<…>

Наполни бак! Жратвы навалом!

Залейся пивом — и не тормози!

Дави зевак! Лежать им, либералам,

Под колесом истории, в грязи!

Финалом зонта вроде должна была стать строфа — вот эта:

И съехав с автобана на грунтовку,

Глушу мотор — и перед стаей всей

Швыряю в грязь эпоху как дешевку:

— Кто первый за любовью? Вожделей!

<…> Иногда он не сдерживался, и начинал писать “под себя”. Была, скажем, такая просто прекрасная строфа -

Дразню над пропастью нечистого:

— Поддай нам жару, Асмодей!

А мне Судьба кричит неистово:

— Бери левей!

От нее пришлось отказаться. Потому что на первый план выходило пронзительное “я” самого Высоцкого. Появлялась та тоска, та ностальгия, которые сразу же делали “бритоголового” — бунтарем, человеком, которому действительно больно.

Это вообще интересное было явление. Стоило Высоцкому вложить себя во что-то, как это “что-то” начинало искриться на высшем уровне и излучаться высокою жизнью. А для “Махагонии” этот его дар оказался губительным: “шарага” и “банда”, о которой мы хотели рассказать, приобретала черты неприкрытой привлекательности. Я первый начал с ним этот разговор. Сначала он просто отмахнулся, не хотел задуматься, а потом признался, что этот подонок-мотоциклист ему лично не такой уж и отвратительный, как он того хотел…

Не тут ли причина того, что этого дела мы не завершили? Высоцкий никогда не мог быть прокурором: он не судил, — переживал своих героев. А для переживания Брехт не годился, он — декоративный.[1449]

Сказанное здесь в полной мере применимо и к «Песне Гогера-Могера» (1973), где главный герой, с одной стороны, изображен таким же «.левым» бандитом, но во многих его репликах проглядывает бунтарская сущность самого Высоцкого и его отношение к советской власти, что входит в противоречие с негативным образом героя: «На нашу власть — то плачу я, то ржу: / Что может дать она? — По носу даст вам!». Сравним с наброском «Знаю, / Когда по улицам, по улицам гуляю…» (1975): «И в нос, в глаз, в рот, в пах / Били…» /5; 608/.

А в начале главы мы уже приводили буквальную перекличку между «Песней Гогера-Могера» и «Лекцией о международном положении»: «Я, Гогер-Могер, — вольный человек, / И вы меня, ребята, поддержите!» = «Лишь дайте, только волю, мужики!».

В этих цитатах отчетливо видна свободолюбивая личность самого поэта, лирический герой которого находится в заключении и просит своих сокамерников помочь ему освободиться и поддержать в попытке «добраться до высшей власти», поскольку «мы с вами чахнем в смоге»: «Доверьте мне — я поруковожу / Запутавшимся нашим государством!» = «Шах расписался в полном неумении — / Вот тут его возьми и замени! <.. > А мне бы взять Коран и — в Тегеран!». Поэтому в обоих случаях герои характеризуют себя одинаково: «Без наших крепких рук — галиматья» /5; 203/ = «Но мы крепки и каждый голенаст» (АР-3-134); противопоставляют себя другим людям («слабакам»): «В Америке ли, в Азии, в Европе ли — / Тот нездоров, а этот вдруг умрет» /5; 224/ = «А я и пары ломаных юаней / За ваши мощи хилые не дам» /5; 528/; говорят об «искривлениях» в обществе: «Искореним любые искривленья» = «Но вот он — перегиб и парадокс» /5; 223/ (такая же конструкция встречается в посвящении «Олегу Ефремову»: «Но вот вам парадокс и перегиб»); хотят сбежать: «Куда бежать от этакой напасти?» /5; 528/ = «Сбегу, ведь Бегин тоже бегал» /5; 545/; и стать во главе государства: «Как только доберусь до высшей власти!» /5; 203/ = «К концу десятилетия окажутся / У нас в руках командные посты!» /5; 546/ (сравним еще в черновиках стихотворения «Солдат с победою», 1974: «Из бедного житья — / Да в царские зятья. / Пущай солдат над нами властвует!»; АР-11-172).

Не забудем и про тот факт, что «Песня Гогера-Могера» формально посвящена китайской тематике, а в «Лекции» лирический герой говорит: «Там Мао делать нечего вообще!», «Вы среди нас таких ребят отыщете — / Замену целой “банды четырех”!».

