Причем даже это стихотворение бьшо опубликовано с купюрами.

О том, что не понравилось цензорам, 2 июля 1990 года рассказал сам Евтушенко в своем письме в только что созданный музей Высоцкого на Таганке: «Я услышал о похоронах Володи запоздало по американскому радио, когда мы с друзьями на моторных лодках плыли в Монголии по Селенге.

В этом же году, осенью, на черноморском побережье уже вовсю развернулась торговля его записями — голос Высоцкого звучал почти из каждой машины, а надпись над одним из киосков у Сочи “В продаже — Высоцкий” меня глубоко пронзила своей рыночной вульгарностью. В декабре 1980 года, буквально перед началом моего концерта в Риге, я написал эти стихи и впервые прочел. Они были приняты в “Юности”, но, однако, Главлит в последний момент снял целый кусок со строк “Тебя хоронили, как будто ты гений…” до слова “…Хлопуши”. Как говорил мне редактор “Юности” А. Дементьев, шеф Главлита Романов сказал, что я отождествляю самого Высоцкого с каторжником, и, следовательно, всю советскую систему с тюрьмой. Также он сказал, что, говоря о “семидесятых” как о годах, небогатых гениями, я иду вразрез с тезисом о расцвете советской литературы. Кроме того, цензура восстала против сравнения Окуджавы с Чеховым, сочтя это чуть ли не богохульством. Впоследствии я эти строки восстановил»[3244]. И тот же Романов, когда Евтушенко написал «Киоск звукозаписи», выговаривал ему: «Что Вы, Евгений Александрович, преувеличиваете! Пройдут годы, и о Высоцком все забудут»[3245]!

Что же касается Дементьева, то теперь он нам рассказывает сказки о том, что, дескать, никогда не знал Высоцкого лично, но всегда любил его стихи и песни: «Я не был знаком с Высоцким, но всегда ценил его актерский и песенно-поэтический дар. Еще когда журналом “Юность” руководил прекрасный писатель и удивительный человек Борис Николаевич Полевой, а я тогда был его заместителем, мы решили опубликовать у себя подборку его песен. Однако “высшее начальство” категорически этому воспротивилось»[3246].

***

Как известно, по стихам Андрея Вознесенского на Таганке было поставлено два спектакля — «Антимиры» и «Берегите ваши лица», — в которых играл Высоцкий и декламировал, в том числе под гитару, многие тексты Вознесенского: «Мне Золотухин рассказывал, что, когда он где-то с Высоцким снимался и Володя писал свою “Баньку”, они пытались разгадать мой код. Брали стихи и разбирали по косточкам. Пытались развинтить по частям. Я думаю, Володя многое взял от меня. Тот же обрыв строки… Это еще Юрий Петрович Любимов виноват. Когда он ставил Лермонтова, “Героя нашего времени”, первый их неудачный спектакль, он сказал актерам: “Смотрите на Вознесенского! Он Лермонтов нашего времени”»[3247] (примерно как Высоцкий говорил Туманову о Евтушенко: «Женька — это Пушкин сегодня!»).

Влияние стихов Вознесенского на поэзию Высоцкого действительно имело место, и многочисленные переклички между их произведениями уже отмечались исследователями¹⁴⁴, но все же это влияние было вторичным, и переоценивать его не следует, хотя в 4975 году Высоцкий написал Вознесенскому целое стихотворное посвящение. Приведем из него первую строфу:

Препинаний и букв чародей,

Лиходей непечатного слова

Трал украл для волшебного лова Рифм и наоборотных идей.

Отдельно стоит остановиться на спектакле «Берегите ваши лица» по стихам Вознесенского, премьера которого состоялась 40 февраля 4970 года (сохранилась соответствующая фонограмма). Спектакль репетировали почти год, и за это время они почти не расставались, а в декабре того же 4970 года по приглашению Высоцкого Вознесенский посетил его свадьбу с Влади.

