Про кагэбэшника герой говорит: «Он писал — такая стерва!..», — и столь же нелицеприятно он обращается к врачам: «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочки, гадюки (падлюки)! / Я больше не хочу сидеть, / Сложа худые руки»[1924]; причем если кагэбэшник «всю ночь писал и вот уснул», то и главврач долго писал протокол, после чего утомился: «А это доктор, он устал: / Вон смотрит обалдело» /5; 400/.
Перечислим еще некоторые сходства: «Получалось, будто пьянь я» /1; 445/ = «Я перепил вчера» /5; 400/; «Личность в штатском — парень рыжий» = «Все рыжую чертовку ждут»; «Соблюдал свою секретность» = «Чего строчишь? А ну, покажь / Секретную муру!»; «Это значит — не увижу / Я ни Риму, ни Парижу / Никогда!» = «Здесь вам не Лондон, не Париж!» /5; 381/, «И ворон крикнул: “Nevermore!”» /5; 80/; «Он везде за мною следом» = «Когда б за мной не глаз да глаз…»[1925] [1926] [1927]; «Заглянул в его тетрадку» = «Взглянул я — ёкнуло нутро: / Знакомая работа! / Как бойко ёрзало перо, / Перечисляя что-то»269.
В свете сказанного можно заключить, что «личность в штатском» — это и есть главврач, то есть разные образы власти (тем более что в психушках «лечением» инакомыслящих зачастую занимались офицеры КГБ и МВД).
Через несколько месяцев после песни «Про личность в штатском» была написана песня «Про черта» (начало 1966 года), ситуация в которой также предвосхищает песню «Ошибка вышла»: «…И спросил: “Как там у вас в аду / Отношенье к нашим алкоголикам — / Говорят, их жарят на спирту?”» = «Я перепил вчера» /5; 403/, «Эй! Как тут принято у вас?»2?0, «Ведь скоро пятки станут жечь» /5; 79/ («Как там у вас в аду?» = «Как тут принято у вас?»; «алкоголикам» = «перепил»; «жарят» = жечь»).
В ранней песне к герою явился черт, а в поздней «все рыжую чертовку ждут», и оба сюжета связаны с выпивкой. Отсюда — многочисленные сходства: «Слышу вдруг — зовут меня по отчеству» /1; 176/ = «И жирно брызнуло перо / Фамилией в бумагу» /5; 379/; «Черт икал, ругался и молчал» /1; 177/ = «А доктор бодро сел за стол, / Икнул осатанело» /5; 383/ (кстати, главврач тоже молчал: «Шуршанье, хмык и тишина» /5; 374/); «Черт мне строил рожи и моргал» /1; 176/ = «Он мне подмигивал хитро» (АР-11-62), «А <он> кряхтел, кривился, мок» (АР-11-44); «А я ему тихонечко сказал» = «Я встал тихонечко, как мышь»[1928]; «Я, брат, коньяком напился вот уж как!» = «Мол, братцы, дайте я прочту» /5; 393/, «Я перепил вчера» /5; 403/; «Кончился коньяк — не пропадем, — / Съездим к трем вокзалам и возьмем» = «Я обнаглел и закричал: / “Бегите за бутылкой!”» /5; 386/; «Или он по новой мне пригрезился» = «Видение, исчезни!»[1929] [1930] [1931]; «Но растворился черт, как будто в омуте» = «Вдруг словно канули во мрак / Портреты и врачи»; «Я не то чтоб чокнутый какой» = «Под чекану-того кошу»2?3; «Ну неужели, черт возьми, ты трус?!» = «.Допелся, черт возьми»
Различие же связано с тем, что черт садится на плечо к лирическому герою, а ворон — на плечо к главврачу: «Слезь с плеча, а то перекрещусь!» — «Раздался звон — и ворон сел / На белое плечо». Кроме того, в ранней песне сам герой смеется над чертом, а в поздней — уже врачи насмехаются над героем: «Насмеялся я над ним до коликов» — «Смеялся медицинский брат — / Тот, что в дверях стоял» /5; 388/.
