Награжденные же в большинстве своем остались на двухнедельные курсы «красных командиров» — почти полное затишье в боях с армией и приезд свеженького фрунзака Филиппа в помощь Хоакину позволило выдернуть людей из строя и усадить за парты. Вася уже давно заметил, что даже минимальное систематическое обучение существенно повышает качество работы и пренебрегать этим никак не следовало.

— Кстати, ты сам не хочешь поучиться? — спросил его перед уходом Че. — Съездить в Гавану или даже в Москву, там академии…

— Учиться буду обязательно, но потом.

— Это почему же? — команданте даже отвлекся от раскуривания дареной трубки.

— Чую, что мы накануне больших событий. Не сегодня-завтра придется брать власть.

— Ого, с чего же такая чуйка?

— Армия ослаблена, власть пошатнулась, но американцы наращивают усилия. Если нарисовать график возможностей государства от времени, то мы сейчас где-то около нижней точки, — Вася изобразил прутиком в пыли картинку «потенциальной ямы».

— То есть вчера было рано, завтра будет поздно? — процитировал Ленина Гевара.

— Примерно так.

Армия, занятая зализыванием ран, на происходящее реагировала вяло, ей предстояло пройти еще через одно унижение — суд, назначенный над мятежниками. К его открытию партизаны захватили Айкиле, солидный по боливийским меркам трехтысячный город, даже с железнодорожной станцией, пусть и тупиковой. Вот по железке в город и приехал «журналистский паровоз» — собранная стараниями партизан внутри страны и усилиями сочувствующих за границей команда репортеров из боливийских и зарубежных газет. Вася и Че подергали за все доступные ниточки и в Айкиле прибыли перья из Перу, Аргентины, Чили, Франции, Испании и даже США. Последнюю представлял сам Рики Цоси, доставивший в багаже еще несколько моторолок.

Город был выбран не из-за того, что в нем делали лучшие в стране чаранго^[75], а из-за наличия вместительного здания Трибуналес, местного суда, куда и притащили всю свору журналистов, добрую сотню свидетелей и захваченных в Пасарапе парамилитарес. Отвечавший за все это Инти даже сумел выписать из Ла-Паса известного адвоката и суд, хоть и скорый, и упрощенный, имел теперь все необходимые атрибуты.

— Подсудимый, встаньте.

— Вы не имеете права!

— Это народный суд, право нам дал народ. Ваше поведение может быть истолковано, как неуважение к суду.

В присяжные набрали и городских, и сельских, разного рода — Инти был уверен в доказательствах. В зал заседаний, помимо журналистов и публики привели послушать и разоруженных полицейских с военными, которых застукали в городе, вокруг пятнадцати подсудимых стоял конвой из десяти бойцов в черно-красных банданах и повязках. Выступавший за прокурора Поло быстро огласил список преступлений — бессудные убийства, изнасилования, поджоги, грабежи…

Дальше потоком пошли свидетели и улики, начиная от пачек фотоснимков до извлеченных из жертв пуль, показания жителей Сейбаса и Пасарапы… Не ограничиваясь судом и журналистами, партизаны раздали брошюрки с обвинениями и фотографиями всем в зале. Столичный адвокат умело выловил пробелы в доказательствах по нескольким арестантам и потребовал освободить их.

Присяжные совещались около часа, затем судья огласил приговор и репортеры метнулись на почту, отправлять телеграммы и звонить в редакции. На следующий день газеты вышли с парными заголовками — суд над мятежниками в Ла-Пасе, несмотря на доказательства, отпустил почти всех, за исключением пятерых генералов и полковников, отправленных под трехлетний домашний арест. Даже невзирая на всплывший приказ Рохелио Миранды расстреливать депутатов в случае сопротивления. Ну а что, госпереворот же национальная забава, за что тут в тюрьму? Общественного порицания достаточно.

Контрастом к этому шли сообщений из Айкиле — трое оправдано полностью, четверо отпущены на поруки, восемь признано виновными, приговор приведен в исполнение немедленно. Даже упрощенное партизанское судопроизводство впечатлило доказательной базой и подходом к делу и, несмотря на жестокость наказания, заметно выигрывало в глазах простых людей по сравнению с комедией в столице.

