Валентин Яковлевич тут же полюбопытствовал:

– А какой будет вопрос?

Михаил задумался. Была у него одна мечта, которую он давно собирался воплотить в жизнь – хотелось написать роман, ну или хотя бы повесть. Все упиралось в отсутствие стоящего сюжета. Со стороны это могло показаться странным: «Как журналист да еще «криминалист» не знает, о чем писать?».

Однако, изучив не один десяток дел от убийств до грабежей, Михаил так и не определился с сюжетом. Ничто его не цепляло. Казалось, что другие авторы уже создавали нечто похожее, а повторяться не хотелось.

«Может Валентин Яковлевич что-то расскажет? Попытка не пытка…» – подумал Михаил и произнес:

– Все просто… И это даже не вопрос, а скорее просьба. Я хочу услышать историю. Случалось ли в вашей практике рассматривать дело, которое для вас стало особенным? Возможно, произвело сильное впечатление, потому и запомнилось, выделившись на фоне других? Если да, расскажите о нем…

– Значит, чтобы было особенным, да? – задумчиво пробормотал Валентин Яковлевич и уже громче произнес: – А знаете, Михаил, имеется на моей памяти одно такое… Детали и обстоятельства его настолько неоднозначны, что до сих пор не забываются.

Мужчина сделал короткую паузу, во время которой на морщинистом лбу появились дополнительные складки.

– Предлагаю подняться наверх и уже там продолжить наш разговор. История будет долгой.

– Ничего не имею против, – произнес Михаил.

Возле лестницы молодой человек в знак почтения и уважения пропустил друга и наставника вперед себя, погасил освещение в опустевшей комнате и поднялся следом.

В гостиной царил приятный полумрак. Плотные шторы закрывали винтажные окна, стекла которых украшали причудливые морозные кружева. Тишину пустующей комнаты нарушали размеренный ход маятниковых часов, веселое потрескивание догорающих в камине поленьев, да едва слышный тоскливый отзвук завывающей метели на улице.

Возле камина стоял журнальный столик, украшенный искусной аппликацией в виде виноградной лозы, выполненной из шпона благородных пород деревьев. По обе стороны от него разместилась пара удобных кресел, обитых расшитой узорами тканью. Дополняли убранство комнаты антикварная мебель и книжный шкаф во всю стену, доверху заполненный не менее древними и ценными раритетными изданиями знаменитых в свое время авторов, чья мудрость и опыт хранились на пожелтевших от давности лет страницах фолиантов.

На столике лежал отполированный до зеркального блеска поднос, на котором стояла небольшая бутылка, на две трети наполненная темно-янтарной жидкостью, и несколько бокалов, похожих на нераскрывшиеся бутоны тюльпанов.

Валентин Яковлевич шаркающей походкой подошел к камину, молча взял висевшую на его боковой стенке кочергу. Разворошил горящие угли и подбросил парочку новых поленьев из тех, что аккуратной пирамидкой лежали рядом. Сухое дерево быстро разгоралось. Выставив перед собой обе ладони, мужчина насладился исходящим от пламени теплом.

Отойдя от камина, хозяин дома уютно разместился в кресле. Жестом пригласил гостя присесть рядом. Все происходило при полном молчании. Валентин Яковлевич сосредоточился на воспоминаниях. Михаил, видя отрешенный взгляд мужчины, терпеливо ждал обещанную историю. Валентин Яковлевич устало потер виски, после чего нагнулся к столику, протянув руку к бутылке. Желтые языки танцующего огня отражались от поверхности стекла, создавая вокруг себя неповторимые узоры света и тени, которые, появившись на мгновение, исчезали, чтобы тут же возникнуть в новом сочетании ярких красок языков пламени и черного бархата тьмы.

Мужчина разлил напиток по двум бокалам, наполняя их на четверть.

– Угощайтесь, – сказал Валентин Яковлевич, ставя бутылку обратно на поднос.

– Спасибо, не откажусь, – произнес Михаил, забирая бокал, стоящий перед ним.

Пожилой мужчина также взял свой. Прохладное стекло приятной тяжестью легло в теплую мужскую ладонь.

– Знаете, что отличает коньяк от других напитков? – задумчиво произнес Валентин Яковлевич, рассматривая пламя камина через благородный напиток, оценивая цвет.

– Что?

