– Партия? Как в шахматах?

По щекам катятся слёзы, а я никак не могу это остановить. Какая же жалкая. Миасс поднимается и протягивает мне руку. Не спешу принимать помощь. Этран поднимает меня, схватив за рубашку на плечах, разворачивает лицом к себе и, наклонившись совсем близко, чеканит каждое слово, пытаясь вбить их в мою голову:

– Когда кости будут съедены, правители объединятся под началом Бога, оставленного без благословения. Реки окрасятся кровью, дети вырежут свои семьи, из пепелищ выйдут новые чудовища. Двухглавые змеи, пожирающие друг друга веками, в золоте и шелках, ждут, когда кто-то поведёт их на верную гибель. Молния ударит дважды, всё начнется с этого и тогда отступать будет уже некуда. Головы будут лететь с плеч, безумие поразит царство, а два щенка будут грызть кости своих предков, пока один из них не одержит победу. Костяные послушницы бросят забирать души и не упокоенные споют свою последнюю песню на истлевших останках, когда ноги проклятых Богов отравят своим присутствием землю.

– А что…что делать мне? – заикаюсь, дрожа всем телом. Этран усмехается, наклоняется так близко, что наши носы соприкасаются. От Беса пахнет сырой землей и дождём. Почему-то мне кажется, что именно такой воздух на кладбищах. Холодные пальцы Этрана цепляются за мокрую ткань, когда он упирается ладонями мне в ключицы.

– Плыви. Иначе мужчина, что так отчаянно молится о твоём здравии на берегу, окончательно сведёт меня с ума.

***

Пока Катунь и Стивер волокли меня по берегу, Амур стоял поодаль и увлеченно беседовал с Сиярой. Гончие вились вокруг них, виляя хвостами. Я пыталась идти сама, но ноги словно отказали. Свесив голову, я всё никак не могла перестать крутить одни и те же мысли по кругу.

Они зовут себя Бесами – промежуточным этапом между Старыми и Новыми Богами. Непризнанные и изгнанные, они затерялись среди болот и горных озер, веками ожидая страждущих и вероотступников. Сегодня бесы откликнулись на мои молитвы.

Самым же страшным открытием для меня оказалась вовсе не безрассудность попытки умереть в ледяных водах Черного Озера, а поразительная схожесть между потусторонними существами и людьми. Если мы столь похожи, значит ли это что Боги человечны? Или же в каждом человеке живет чудовище?

***

Промокшая до нитки. Униженная и оскорбленная своими способностями пловца, сижу на печи ведьмы, выводя буквы углем. Сияра готовит что-то в котелке над огнем, то и дело пересекая комнату до шкафа с склянками и обратно. Стивер и Катунь ушли на охоту, чтобы хоть как-то отплатить ведьме за помощь.

«Он чертов психопат» – записываю в блокнот под пристальным взглядом Разумовского, стоящего поблизости, словно злой надзиратель.

Не соврала ни разу. Амур – убийца, лжец и полный моральный урод. Он не ценит никого кроме себя.

В голове эхом звучит его голос: «Ты не такая как мы, ты замечательная, но какой от этого толк, если я даже похоронить тебя не смогу?»

Даже тогда ему было плевать – умру я или нет. Его беспокоило лишь то, что под рукой нет лопаты выкопать для меня могилу. Это смешно, потому что моя яма уже вырыта и просто ждёт своего часа. Партия будет доиграна до конца.

Глава 13. Амур. Разделяй и властвуй.

За сотню косых саженей, когда лес только начал редеть перед нами, я увидел его. Огонь. Он, рыжими всполохами пожирал яблони и дровник в самом углу двора Маркова. Бегу к дому чучельника, придерживая склянки со снадобьями, что мне отдала Ведьма. Катунь тащит Инессу на спине, та вяло указывает рукой на сноп искр и дыма, поднимающегося в небо. Стивер остаётся где-то позади, когда наши ноги вступают на вспаханный Марковым чернозем. Хастах стоит у дровника. Из-за охваченной огнем двери раздаётся вопль. Женский, с надрывом. Бросаюсь к сараю, но Хастах преграждает мне путь.

– Не беспокойся. Это всего лишь Идэр.

Смысл сказанных им слов доходит долго.

Идэр. Идэр. За дверью всего лишь Идэр. Моя несостоявшаяся жена, монахиня, моя предательница. Женщина, что встречала меня вечерами в нашей спальни, а потом уничтожила мою семью.