* * *

Касик прошел вдоль строя и еще раз осмотрел бойцов. Кто бы мог подумать весной 1966 года, что у него будет больше двух тысяч воинов, да еще таких… Твердо держали матовые от смазки винтовки и пулеметы рядовые герильерос, радостно скалились недавние выпускники минометных курсов, гордо несли свои ящики радисты… Колонне Серапио поставлена непростая задача — ей предстояло пройти через контролируемую властями территорию, на юго-запад департамента Ла-Пас, населенный индейцами-аймару, и создать там вторую свободную зону. Недаром и сам Серапио и все его бойцы тоже аймару. Ну, за исключением пятерых инструкторов, но на фоне полутора сотен их и не заметно.

Задачу решали по этапам — там, в треугольнике между Колкире, Куиме и городком со смешным для Васи названием Сика-Сика уже куплены несколько усадеб-финок и заложены первые склады. Второй фронт имени Пумасинку шел той же дорогой, что и первоначальный отряд Че, только с гораздо более глубокой разведкой и гораздо более широким обеспечением. Часть людей туда уже переправили, вернее, инфильтровали под видом обывателей, но вот минометы придется тащить все двести километров на себе, везти их слишком стремно. Чтобы не изматывать бойцов, запланировано нечто вроде эстафеты — около крупных дорог намечены площадки, где привезенная на грузовиках смена будет принимать вооружение от прошедшей свою часть маршрута и двигаться дальше. Если все пройдет по плану и аймару присоединятся к Тупаку Амару, что весьма вероятно, судя по их настроениям, то под контролем партизан окажется четверть страны.

И это не последний отряд, который щупальцами выбрасывает свободная зона. Уже завтра касику предстоит смотр колонны «Хорхе Масетти»^[76], состоящей из аргентинцев, парагвайцев и гуарани, им назначено уйти на самый юг департамента Тариха, на границу с Аргентиной и даже за нее.

Еще через день, если, конечно, он успеет добраться до нужного лагеря — формирование колонны «Педро Атуспария»^[77], с которой он рано или поздно уйдет в Перу и потому к ее подготовке касик относился максимально серьезно, выбивая из штаба лучших бойцов-кечуа, а из начхоза Римака — лучшее снаряжение. Сначала в перуанские края отправится Чино, следом Эустакио и Бланко, индейцы из Аякучо. Первоначальным районом намечены окрестности тамошней Тараты (да, в Латинской Америке полно повторяющихся названий), у границы с Чили и Боливией, затем должно начаться движение на северо-запад, в сторону Куско.

Но сначала — Боливия.

* * *

«Площадь 14 сентября», точнее, скверик сто на сто метров с пыльными кебрачо и пальмами в самом что ни на есть центре Кочабамбы — прекрасное место для встреч. Вдоль одной из сторон площади стоит двухэтажное здание присутствий, с префектурой и полицейской комендатурой департамента, в центре водружена колонна с орлом в ознаменование давно позабытых побед, кругом праздные люди, причем их немного — конечно, если сейчас не перерыв в конторах. Все просматривается насквозь, конспирируй, сколько душе угодно. В самом деле, кто сможет заподозрить в обычном горожанине, сидящем на скамеечке прямо напротив фронтона с государственным гербом, одного из самых разыскиваемых подпольщиков?

Обозревая красоты колониального стиля — все эти ручки и дверные молотки из потемневшей бронзы на солидных створках красного дерева, упрятанных вглубь галереи первого этажа или ряд узеньких балкончиков с коваными решетками вдоль этажа второго — человек прихлебывал горячий кофе, аккуратно придерживая новомодный картонный стаканчик за ободок, чтобы не обжечься.

— Эй, Пако! — окликнул его шедший мимо мужчина.

— Пабло! Привет!

Прохожий затормозил и приземлился на ту же скамейку, обычное дело — случайно встретились два приятеля и теперь обсуждают последние новости.