– Дай сюда. – Я забрала у него серебристый предмет и осторожно стиснула его. Он завибрировал и пикнул; я разжала ладонь и вернула его Лиаму. – Капризные штуки.
– Очевидно.
Вокруг становилось все темнее, заметно похолодало – пора было двигаться в путь. И все же мы молча стояли там, откуда тянулась последняя ниточка, связывавшая нас с местом, из которого мы прибыли. Сколько всего должно произойти, прежде чем мы снова здесь окажемся – если предположить, что мы вообще сумеем сюда вернуться?
– Пойдем, – наконец сказала я. – Нам пора.
Мы шли по тракту, Лиам шагал размашисто, и вскоре я начала отставать, хотя обычно хожу довольно быстро. До сего момента полусапожки, вручную сшитые командой отдела костюмеров, я носила только в помещении. Подошвы у них были настолько тонкие, что ступни чувствовали каждый камешек. И все вокруг было таким же выпуклым: запахи травы и земли, крик совы вдалеке – это явно была сова. Весь мир, казалось, гудел жизнью, переливался россыпью биомассы.
Впереди показался «Лебедь» с арочным проездом во внутренний дворик и дальше к стойлам – контуры здания из беленого кирпича проступили в пляшущем свете факелов, закрепленных на его фасаде. Когда мы подошли чуть ближе, до меня донеслись мужские голоса, тихое ржание лошади, собачий лай. От страха, морозцем пробежавшего по хребту, у меня закружилась голова. Я резко остановилась. Дальше идти не могу. Я должна идти дальше.
Лиам тоже остановился. Он встряхнулся и сделал пару звучных и протяжных вдохов. А затем неожиданно крепко ухватил меня под локоть, и мы двинулись вперед, к двери под деревянной вывеской с изображением лебедя.
– Помни: говорить буду я, – сказал он. – Здесь все решают мужчины.
И мы вошли внутрь.
Там было теплее, но довольно темно: под балочным потолком вились клубы табачного дыма, горели свечи – их света явно не хватало – и большой камин. Горстка мужчин стояла у огня, остальные расположились за столами, уставленными пивными кружками, тарелками с хлебом, говядиной, ветчиной, дичью и прочей неопознаваемой снедью.
– Смотри, сколько мяса, – шепнула я. – Невероятно.
– Тсс, не пялься.
– Видишь кого-нибудь похожего на местного работника?
– Тсс!
И тут он подошел к нам – невысокий мужчина в мешковатом костюме и засаленном фартуке. Он вытер руки грязной тряпкой и с хмурым видом смерил нас взглядом.
– Только прибыли, значит? Лошадей ваших нашлось кому принять али нет?
– Друзья подвезли нас в своем ландо. – Лиам расправил плечи и навис над мужчиной. – Нам понадобятся комнаты, чтобы переночевать, а утром – коляска до города. – Он заговорил по-другому, даже его голос зазвучал иначе: он нарочито растягивал гласные, тон сменился на гнусавый, более пронзительный. Во время подготовки мы выполняли много заданий на импровизацию, однако ни разу у меня не возникало такого жуткого чувства, как сейчас: его словно подменили.
– В ландо? – переспросил трактирщик. – Не видел, чтобы тут такое проезжало.
– Если бы оно тут проезжало, нас бы высадили прямо у дверей.
Звучало вроде логично, но мужчина снова пристально уставился на нас, нахмурившись пуще прежнего.
– À pied[2], значит?
Я не сразу поняла, что он имеет в виду; это было похоже на что угодно, кроме французского языка.
– И ни единого сундука с вами нет? Не-а, нет у нас свободных комнат.
Трое мужчин за ближайшим столом – линялые черные костюмы, парики набекрень – так засмотрелись на нас, что забыли про еду.
– Можете поужинать, а потом ступайте восвояси. – Он махнул кому-то в подсобке. – Только сначала докажите, что при деньгах.
Провинились ли мы тем, что, явившись без лошадей, произвели впечатление бедноты, или что-то еще было не так: наши манеры, наша одежда, мы сами? И если это заметил первый же встречный, то каковы наши шансы здесь выжить – не говоря уже о том, чтобы преуспеть? Лиам так сильно побледнел и покачнулся, что я разволновалась, не потеряет ли он сознание – это был известный побочный эффект путешествий во времени. Страх вынудил меня рискнуть.