Предшественницей песни «Ошибка вышла является и другая песня 1966 года — «А люди всё роптали и роптали…»: «У ресторана пьяные кричат» /1; 496/ = «Я перепил вчера» /5; 400/; «Позвать сюда, кто главный в этом зале!» /1; 496/ = «А самый главный сел за стол…» /5; 76/; «И им завзалом, чтобы не ругаться, / Сказал: ““Прошу без шума, дорогие!”» /1; 496/ = «Мне желто-белая спина / Ответила бесстрастно: / “Не надо шума, старина! / Нам ваша подпись не нужна, / Нам без нее всё ясно! <…> Мы, милый, просто завели / Историю болезни”» /5; 380 — 381/; «Кричали, умоляли и роптали» /1; 496/ = «Я ёрничал и умолял»2™, «Кричу: “Начальник, не тужи…”» /5; 381/.
А в конце 1965 года Высоцкий написал песню «Про сумасшедший дом», где лирический герой также оказывается в психбольнице, поэтому данная песня содержит закономерные сходства с «Историей болезни»: «Сказал себе я: “Брось писать”» = «Но я сказал себе: “Не трусь”»[1932], «Забыть про ремесло» (АР-11-56); «Ох, мама моя родная..» = «Не бойся, мама, я не трус»[1933] [1934] [1935] [1936]; «Я жду, но чувствую уже…» = «Но чувствую отвратно…»; «Хожу по лезвию ноже» = «Лежу на сгибе бытия» (АР-11-51), «На грани я, но начеку» /5; 392/; «Бывают психи с норовом: их лечат — морят голодом, / И врач сказал, что и меня туда переведут» /1; 453/ = «Мне врач сказал: “Как вы больны!”»277. Однако герой здоров: «Пока я в полном здравии» = «Здоров я, граждане, как бык» /5; 402/; «Рассудок не померк еще» = «У меня мозги за разум не заходят, верьте слову», «Но я им все же доказал, / Что умственно здоров».
В ранней песне психи «норовят» героя «лизнуть», а в поздней они его связывают: «Подручный — бывший психопат — / Вязал мои запястья». Поэтому герой обессилен: «Ей-богу, нету сил!» = «Нет, надо силы поберечь, / А то ослаб, устал».
В первом случае герой говорит о психах: «Они ж ведь, суки, буйные», — а во втором обращается к врачам: «Колите, сукины сыны…».
Интересно, что в черновиках медицинской трилогии главврач, советуя герою «укрыться» в психушке, демонстрирует знание его биографии: «Уйди на срок из-под опек, / Отторгнись от шашлычной» /5; 375/.
То, что за лирическим героем была постоянная «опека», то бишь слежка, известно из многих произведений («Узнаю и в пальто, и в плаще их, / Различаю у них голоса» /5; 24/, «Не приведи, господь, хвоста, / За мною следом»; АР-6-184), а то, что он любил проводить время в шашлычной, следует из песни «Я в деле»: «А после я всегда иду в кабак»: стихотворения «Я был завсегдатаем всех пивных…»; «Сказочной истории»: «В кабаке старинном “Каме” / Мы сидели с мужиками» (АР-14-150); «Моей цыганской»: «В кабаках — зеленый штоф, / Белые салфетки». Да и в песне «Проложите, проложите…» поэт протягивает руку своим врагам («Но не забудьте — затупите / Ваши острые клыки») и приглашает их с сотрудничеству: «И без страха приходите / На вино и шашлыки». А в песне «Я скоро буду дохнуть от тоски…» он сожалеет о том, «что не доел в Батуми шашлыки / И глупо отказался от сулгуни».
О тотальной «опеке» со стороны властей говорилось и в песне «Я был душой дурного общества» (1962), где лирический герой оказывался в таком же положении, что и в песне «Ошибка вышла»: «И гражданин начальник Токарев, падла Токарев / Из-за меня не спал ночей»27 = «Я, гражданин начальник врач, / Ко многому привык. <…> Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, падлюки!»279; «Но на допросы вызывал» = «Эй, за пристрастный ваш допрос / Придется отвечать!»; «И дело не было отложено» = «И что-то на меня завел, / Похожее на дело»; «Мой адвокат хотел по совести…» = «От протокола отопрусь при встрече с адвокатом»; «Я стал скучающий субъект» = «Я никну и скучаю». И если в первом случае «кто-то скурвился, ссучился, шепнул, навел» на лирического героя, который в итоге «сгорел», то сам он во втором случае «ни на кого не показал».
