– Илюха, ты аранжировку сделал для конкурса? – когда они, наконец, расселись в маленькой кухне, отхлёбывая чай, спросил Давид.
– Сделал, – кивнул Илья, глядя в тарелку. Больше всего его сейчас занимала горячая пицца. Но из-за тревожной мысли кусок застрял в горле. – А где мы ударника-то возьмём? Я же на квартет рассчитывал.
– Что бы вы без меня делали? – ухмыльнулся Давид, – нашёл я барабанщика. Завтра встречаемся на месте. До нашего позора осталось две репетиции.
– Как говорят певчие нашего храма, – встрял Лёшка, – лучше пять минут позора, чем сто часов репетиций.
– Лёха, ты и здесь устроился петь в церковный хор? – удивился Илья.
– А чем мне на жизнь зарабатывать? На вас, что ли, надеяться? У Давида есть накопления, у тебя тоже, а меня голос кормит.
– И неплохо кормит, – подмигнул Илье Давид. – Кстати, пацаны, я слышал наших конкурентов по конкурсу…
Они бросили жевать и уставились на приятеля, но тот тянул…
– И что? – сипло спросил Алексей.
– Я вам скажу… у нас все шансы выиграть, – весело подмигнув обоим, закончил Давид, – только как бы раньше времени не раскрыть нашу программу, а то ещё свистнут номер.
– Не свистнут, – задумчиво проговорил Илья, – но ты прав, всё равно раскрываться не стоит. У меня есть план…
Теперь друзья переключились на него, и Илья выложил им свою гениальную идею.
Глава вторая
Джазовая филармония походила на расстроенную музыкальную шкатулку. Как только Илья с приятелями зашли внутрь, со всех сторон на них обрушились хаотичные звуки разных инструментов. Музыканты разыгрывались в холле, на лестнице и везде, где только могли пристроиться. Давид уверенно пошёл вперёд, зная, что скоро подойдёт их очередь репетировать на сцене, а Илья с Лёшкой не торопились. Алексей, бедолага, тащил за спиной сумку с контрабасом, поэтому не мог идти быстрее, чтобы не удариться обо что-нибудь или об кого-нибудь. А Илье было всё интересно в этом уникальном месте – Джазовая филармония Санкт-Петербурга… Ещё год назад он и мечтать не смел, что окажется здесь.
Со стен на них приветливо смотрели корифеи джаза: Луи Армстронг, Бенни Гудман и хозяин сего заведения – маэстро Голощёкин со своим ансамблем. Многих Илья не знал, но читать имена уже было некогда. Показался Давид и зашипел на них, чтобы они шевелились…
В зале ещё играла предыдущая группа. Тихо расположившись за столиками в конце зала, они стали слушать. Исполняли профессионально, уверенно и с таким азартом, что Илье это показалось странным. Зачем так выкладываться на репетиции? Могло быть только одно объяснение – напугать, ошеломить конкурентов. Глаза музыкантов блестели от какого-то шального веселья, которое они, наверное, принимали за свинг. Но чуткий слух Ильи сразу уловил разнобой в темпе и нечёткое вступление после соло саксофона. Всё дело было в том, что солист не подал ясный сигнал для напарников.
Похожая проблема была и у них в группе. Давид так увлекался своим соло, что иногда не успевал махнуть в нужном месте. Илья вступал интуитивно, а Лёшка с его флегматичностью просыпал. Давид всё останавливал, ругался и потом давал чёткое вступление, но в следующий раз повторялось всё снова…
– Это москвичи, я уже слышал их, – негромко сообщил Давид.
– Солист у них что надо, – чтобы подразнить его, прошептал Илья. Тот не понял шутки и неприязненно посмотрел на сцену, потом на Илью.
– И что из этого?
– Ничего, – с невинным видом пожал плечами Илья, – просто не понимаю, почему ты решил, что мы легко получим первое место?
– Потому что у нас репертуар сложнее. А у них слишком всё предсказуемо.
– Предсказуемо?.. – задумался Илья, – это ты хорошо сказал. Надо нам сыграть что-нибудь нетривиальное…
– Придумал что-нибудь? – глаза Давида загорелись. Он знал, что Илья на аранжировки был мастер.
– Да я уже написал, но… могу вставить в свой проигрыш обязательной части сюрприз.
Давид осторожно, без звука, хлопнул его по коленке.
– Давай… А, вот и наш ударник.
В зал заглянул белобрысый парнишка и вопросительно посмотрел на друзей. Давид подскочил к нему и что-то спросил на ухо. Тот кивнул и уселся рядом с ними.
– Это Семён, – тихо представил его Давид.
Илья достал из рюкзака ноты и протянул парню.
Подходила их очередь репетировать. Давид уверенно подошёл к сцене и недвусмысленно показал ребятам на часы. У Ильи засосало под ложечкой. Так было каждый раз перед выходом на сцену, и ничего с этим нельзя было поделать.
Предыдущая группа со смехом и разговорами собрала ноты и инструменты, но ребята уходить не собирались, а в открытую уселись в зале.
– Эй, коллеги, а вы не в цирке раньше выступали? – зычно пробасил саксофонист, – в группу по росту набирали?
– По росту, по росту, – проворчал Илья, садясь за рояль, – вас только не дождались, пришлось мне учиться играть.
– Я так и понял, приятель, – не успокаивался москвич, – вы же не против, если мы тоже вас послушаем?
Илья открыл было рот, чтобы сказать, что они могут послушать и поучиться, как надо играть, но Давид пресёк их перебранку:
– Илья, заткнись, – негромко приказал он, а потом повернулся к москвичам и спокойно ответил снисходительным тоном преподавателя:
– Если перестанете болтать, то можете остаться.
Ударник уже что-то наигрывал на барабане, а Лёшка пробовал струны, любовно поглаживая свой контрабас. Пробежав по клавишам, Илья удовлетворённо кивнул – рояль был настроен идеально. Однако сегодня нельзя было играть в полную силу. Это был тот самый план, который он предложил приятелям. Пусть конкуренты их не опасаются.
Давид начал с обязательного произведения из джазовой классики. И с серьёзными лицами, в противоположность москвичам, без азарта, они начали играть. Столичным музыкантам вскоре стало скучно, и они, шумно, не стесняясь в насмешливых выражениях по поводу игры "провинциалов", наконец убрались из зала.
По лицу приглашённого ударника было видно, что он засомневался – стоит ли позориться с этакой группой? Но Давид, подмигнув Илье и Лёшке, предложил сыграть их самый сложный номер. Семён послушал несколько секунд и включился, всё больше увлекаясь заразительной мелодией. И всё-таки Давид не выкладывался в полную силу – сегодня было слишком много чужих ушей.
– Достаточно на сегодня. Остальное на следующем прогоне, – улыбаясь, объявил он.
Через несколько дней они снова собрались на репетицию. С утра пораньше народу в филармонии было мало, и можно было играть как следует. Илья с удивлением заметил, что Давид начал нервничать. Его манеры стали суровыми, как у надсмотрщика над рабами, и неторопливый блюз, со вздохами саксофона, напоминающими о тяжёлой работе негров на плантации, был как нельзя кстати. Любое отклонение Ильи в импровизацию он тут же пресекал. С досады хотелось хлопнуть крышкой рояля и уйти. Последней каплей было, когда Давид сам ни с того ни с сего поменял темп в уже выученной композиции.
