Тириз строго так посмотрела на меня, затем проговорила недовольным тоном:

– Такое даже я не одобряю, Марисанта.

– Знаю. Но я осторожна всегда. Правда. Да и делала так пару раз, не более. Не говори отцу только, пожалуйста. А то запрет в особняке до конца жизни, – добавила тихо, уже жалея о том, что сказала об этом ей, ведь она хоть и была свободных нравов, но за мою репутацию явно боялась.

– Хорошо, не скажу. Но только ты должна обещать мне, что с наступлением темноты из дома без присмотра ни ногой. Мало ли что может случиться. Время неспокойное. Зачем дразнить судьбу? Да и за отцом не следи. Он мужчина, Марисанта. Где он пропадает ночами, тебе знать того не надобно.

– Да знаю, – я виновато опустила голову. – Просто мама плачет всегда по вечерам. Поэтому я и хотела узнать, куда он ходит. А потом, как поняла, то…, – шмыгнула носом, теребя край пояса. – Она красивее мамы? – посмотрела из-подо лба на Тириз.

– Кто? – она удивленно изогнула брови.

– Ну она, женщина, к которой ходит мой отец. Я видела, как он подавал руку какой-то даме невысокого роста, когда она выходила из черной кареты. Не разглядела ее только толком. На ее голову был наброшен капюшон с меховой оторочкой.

Тетка откинулась на спинку стула и, тарабаня по столу пальцами, проговорила после непродолжительного молчания:

– Можно я не буду отвечать на этот вопрос?

– Почему? – враз ощетинилась я.

– Потому, что ты его дочь. А говорить ребенку о любовницах его отца – это кощунство.

– Но…

– Нет, – она резко оборвала меня. – Такой жизнью живет львиная доля мужчин, Марисанта. И от моего ответа тебе легче не станет. Красивей она твоей матери или нет – это роли не играет, если ты хочешь понять, почему отец твой предпочел кого-то ей. Это его выбор, его грех и не стоит тебе копаться в том, чего тебе лучше не знать, – она замолчала и недовольно свела брови.

– И это ведь не театр. То место, где ты выступаешь. Так ведь? Это скорее бордель? – подумав, я все-таки задала вопрос. – И бордель твой. Поэтому он называется «Renascentia». Возрождение. Как дань твоей магии исцеления. И поэтому никто из семьи не общается с тобой. Потому, что ты отнюдь не актриса. Так? Слуги не зря судачат. Скажи мне правду. Я уже не маленькая.

Тириз, помедлив, встала из-за стола и подошла к окну. Обняв себя руками, она устремила взгляд на улицу и наконец, после продолжительного молчания, проговорила:

– Много лет назад я была очень похожа на тебя. Не слушала родителей, дерзила, перечила, поступала так, как считала нужным. В отличие от твоей матери, которая всегда была образцом кротости и послушания. Глупая кроткая овечка. Она как на закланье шла под венец с мужчиной, для которого была лишь выгодной партией и не более того. Прости, Марисанта, но твой отец относится к тем мужчинам, которые любят лишь себя, – она бросила на меня беглый, грустный взгляд. – Не в силах смотреть на все это, в день их свадьбы я сбежала из дома и в итоге оказалась на землях лугару, где познакомилась с мужчиной. Взрослый, опытный, властный. Он казался мне богом. Первая любовь, это так завораживает и ослепляет. Мне так хотелось быть свободной, любимой и желанной, что я попрала все законы семьи и ковена. Порочная, но такая сладкая связь с мужчиной-лугару. Он давал мне все, о чем только могла мечтать молоденькая, не видавшая жизни девочка, которую с малых лет держали в ежовых рукавицах и для которой мир вне границ ее дома был сплошной придуманной сказкой. Сказкой, – она горько усмехнулась. – Страшной сказкой. Этот волк ввел меня в мир развлечений, который были под запретом для чопорной жены, и который казался мне таким сверкающим. Деньги, наряды, вино, утехи, балы, обожание – все это было у меня благодаря ему. Все было настолько слащаво и пропитано каким-то адским наваждением, что в один из дней я поняла, что это абсолютно не то, чего я хочу. Я хотела не этого закулисья жизни желанного мужчины. Хотела блистать с ним рядом не на закрытых для порядочного общества балах, а на тех, куда он водил свою жену. Но мне, любовнице-ведьме, двери в эту часть его жизни были заперты. Не знаю, чего я ждала от него. Мне ведь сразу было сказано, где мое место. В общем, когда я поставила условие, он даже не раздумывал ни минуты. Просто подошел к комоду, достал оттуда увесистый такой мешок с золотыми монетами и спокойно положил его передо мной на стол, поблагодарив за услуги. В общем, вернулась я сюда с жутким желанием покончить с собой, но при деньгах. Мать с отцом даже на порог дома меня не пустили, сестра даже выйти не пожелала ко мне. Помню, села я на лавку, а в руках этот мешок с золотыми, да как начала реветь. Сколько я так просидела, лишь небесам ведомо. Дождь потом полил. А я не уходила. Мимо проезжала повозка и вдруг остановилась. Из нее выглянула красивая женщина с длинными седыми волосами, перекинутыми через плечо. Она вышла на улицу и протянула мне руку, сказав, что все будет хорошо. И с того самого момента стало именно хорошо. Она научила меня жить для себя самой, а не для мужчин. Она по крупицам собрала из меня ту Тириз, которую теперь все знают. Когда она умерла, заведение, которым она владела, по завещанию перешло ко мне. С той самой минуты оно и стало называться «Renascentia». Возрождение. Бордель? Я бы так не сказала. Это развлекательное заведение, Марисанта. Это не какое-то злачное место, где только придаются греху и не более того. Оно как было почитаемо даже самим наместником еще при первой его хозяйке, так и осталось таким же.

