Я так не считала. Но времени на расспросы не было – у меня за спиной раздался топот копыт. Лиам, который был на другом конце ипподрома, когда объявилась Ева со свитой, спешился и, низко поклонившись, пожал ей руку.

– Профессор Финекен, рада снова вас видеть.

Так они уже встречались? Они завели разговор о каком-то общем знакомом, и на этом аудиенция для меня была закончена. Я испытала не то обиду, не то облегчение – сама толком не поняла.

Когда часы пробили одиннадцать, я преисполнилась желанием что-нибудь сделать – но что? Отправиться на поиски Лиама нельзя: в Лондоне царил хаос, столица была опасным местом – особенно для женщины, особенно ночью. Взять фиакр я бы не смогла: в одиночку и в такой час ехать в нем было негоже. Что же мне оставалось? Позвать с собой Дженкса? Нет, иных вариантов, кроме как ждать, у меня не было. Если к утру Лиам не вернется, я пойду к бегунам с Боу-стрит[11] – предшественникам городской полиции – или сама напишу Генри Остену и… Нет. Если к утру он не явится домой, значит, он мертв – без вариантов. Или его одолели бандиты.

А может, Генри Остен просто устроил ему тур по городу? Человеку при деньгах в Лондоне было из чего выбрать: игорные дома, таверны, театры, бордели на любой кошелек… Нет. Я сопротивлялась мысли о том, что любимый брат Джейн Остен, уважаемый банкир и будущий клирик, мог предложить поход в публичный дом. Не представляла я себе и Лиама, который на такое согласится; в нашу первую ночь в Лондоне он покраснел и отвернулся при виде меня в исподнем. Вообразить, что они увлеклись игрой, было проще. Хотя от этой мысли меня передернуло: у Джейн Остен не было ни цента собственных денег до тех пор, пока она не продала свою первую книгу, а вот брат ее мог сколько угодно разъезжать по Лондону в своей двуколке и швыряться банкнотами за игорными столами.

Однако это был мир, которым управляли мужчины, он был устроен для их удобства и ублажения капризов, и с каждым проведенным здесь днем я понимала это все лучше. Возможно, они отправились играть, а может, все еще пьянствовали в клубе – в этом веке все пили без продыху.

Лиам, разумеется, знал, как я тревожусь, как сильно волнуюсь, дожидаясь его. И все же…

Часы пробили полночь, а я все смотрела невидящим взглядом на затухающие угольки. Время было дыбой, и меня медленно на ней растягивали.

Меня разбудил настойчивый стук в дверь, после чего раздалось шарканье шагов и приглушенное мужское бормотание; открылся засов, скрипнула дверь.

– Добрый вечер, сэр, – сказал Дженкс.

– Уильям! – Я выскочила на лестничную площадку и помчалась вниз, в фойе, вот только бегать по лестнице так себе идея в принципе, а делать это в длинной юбке и в темноте – особенно. У подножия я наступила на собственный подол и, потеряв равновесие, всплеснула руками и рухнула на Дженкса, чуть не затушив собой свечу, которую он держал. На стенах заплясали тени, Дженкс отшатнулся. – Дженкс! Что ж такое!

– Прошу прощения, мадам, – холодно произнес он.

– Нет, это я прошу.

Почему он до сих пор не спит? Впрочем, ему полагалось бодрствовать: прежде чем отойти ко сну, он должен был удостовериться, что входные двери надежно заперты и защитят нас от грабителей, недовольных народных масс и прочих опасностей, водившихся в Лондоне.

Я повернулась к Лиаму, который, слегка покачиваясь, стоял у порога. Лицо и манишка у него были перепачканы, парик сполз набекрень, взгляд остекленел. Дженкс покровительственно закудахтал и, подавшись вперед, смахнул с плеча Лиама какой-то листик и запер за ним дверь.

– Проводить вас до спальни, сэр? – удивительно ласковым тоном спросил он. – Обопритесь на меня, если нужно.

Я шагнула к Лиаму.

– Благодарю, Дженкс, но я сама позабочусь о брате. Я все равно собиралась идти наверх. Прости, что не отпустила тебя раньше. Нечутко с моей стороны. Вот только… можно мне твою свечу?

Бросив на меня неодобрительный взгляд, он протянул мне свечу и зашагал вверх по лестнице восвояси – его комната располагалась на чердаке.

