В этой истории с негативной стороны неожиданно «засветился» и первый секретарь обкома Г.П.Богомяков. Как он, профессиональный гидрогеолог и один из тех, кто не дал в начале 60-х осуществиться еще одной гиблой затее – сооружению Нижне-Обской ГРЭС в низовьях Оби, оказался в числе высокопоставленных лоббистов безумно дорогого и абсурдного проекта по переброске водных ресурсов на юг – до сих пор для многих остается загадкой. Единственным оправданием может служить лишь то обстоятельство, что много воды утекло с тех пор, когда одаренный паренек из далекой сибирской провинции, а затем подающий надежды молодой ученый Геннадий Богомяков был гораздо ближе к реальной жизни, людям и природе. Теперь уже другими путями-дорогами ходил основательно забронзовевший в своей партийно-государственной опытности, самоуверенности и непогрешимости товарищ первый секретарь обкома Богомяков…

Решение Политбюро ЦК КПСС от 16 августа 1986 года прекратило проектные работы по переброске части стока северных и сибирских рек в южные районы страны. Оно однозначно было принято в числе неотложных мер после апрельской аварии на Чернобыльской АЭС. Более того, рождение этого документа проходило в ожесточенной борьбе так называемой «хлопковой мафии» с защитниками природы, которых объединили и возглавили ученый-геолог с мировым именем, академик АН СССР Александр Леонидович Яншин и известный писатель, академик Российской академии наук, главный редактор журнала «Новый мир» Сергей Павлович Залыгин. В конечном итоге победили здравый смысл, отсутствие финансов и настрой горбачевской команды, сумевшей тогда отделить зерна истины от плевел самодурства и коррупции.

Писатель, академик и по базовому образованию тоже инженер-гидролог Сергей Залыгин отмечал положительную роль Богомякова в отказе от строительства Нижне-Обской ГЭС в Салехарде, однако сожалел, что они оказались оппонентами по вопросу поворота сибирских рек. Вот что он писал в своем публицистическом сборнике «Заметки, не нуждающиеся в сюжете»:

«…И я вряд ли победил бы эту глупость, если бы у меня не было союзников. Я о них не знал, но они знали обо мне, зная, в гласную часть проблемы не включались, предпочитали «не засвечиваться», подставляли меня. Действовали за сценой, но, вероятно, только поэтому три моих статьи и увидели свет в «Литгазете» – в газете для теневых умов оказавшейся удобной, самой удобной: писательская, а мало ли что писателям взбредет на ум?!

Этими теневиками (которые, конечно же, имели своих людей и в Госплане, и в Совмине, и в академических кругах, не знаю – имели или нет в ЦК: там никто не засвечивался) были геологоразведчики – они-то знали, какие страна (и они сами по себе) потерпит убытки в связи с затоплением.

Через 15 лет, на писательском выезде в Тюмень, тамошний 1-й секретарь обкома Г.П.Богомяков, недавний геологоразведчик нефти и газа, в своем обширном выступлении так и объявил: 15 лет тому назад, день в день, Госплан, обсуждая статьи Залыгина, отменил ТЭО Нижне-Обской ГЭС. Он же рассказал, как это было.

Они, геологи, человек что-то около десяти, встали в гостинице рано и отправились в газетные киоски еще до открытия. Киоски открылись, они купили «Литгазету» с моей последней статьей (значит, знали о ней заранее?), экземпляров около ста, пошли в Госплан, развесили «Литературку» на спинки стульев зала заседаний. Когда собрались все участники заседания (кажется, был и Косыгин), на них это произвело впечатление: кто велел развесить газету? А вдруг – высокое начальство? Так или иначе, но на том заседании ТЭО было отклонено, а на нашей тюменской встрече я впервые узнал, как было дело, и мы с Богомяковым обнимались (для сведения журналиста Игоря Огнева, просившего прощения у Богомякова: история, описанная Залыгиным, не напоминает историю с богомяковским письмом-подстраховкой в ЦК по запредельному отбору нефти на Самотлорском месторождении? – прим. М.М.).

Забегу вперед. Ирония судьбы – лет через десять мы оказались с Богомяковым по разные стороны баррикады: он выступал как рьяный сторонник переброски стока сибирских рек в Среднюю Азию, мне даже казалось, что его устами говорил Рашидов. Где Богомяков теперь – не знаю…» (Залыгин С. П. Заметки, не нуждающиеся в сюжете. – Журнал «Октябрь», №10, 2003).