– Но жен туда не водят, – сурово проговорила я.

– Не водят, – повела бровью Тириз.

– Ты так говоришь, словно все еще любишь его, этого мужчину. Ты простила его? – помедлив, спросила я.

– Сложно сказать, – пожала плечами Тириз. – Может и простила, а может и нет. Столько воды утекло с того времени. Люблю ли? – усмехнулась, бросив на меня беглый взгляд. – Как оказалось не так сильно, как свою семью. Тебя и твою маму.

– Нас? – удивленно спросила я. – А мы при чем здесь?

– Ни при чем, – она подошла ко мне и погладила по плечу. – Не бери в голову.

– Вечно ты не договариваешь чего-то, – я медленно выдохнула и встала из-за стола. – Мне, наверное, нужно идти. А то моя компаньонка с ума сойдет точно, если я приеду на полчаса позже положенного.

– Не осуждай меня. Знаю, что такой родственницей, как я, уж точно не гордятся. Но это мой грешный путь. Другого у меня нет, – Тириз подошла ко мне и осторожно приобняла за плечи.

– Я и не осуждаю, – пожала плечами. – Ты мне такую печальную историю про себя рассказала, что мне впору молиться за тебя. Какое уж тут осуждение. Не отвернись от тебя наша семья в свое время, может и не было бы этого твоего…возрождения.

–Ты такая уже взрослая. Спасибо тебе за понимание и за то, что ты вопреки воле матери общаешься со мной. Мне это очень важно, – она легонько поцеловала меня в лоб. – Ты ведь так похожа на меня, моя девочка. Жаль, что судьба сложилась так, как сложилась. Очень жаль, – она задумчиво провела рукой по моим волосам и добавила, подойдя к стоящему в углу комнаты комоду, – раз уж ты сегодня будешь блистать на том городском развлечении, позволь мне сделать тебе подарок, – открыв шкатулку, она достала из нее мерцающие изумрудным блеском бусы и протянула их мне.

Я изумленно посмотрела на крупные изумруды и проговорила:

– Они? Откуда они у тебя?

– Ну, в мое заведение вхожи те, кто может позволить себе иметь эксклюзив раньше, чем он будет представлен миру, – Тириз усмехнулась и повела бровью. – Они красиво оттенят твои волшебные зеленые кошачьи глазки, – развернула меня к большому зеркалу и приложила украшение к моей шее. – Видишь? Мне кажется, что больше, чем тебе, они вряд ли кому подойдут. Марисанта, ты меня слышишь?

– Да, конечно, – словно очнувшись от оцепенения, растерянно улыбнулась я, переведя взгляд с отражения изумрудов в зеркале на свою красавицу-тетку, которая была словно моя сестра, несмотря на разницу в возрасте. – Но ты поговоришь с отцом? – вновь нахмурила лоб, взяв в руки бусы и повернувшись к ней. – И может…не только поговоришь? – умоляюще посмотрела на Тириз. – Ты ведь можешь внушать, я же знаю. Если он не воспримет твои слова серьезно…может внушишь ему?