Толкаю Хастаха и бегу к дровнику. Пламя жаром опаляет лицо. Прячу ладони в рукава и выдергиваю черенок от лопаты, подпирающий дверную ручку. Из сарая, наполненного дымом, вываливается Идэр. Рукава её рясы тлеют, когда она падает на землю и обтирает влажной землей обожженные руки. В воздухе пахнет дымом и горелым мясом.

Молча гляжу на Хастаха. Тот говорит без тени сомнения или вины:

– Сам бы ты не смог. Я просто сделал то, что должен был.

От злости перехватывает дыхание.

Идэр хватается за мою штанину и жалобно, словно побитая собака, ищет во мне защиту. Рукава моей предательницы обгорели, ладони и предплечья покрылись красными волдырями. Желание придушить Хастаха становится невыносимым. Хочу открутить его пустую голову и пнуть так, чтобы та долетела до Святого Града Дождя, к самому порогу Волгана Воронцова.

– Почему ты спас её? – вопит Хастах, замахиваясь ногой на Идэр. Инесса соскальзывает со спины Нахимова и кидается на Хастаха. Едва успеваю остановиться и не ударить их обоих.

– Не потому, что любит, – Катунь зачерпывает деревянным ведром воду из бочки. – а потому что без врага его жизнь перестанет иметь смысл.

Идэр поднимает раскрасневшиеся глаза на меня, а мне нечего возразить. Именно поэтому я так и не смог её прикончить, как бы сильно не ненавидел. Хастах презрительно фыркает.

– Ты ещё глупее, чем я предполагал! Зачем ты это сделал? – Катунь подаёт Инессе ведро с мутной дождевой водой. Моя предательница, вцепившись в воротник рясы, плачет, не издавая ни звука. Дровник продолжает полыхать, как и единственная близрастущая корявая яблоня. Хастах выжидающе глядит на меня, вытирая руки, по локти измазанные сажей о рубашку.

– Пытаешься заслужить его прощение? – насмехается Катунь, хватаясь за голову. Нахимов бродит из стороны в сторону, приговаривая:

– Ты никогда не сделаешь этого. Не таким способом!

Хастах пожимает плечами. Инесса помогает Идэр опустить обожжённые руки в воду. А я стою и не знаю, что мне делать. Впервые за десятилетия я просто не понимаю, как мне поступить.

– И каким же?

От вялого тона Хастаха меня начинает трясти с новой силой. Он постоянно переступает черту. Всегда переступал.

– Амур помешан на контроле, а ты всё занимаешься самодеятельностью. О, Гордыня, я воздаю тебе хвалу! – Катунь складывает ладоши и поднимает взгляд к небу, затянутому серыми тучами. – Тебе не удастся завоевать уважение просто потому, что ты – не я.

– Да? – вопит Хастах. Выражение глупого смирения наконец сходит с его лица. Остаётся только злость. – Потому что я не пью, как лошадь, не хватаю к себе в постель первую попавшуюся срамную девку? От того что я умею читать, в отличие от тебя – неуча?

Катунь бьет Хастаха по лицу. Тот падает на спину, зажимает руками кровоточащий нос. Инесса вскакивает и роняет ведро с водой. Стивер неуверенно подходит, в ужасе оглядывая Идэр, Хастаха и полыхающий сарай. Губы его становятся тонкой полоской, а лицо мрачнеет. Катунь вытирает кровь с костяшек пальцев о штаны, нависая над Хастахом.

– Потому что мы все здесь чтобы выполнять приказы.

***

Мы собрались за круглым столом на завтрак. Как одна большая дружная семья, члены которой презирают друг друга.

Забавно осознавать, что со своей семьей я делал так – примерно никогда.

Я ужинал с царём и Советом во дворце, завтракал в одиночестве дома, ещё когда солнце не показывалось на горизонте, а обедал зачастую на ходу, прячась на псарнях или в домах замужних придворных дам. Жаль, что мы так не собирались вместе.

Стою во главе стола, разглядывая свое изуродованное отражение в фарфоровой чашке с чаем. За моей спиной висит голова медведя. По спине пробегают мурашки, а шрамы будто лопаются вновь, ощущая смертельную близость Зверя. Отвлекаюсь, смотря на собравшихся.