Но самое удивительное — что в «Лекции» герой заочно обращается к своей любимой женщине, из-за которой попал в тюрьму: «…Когда б ты знала, жизнь мою губя, / Что я бы мог бы выйти в папы римские, / А в мамы взять, естественно, тебя!». А в черновиках «Песни Гогера-Могера» он обращается к своей матери-императрице: «И вы меня, о Мама, поддержите!»[1450] /5; 528/ (впрочем этот мотив встречался уже в черновиках посвящения к 50-летию Ю. Любимова «Я не знаю, зачем, кто виной этой драмы…», 1967: «Я не знаю, зачем, [посоветуюсь с мамой]»/2; 556/).

Концовку же «Песни Гогера-Могера»: «И я устрою вам такой скачок, / Когда я доберусь до высшей власти]», — можно понять лишь в свете роли Гамлета, впервые сыгранной Высоцким в 1971 году:

— Гамлет прежде всего мужчина, который в жестоком веке с большой целеустремленностью занял престол. Он имеет пылкий характер, в то же время он студент, очень интеллигентный, образованный. Гамлет имеет много планов в своей жизни, и несмотря на предчувствие своей гибели, он должен пройти через все, что преподнесла ему судьба.

— Согласны ли Вы с Гамлетом?

— Я думаю, что да, и он тоже согласен со мной.[1451]

Эту «целеустремленность занять престол» лирический герой демонстрирует и в той же «Лекции о международном положении»: «.. я бы мог бы выйти в папы римские <.. > Я б засосал стакан — и в Ватикан! <.. > А мне бы взять Коран — и в Тегеран! <.. > И если ни к чему сейчас в Иране я, / То я готов поехать в Тель-Авив!».

Что же касается «Песни Гогера-Могера», то она обнаруживает параллели и с другими произведениями Высоцкого, в которых действует лирический герой.

Например, строка «Что за дела — tie в моде благородство?» напоминает песню «Я не люблю», в которой выражена четкая нравственная и гражданская позиция: «Досадно мне, что слово “честь ” забыто / И что в чести наветы за глаза» (и заодно песню белых офицеров, 1965: «Где дух, где честь, где стыд?»). А следующая строка «И вместо нас, нормальных — от сохи…» говорит о том, что Гогер-Могер — по происхождению крестьянин, и эту маску часто надевает на себя лирический герой Высоцкого: «Пора пахать, а тут — ни сесть, ни встать!» («Смотрины», 1973), «Я чист и прост, как пахарь от сохи» («И снизу лед, и сверху…», 1980), «Я не был тверд, но не был мягкотел, / Семья пожить хотела без урода: / В ней все — кто от сохи, кто из народа..»(«Я был завсегдатаем всех пивных…», 1975).

Вот еще несколько параллелей: «Я так решил: он мой — текущий век» = «Мой век стоит сейчас — / Я вен не перережу! /4; 57/; «Хоть режьте меня, ешьте и вяжите!» = «Хоть вяжите меня — не заспорю я» /2; 570/, «Вяжите руки, — говорю, — / Я здесь на все готов!» /5; 378/, «Режь меня, сукина сына, / И разрывай на куски!» /2; 492/.

Примечательно также, что прообразом Гогера-Могера во многом являются герои песни «Мы Шиллера и Гете не читали…», которую мы уже сопоставляли с «Маршем космическим негодяев» и с «Мистерией хиппи».

В обоих произведениях герои говорят о своей ненависти к «профессорам» и «науке»: «Голова болит от этой скуки» ~ «Мозги болят от этих лишних знаний» (АР-6-53); «Мы Шиллера и Гете не читали — / Мы этих дураков давно узнали» ~ «Прохода нет от умных, начитанных болванов» (АР-6-48); и хотят избавиться от них: «Режь профессоров — они падлюки!» ~ «Куда ни плюнь — профессору на шляпу попадешь <…> И напустить на умников падёж!» (АР-6-48). При этом Гогер-Могер руководствуется учением Мао Цзедуна: «Цитаты знаю я от всех напастей», — а герои песни «Мы Шиллера и Гете не читали…»- учением Гитлера: «“Майн кампф” фюрера — во какая книжка! <.. > Эту книгу мы читали и себе на ус мотали». И в обеих песнях они говорят о своей любви к женскому полу: «Две блондинки у руках, / Три брюнетки у ногах» ~ «Кошмарный сон я видел, что без научных знаний / Не соблазнишь красоток — ни девочек, ни дам».