– Коньяк не любит праздную суету. Для него нужно создать особую атмосферу или обстановку. Сейчас благоприятно и то и другое… Ваше здоровье, Михаил, – произнес хозяин дома.

– Ваше здоровье, Валентин Яковлевич…

В тишине комнаты раздался приглушенный стеклянный звон.

Затем молодой человек без лишней возни за пару глотков осушил бокал. В то время как хозяин дома приблизил бокал к лицу, вдыхая тонкую гамму ароматов коньяка.

Сначала это были едва заметные ванильные нотки. Следом появилось что-то цветочно-фруктовое, словно ветер смешал нежное благоухание розы и терпкий запах лесного ореха. Перед тем как отпить коньяк, Валентин Яковлевич ощутил в исходящем от напитка запахе аромат кофейных зерен, пряностей и дуба. Сделанный глоток отозвался приятной волной тепла по телу и шоколадным послевкусием.

– Хороший коньяк. Вкусный, – резюмировал Михаил.

«Всего лишь вкусный?!» – Валентин Яковлевич снисходительно улыбнулся.

Он не стал озвучивать, откуда и как к нему попал этот эксклюзивный напиток, и сколько его собеседник смог бы прожить на стоимость одной такой бутылки.

Валентин Яковлевич, сделав пару глотков, отложил свой недопитый бокал на стол и все с тем же задумчивым выражением лица поинтересовался:

– Миша, вы знакомы с моей дочерью?

– С Полиной? Да, знаком, – ответил Михаил и после короткой паузы уточнил:

– Она имеет какое-то отношение к тому, что вы хотите мне рассказать?

– Может да, – все так же задумчиво ответил Валентин Яковлевич, – а может и нет…

Мужчина устремил взгляд на горящие поленья.

– Мама Полины – Наденька умерла при родах. И дочь мне пришлось растить и воспитывать самому. Хотя нет, не совсем так. Мне все же пришлось прибегнуть к услугам няни. Потерю жены я переживал крайне тяжело. Но ради дочери, ставшей смыслом моего существования, мне пришлось научиться быть сильным. Полина выросла красивой девушкой и очень похожей на мать. Почти одно лицо, если не присматриваться. И, тем не менее, дочь – это всего лишь дочь…

Валентин Яковлевич замолчал. Михаил не торопил с продолжением истории. Вступление к ней (он так расценил услышанное) несколько запутало его.

– Событие, о котором я вам расскажу, произошло раз в тот период моей жизни, когда Полине было три или четыре годика. А у меня открывались широкие перспективы на адвокатском поприще…

Сделав большой глоток коньяка, Валентин Яковлевич вновь заговорил.

– Его звали Эдгард Бербер. Врач. Талантливый хирург. Как и мне, ему пришлось пережить личную трагедию. В аварии погибла жена. А дочь, которая чудом осталась жива, он воспитывал сам. Но что-то пошло не так…

***

Говорят, люди делятся на два типа: на «сов» и на «жаворонков». В семье Эдгарда и Марины Бербер роль жаворонка досталась их дочери Карине, юному спортивному дарованию двенадцати лет от роду.

Девочка жила своим увлечением – художественной гимнастикой. Усердно тренировалась и все ради того, чтобы стать однажды Олимпийской чемпионкой.

Вся жизнь Карины строилась вокруг этого желания. А успешные выступления на юниорских соревнованиях и блистательные победы на них приближали заветную мечту.

Родители одобряли стремление дочери. Разделяли с ней успех, поддерживали, когда случались редкие неудачи.

Сами Эдгард и Марина своему знакомству обязаны нескольким обстоятельствам.

Например, тому, что их ВУЗы находились в непосредственной близости друг от друга. Их разделял сквер, в котором частенько прогуливались студенты обоих учебных заведений.

Другим – стал гололед, который всегда появлялся в межсезонье, пока зима с весной выясняли отношения, не желая уступать друг другу права на сезон. Днем пригревало солнце, подтаивал снег, а по ночам заморозки сковывали все в лед.

В тот памятный день Эдгард Бербер, студент третьего курса медицинского института, прогуливался по скверу после лекций. Перед ним шла группа девушек из соседнего института. Молодые барышни, словно стайка разноцветных щебечущих пташек, беззаботно шутили и смеялись громким заразительным смехом.