– Тогда доброй ночи вам, сэр. Мадам.

Присмотревшись к Лиаму, я поняла, что на щеке и на груди у него не кровь, а грязь; на второй щеке красовалась царапина – кровь уже успела засохнуть. От него пахло спиртным.

– Где тебя носило? – шепотом спросила я – Дженкс все еще был слишком близко. – Я тут с ума схожу от волнения.

Лиама шатнуло вперед, ко мне. Ростом я ниже, поэтому досталось мне изрядно – я будто врезалась в стену. Я выронила свечу, она потухла.

– Ох, прости, – пробормотал он.

Присев, я ощупала пол вокруг, нашла свечу, воткнула ее обратно в подсвечник и встала. Глаза почти приспособились к темноте: полукруглое окно над дверью пропускало свет уличных фонарей, которого хватало, чтобы ориентироваться в пространстве.

– Все, пойдем. – Я взяла его под локоть и потянула его в сторону лестницы, пытаясь оценить, насколько плохо дело.

Лиам не заметил первую ступеньку, повалился вниз и приземлился на четвереньки.

– Упс. – Кое-как он вернул себя в вертикальное положение.

– Если хочешь, давай ползком. Возможно, так будет безопаснее: падать некуда.

– Рейчел, милая, что же это за позор – ползти по лестнице в собственном доме. – Акцент его звучал иначе: восходящая интонация, мелодичные гласные. Он же вроде говорил, что родом из Лондона? – Я не настолько пьян.

– Ладно, держись за меня. – Я предложила ему локоть, и он, помедлив, принял мою помощь.

В напряженной тишине мы пошли вверх по лестнице. Чем дальше мы отходили от фойе, тем вокруг становилось темнее; к третьему этажу, где располагались наши спальни, я уже шла на ощупь. Я проводила Лиама до его комнаты и подвела к кровати, он тяжело осел на нее и шумно вздохнул. У выхода я помедлила, гадая, достаточно ли ясно он мыслит, чтобы связно ответить на мои вопросы. Меня злило, что он безответственно напился, наплевав на все опасности Лондона, и все же я испытывала облегчение оттого, что он сумел их избежать.

– Дальше сам справишься? – спросила я. – Тебе что-нибудь принести? Воды, например?

Он наклонился вперед и уронил голову в ладони.

– Ты даже не поинтересуешься, как все прошло? – В акцентах я не спец, но прозвучало это по-ирландски.

Удивленная, я прислонилась к дверному косяку.

– Ну-у, и как все прошло?

Он снова выпрямился, в сумраке я различала только его силуэт.

– Тотального провала, ожидать которого можно было с полным правом, не случилось.

– Так что произошло? Что ты натворил? – Помимо того, что напился.

– Там была эта – такая ваза с пуншем. – Он сделал паузу. – Опасное зелье. Спиртное не должно быть вкусным. Туда приехала пара его друзей. Включая доктора примерно моего возраста, который также учился в Эдинбурге. – Лиам сделал паузу, чтобы до меня дошло сказанное. Он тихо засмеялся и успокоился не сразу. – Который вспомнил, что видел меня на лекциях по анатомии!

– Вау. – Я шагнула обратно в комнату. – Вот это везение! Он приехал туда уже в подпитии?

– А потом кто-то предложил всем вместе поехать в театр. Но сначала выпить еще пунша. Пунша было столько, что планы насчет театра сошли на нет. Мы все говорили и говорили, а потом, уж не знаю как, мы с Остеном заболтались и дошли до Вестминстерского моста. – Он ненадолго умолк, затем продолжил – уже тише: – Там было так красиво. Огоньки от лодок на воде.

Он затих, я тоже молчала, завидуя мужской свободе.

– Как-нибудь и мы с тобой там прогуляемся, Рейчел, милая, – сказал он и зевнул.

– К сожалению, разгуливать по Лондону в темное время суток может только один сорт женщин – шлюхи.

– О. Этих там, кстати, было полно.

Еще одна пауза.

– Ну так какой он? Расскажи в подробностях.

– Он очарователен. Любимый брат Джейн Остен – разве может он не быть очаровательным? Впрочем, сама увидишь, потому что нас пригласили отужинать вместе на следующей неделе.

– Правда? Нас обоих? Поверить не могу. – Ужин – это было серьезно; я бы вполне довольствовалась и меньшим: утренним визитом, приглашением на чай.