О самом спектакле Вознесенский вспоминал так: «В образе тети Моти Высоцкий исполнял мое стихотворение “Время на ремонте”. Эти стихи были центром композиции спектакля “Берегите ваши лица!”. Когда он их играл и пел, он понимал, что следующей песней будет “Охота на волков” и, как делал часто, сознательно шел на гротеск. В образе тети Моти, в дурацком и таком узнаваемом платочке, он был уморителен и упоителен. Стихи эти цензура всё время снимала. Власти потребовали изменить первоначальный текст, снять все бытовые подробности. Мое стихотворение начиналось так: “Как архангелына времен, / На часах над Воронцовской / Баба вывела “Ремонт” / И спустилась за перцовкой. / Верьте тете Моте: / Время на ремонте»¹,

Нетрудно догадаться, почему Высоцкому был близок образ «тети Моти». Строка «Время на ремонте» является метафорой застоя (еще в одном стихотворении Вознесенского, звучавшем в «Антимирах», говорилось: «Время! Остановись! Ты — отвратительно!»). В поэзии Высоцкого встречаются близкие по смыслу мотивы безвременья и замкнутого круга. Вспомним, например, его «Песню об обиженном Времени» (4973): «И тогда обиделось Время, / И застыли маятники Времени», — причем дальше говорится именно о «ремонте»: «Смажь колеса Времени не для первой премии — / Ему ведь очень больно от трения. / Обижать не следует Время, / Трудно и тоскливо жить без Времени», — или стихотворение «Я никогда не верил в миражи…» (4979): «Мы тоже дети страшных лет России — / Безвременье вливало водку в нас».

«Со сцены же, — продолжает Вознесенский, — звучал совсем другой текст: “Как архангельша времен, / На ночных часах над рынком / Баба вывела ‘Ремонт’, / Снявши стрелки для починки”. А строчки про тетю Мотю вообще запретили. Но все в зале знали, какие произвели изменения и, конечно, животики надрывали. Высоцкий очень хорошо понимал всю серьезность этого стихотворения. Неслучайно рефрен: “Прекрасное мгновение, не слишком ли ты подзатянулось”, - он не пел, а произносил, не заговаривал, а специально выговаривал, осознавая точность и важность этих слов. “Время остановилось, Время ноль-ноль. Как надпись на дверях”. <…> На разборке спектакля в ЦК партии требовали, помимо прочего, снять как раз место с “Прекрасным мгновением”. Там много чего требовали: отказаться от “Охоты на волков” и от Высоцкого вообще. Как они говорили: “Давайте снимем Высоцкого, и тогда будет легче разгова-

44, Сёмин А. Из Вознесенского в Высоцком (Часть I, театральная) // Владимиру Высоцкому — 70: Народный сборник. Николаев: Наваль, 2008. С. 473 — 487; Он же. Из Вознесенского в Высоцком (Часть II, литературная) // Владимиру Высоцкому — 74: Народный сборник. Николаев: Наваль, 2009. С. 220 -23i.

445 «Верьте тете Моте!». Сегодня Владимиру Высоцкому исполнилось бы 63 года // Общая газета. М., 2001.25–34 янв. № 4. С. 9.

ривать”. Но я писал роль Поэта именно для Володи, причем этот спектакль был единственным, где я, автор, разрешил исполнителю петь собственные стихи: Высоцкий специально для спектакля написал две песни. Для меня — и тогда, и теперь — он является единственно возможным исполнителем роли Поэта: только он умел так сочетать иронию и серьезность, бытовую хохму и высокий трагизм»[3248].

Действительно, наибольшую тревогу у чиновников вызвала «Охота на волков». Дадим слово жене Вознесенского Зое Богуславской: «Трудно забыть ту зловещую тишину на премьере, воцарившуюся в зале после исполнения В. Высоцким запрещенной “Охоты на волков” (единственный текст, вставленный в произведение Вознесенского), шквал аплодисментов, долго не отпускающий его зала, и сразу же острый холодок предощущения беды. “Я из повиновения вышел — за флажки, — жажда жизни сильней! Только сзади я радостно слышал удивленные крики людей”, - это звучало как призыв к действию.

Снимая спектакль, власти ссылались на присутствие (“без всякого предупреждения”) важных иностранцев, в том числе посла Канады Роберта Форда, которые стали свидетелями “ужасной крамолы”. Но публика была не дура, все понимали, что суть запрета в другом»^[3249].