощь она ему оказала? Оказала. А со смыслом своей занудной жизни пусть разбирается сам.

В карете уже ныла незатейливая мелодия, означающая, что снова нужно куда-то ехать и кого-то спасать. Левантевски покачал головой и что-то сделал, мелодия оборвалась, а в воздухе развернулся полупрозрачный лист с первичными данными. Фельдшер вгляделся в него, щурясь, затем застонал в голос, отчаянным жестом вцепившись в свои роскошные кудри.

– Опять! Опять этот поганец чепыздрюковый! – Трагически возопил он. – Да когда ж он сдохнет-то уже?!

– Так, отставить «сдохнет»! Не в мою смену, ясно? – Лиза вгляделась в лист и безнадежно прицокнула языком. – Короче, я в ваших письменах ничего не соображаю. Давай, переводи мне, что там за особый пациент нам достался? Какой-то из постоянных, что ли?

– Еще бы! – Тоскливо вздохнул Левантевски, пытаясь пристегнуться, затем махнул рукой и потянулся к окошечку. – Арч! Улица Весенних цветов, предпоследний дом. Ну ты понял. Давай только медленно, а? Мне нужно настроиться и взять себя в руки.

Он закрыл окошечко, зажмурил глаза и скорчил серьезную рожу. Лиза с недоумением поглядела на весь этот театр, затем болезненно ткнула фельдшера указательным пальцем под ребра.

– Я так и не поняла, что случилось-то? И почему мы едем медленно? Этот наш зверский шеф сожрет нас со всеми чемоданами, если узнает. Давай уже, рассказывай.