– Уильям! – заныла я и, вцепившись в рукав Лиама, ухватила его под локоть, чтобы поддержать. Он опустил на меня взгляд – зрачки его расширились, я услышала, как он набрал в грудь воздух. Не глядя на сердитого трактирщика, я перешла на громкий шепот, и, хоть в горле у меня и пересохло, акцент я изобразила блестяще: – Говорила же тебе: папа сказал, что это безобразное место. Комнат у них нет, но, может быть, найдутся лошади. Ночь лунная! Почтовая карета и четверка, ну, может, двойка – и мы будем на месте к утру. Я обещала, что навещу леди Селден, как только мы доберемся до города, а это должно было случиться еще на прошлой неделе, если бы только не сэр Томас с его бесконечной подагрой.
Лиам перевел взгляд с меня на трактирщика и, растягивая слова, сообщил тому:
– Сэр, слово сестры – закон. Будь у вас экипаж и лошади, я бы с радостью доказал, что деньги имеются, и, надеюсь, распрощался бы с этим заведением навсегда. – Он вынул золотую монету – подлинную гинею восемнадцатого века, – подбросил ее и поймал.
Я затаила дыхание. Что, если в трактире не найдется свежих лошадей или свободной коляски? Такое случалось – животные и транспорт постоянно перемещались между постоялыми дворами. А после того как Лиам продемонстрировал, что у нас есть золото, мы превратились еще и в мишень для грабителей.
Взгляд трактирщика переполз с меня на Лиама, затем обратно. Я возвела глаза к потолку, надеясь, что всем своим видом выражаю надменное презрение.
– Я разузнаю в конюшне, сэр. Вы и леди изволите присесть?
Прежде чем мы очутились в почтовой карете – крошечной, выкрашенной в желтый цвет, пропахшей плесенью, лошадьми и влажным сеном, которым был выстелен пол, – на улице успело похолодать, взошла растущая луна. В трактире мы выпили выдохшегося красного вина и поковыряли неприятного вида мясной пирог с кожистой корочкой; сидя в углу, мы ощущали на себе тяжелые взгляды и не отваживались поверить, что карета все-таки найдется, пока не явился коридорный, чтобы проводить нас к транспорту.
Выносной взлетел на одну из лошадей, а крупный мужчина, вооруженный двумя револьверами и медным рожком, кивнул нам и забрался на запятки. За него пришлось доплатить, отчего стоимость путешествия почти удвоилась, но этой ночью встреча с дорожными разбойниками оказалась бы некстати.
– Ты отлично там справилась, – сказал Лиам своим обычным голосом – так тихо, что мне пришлось податься к нему, поскольку в этот миг наша карета со скрипом покидала постоялый двор. На одном сиденье вполне уместилось бы трое худощавых людей. Из окон, выходивших вперед, дуло; вид из них открывался на фонари по обе стороны лежавшей перед нами дороги на Лондон и два мясистых лошадиных крупа. – Быстро соображаешь. Знаю, я велел тебе молчать, но…
– Бессмысленная просьба. Ты ведь уже неплохо меня знаешь.
Он исторг нечто среднее между кашлем и усмешкой и, чуть помолчав, сказал:
– У тебя правда не было сценического опыта? До сего момента, я имею в виду.
Мне вспомнились импровизации, в которых мы участвовали во время подготовки: скажем, сцена знакомства с Генри Остеном или покупка шляпки.
– Откуда бы ему взяться?
Нас слегка подкидывало на неровной дороге, за черными кронами деревьев виднелась луна, мир за границами фонарного света был устрашающе монохромным, почти бездонной тьмой, но при этом насыщенным запахами. По инструкции от команды проекта первую ночь нам следовало провести рядом с порталом, в Летерхеде, – сначала прийти в себя после перемещения во времени, а потом уже штурмовать город. Материализоваться в Лондоне, набитом зданиями и людьми, было рискованно. Отправиться в дорогу ночью тоже было рискованно, но вариантов у нас не осталось. Интересно, гадала я, что же еще пойдет не по плану.
Не знаю, сколько я проспала, но, когда проснулась, меня колотило от холода. Лиам задремал, упершись головой в окно – его парик сполз набок, – и теперь похрапывал. Я плотнее закуталась в шаль, завидуя его жилету, шейному платку и сюртуку – легкому, но все же шерстяному, а также ботфортам – высоким и с кисточками. На мне тоже было несколько слоев одежды, однако им не хватало плотности, свойственной мужскому костюму: сорочка, небольшое состояние в виде набитого монетами, поддельными банкнотами и аккредитивами кошелька, примотанного к моему стану, а поверх всего этого – корсет, нижняя юбка, верхнее платье и шаль – синтетическое подобие кашмирского узорчатого платка. Плечи прикрывало тонкое кружевное фишю[3]; на мне также были вязаные хлопковые чулки, элегантные перчатки из искусственной лайки и соломенная шляпка, а вот панталоны отсутствовали – в обиход им предстояло войти уже в этом веке, но несколько позже.