––

Залыгинские слова – «…мне даже казалось, что его устами говорил Рашидов» звучали как высший моральный приговор, ведь имелся в виду сам Шараф Рашидович Рашидов, донельзя обласканный брежневским Кремлем первый секретарь ЦК компартии Узбекской ССР, вместе с казахстанским партийным лидером Кунаевым один из главных интересантов поворота сибирских рек и ярый оппонент восставших против этого проекта экологов. В залыгинских воспоминаниях эта тема звучала так: «Это была мафия, в которой только внешне не доходило до убийства. Они мне много раз в лицо говорили: поздно мы тебя засекли. Нам бы годика на полтора-два до твоих статей, и все было бы нормально…» (Сергей Сергеев. Несостоявшаяся катастрофа. – Журнал «Живая история», №6 (6), 2.07.2017; http://lhistory.ru/statyi/nesostoyavshayasya-katastrofa?).

Как говорится, дальше ехать некуда, можно не продолжать…

Однако все-таки стоит напомнить молодым читателям, не заставшим то время, о печальном финале партийно-государственной карьеры Рашидова. После смерти Л.И.Брежнева 10 ноября 1982 года и избрания 12 ноября того же года Юрия Владимировича Андропова генеральным секретаря ЦК КПСС расследование коррупционных злоупотреблений в Узбекистане вступило в решающую стадию. В начале января 1983 года Рашидову был объявлен устный выговор, фактически означавший предложение о добровольной отставке, но этого не произошло. В феврале того же года Политбюро ЦК приняло постановление о расследовании злоупотреблений в хлопководстве Узбекистана и поручило Генпрокуратуре СССР создать следственную комиссию.

В начале апреля 1983 года такая комиссия была создана под руководством следователей по особо важным делам Т.Х.Гдляна и Н.В.Иванова. Как выяснила комиссия, коррупцией в Узбекистане заправляли пять региональных кланов при поддержке Рашидова, которому все «отстегивали» долю. Любой общесоюзный проект всегда представлял лакомый кусок, а уж поворот сибирских рек с баснословной стоимостью был как манна небесная, поэтому за него шла особая ожесточенная битва. Коррупция в республике цвела пышным цветом: по свидетельствам СМИ и очевидцев звание героя соцтруда можно было получить за 1,5 миллиона рублей; пост первого секретаря райкома партии стоил 200-300 тысяч рублей; столько же стоила должность ректора вуза; для поступления в институт нужно было платить от 2 до 5 тысяч рублей и т.д. Наиболее прибыльной отраслью являлось «белое золото» – хлопок.

Через год после смерти Брежнева и начала работы следственной группы Гдляна, осенью 1983 года, Рашидов скоропостижно скончался. Слава Богу, за нашим тюменским «первым» подобных грехов не водилось…

––

Отказ на высшем уровне от поворота сибирских рек стал своего рода первой внушительной победой нарастающего движения «зеленых». Психологический шок от чернобыльской катастрофы, казалось, пошел на убыль, но поводов для экологических протестов меньше не стало. Митинги в защиту безопасной среды проживания бушевали повсюду и при этом быстро политизировались. Требовать открыто «Долой КПСС!» было еще страшновато, а вот лозунгов типа «Долой переброску рек!» или «Нет новым Чернобылям!» становилось все больше.

В экологический прорыв устремились все протестные неформальные сообщества и свободная пресса, политика гласности стала пожинать первые плоды перестройки. Публикация в прессе заявлений группы Яншина и Залыгина в защиту природы подняла огромную волну народного возмущения против опасного проекта и, воленс-ноленс, против самой КПСС. Горбачевский пул еще пытался выставить себя в выгодном свете, но маховик гражданских протестов раскручивался все сильнее. В повестках митинговых страстей стали доминировать вопросы политики и экологической безопасности.

Случилось то, чего «архитекторы перестройки» никак не ожидали – не пресловутое экономическое ускорение, а экология и в первую очередь Чернобыль вкупе с авантюрным поворотом рек стали переломным моментом и испытанием на прочность для всего Советского Союза…