Монументальный ремонт трансформировался в дизайнерский проект, который вывел интерьер нашей квартиры на другой уровень эстетики. Моя мама проявила свои дизайнерские таланты, предприимчивость и неиссякаемую энергию в претворении этого дела.
Цвета радовали и ласкали глаз. Тяжелые портьеры в теплых оранжевых тонах гармонировали с горчичным ковровым покрытием и выгодно контрастировали с темной зеленью дивана и кресел.
Намеком на роскошь, а-ля бельгийский гобелен, был натянутый в рамку настенный коврик с пейзажем в природных зелено-коричневых тонах. Как в мультике про Простоквашино, кроме прочего, его функцией было закрывать следы бывшего прохода в этой стене. Красиво и функционально, одним словом.
Возвращаюсь к развлечению телевизором. Его ограничением было время дня. Днем в телевизоре показывали с разноцветные полоски, программ не было. Каналов было максимум три. Жизнь в телевизоре начиналась к концу рабочего дня. Исключениями были траурные дни похорон генсеков.
Их было три за мою бытность в школе. В эти дни у детей не было школы, надо было скорбеть. Скорбеть с телевизором без мультиков было напряжно. Там целыми днями без перерывов играли симфонические траурные марши. То же самое делало радио. Оставалось читать книжки для развлечения.
От скуки можно было выйти на балкон, понаблюдать за движухой на проспекте. Вечерами иногда было забавно смотреть на огоньки машин, движущиеся в противоположных направлениях на дороге.
Из-за грязи и шума мы редко бывали на балконе. Он служил складом овощей в ящиках, вот за ними только и выходили на балкон.
Высокие потолки в квартире увеличивали пространство в высоту. Потому у нас был еще один уровень складирования – подпотолочный. Было три таких места: антресоли, полки в ванной и в туалете под потолок.
Антресоль была подвесной кладовкой над коридорчиком к ванне и туалету. Туда складывали вещи, которые уже нельзя было носить, но и нельзя было выбросить. В природе не прекращался круговорот одежды, которая часто перешивалась. Неоновая палитра коротких маминых платьев шестидесятых годов резала глаз. Мне перепала бывшая белая парусиновая юбка из четырех клиньев, которую, распоров, я смогла использовать для пошива белых штанов – недосягаемого эпитома стиля. Шорты получились выше колен, той же длины, что была и юбка. От пущей затейливости я пустила черный кожаный кантик по ширинке и по карману. Замысловатый крой и диагональная строчка стали испытанием для верной лошадки – швейной машинки «Веритас». Толстая ткань и кожа вдвое сломали много иголок. И слез было пролито немало возле шедевральных шортов, но они того стоили.
К антресоли надо было подставлять лестницу – иначе не залезть, поэтому туда редко добирались.
Стеллажи в ванне и туалете хранили полное собрание сочинений В. И. Ленина, за что получили прозвище «мавзолея» от папы, и консервацию. Естественно, к девственным страницам многотомника не притрагивалась рука человека.
Консервация – это отдельная история. Ею занимались все люди без оглядки на образование и материальное положение. Исторически все запасались летом продуктами на зиму. Наш дедушка Саша имел сад, и нам регулярно перепадали плоды его трудов в виде овощей и фруктов. Он сам консервировал фрукты, и мы тоже крутили компоты из вишен, абрикосов персиков, сок из винограда, варили варенье из клубники, малины, смородины, вишен, слив.
Стандартной процедурой было закрывать томатный сок из помидоров, которые ящиками закупались летом в овощном магазине напротив дома.
Сезонно одни фрукты сменялись другими, и мы так же циклично делали заготовки. Часто ягоды и фрукты покупали на базаре в пик сезона, тогда низкая цена сочеталась с отличным качеством.
Сладкое варенье давалось адскими трудами в жаркой, как Преисподняя, кухне. Изначально, обливаясь потом от жары, надо было пропекать чисто вымытые стеклянные банки в духовке для стерилизации. Варенье или компоты кипели на плите в раскаленной летним зноем кухне. Закатанные банки переворачивали вверх дном, и они горячими эшелонами стояли на полу в кухне, где и так было мало места, продолжая излучать жар. Остывшие заготовки расставлялись на полках в ванной и туалете. Большая радость была открывать эти банки зимой!
Кухня
Кухня в нашем доме была самой маленькой комнаткой – коридорчиком шириной в человека, один шаг от входной двери налево. Но в нее была дверь, изолирующая от звуков и кухонных запахов. Внешняя стена выходила на стояк лестницы, а внутренняя граничила с санузлом. Вдоль внутренней стены стояли мойка, тумба с ящиками для кастрюль и плита, а по внешней стене был холодильник и складной маленький стол с четырьмя табуретками.
Большим в кухне было только окно с широким подоконником. Это окно было открыто почти круглый год, вытяжка появилась позже. Из него выходили кухонные запахи, а входили запахи улицы, сезонов, блеск звезд, фонарей и солнечные лучи.
Любопытные голуби сидели на карнизе и ждали своих крошек.
Кухни в советских квартирах были сердцем дома. Потому хотя наша кухня и была очень маленькой, в ней кипела большая жизнь. Все хотели сидеть на кухне. Там было легко разговаривать, готовить еду, гонять чаи с подружками, смотреть сериалы. Плита была газовая. Иногда при дефиците спичек на кухне горел Вечный огонь. Тогда газовую горелку прикручивали до маленького огонька, и в темноте играли синие язычки пламени.
Бытовая техника
Машинами мы не были избалованы. Швейная машинка была достоянием, стиральная машина – джином из лампы Алладина, а личный автомобиль – недосягаемой роскошью.
С помощью швейной машинки я обзаводилась гардеробом, помимо школьной формы. Одежды было минимум. Даже школьной формы было всего два платья за десять школьных лет. Первое – с первого по третий класс – стало «летним», с обрезанными рукавами, второе – на каждый день. Летом помогали рукотворные наряды. Зимой нормально везде было ходить в форме. У меня был роскошный кружевной воротничок, он вносил разнообразие и выделял меня среди одинаковых коричневых платьев.
Готовясь к лету, я нещадно эксплуатировала швейную машинку. Мы всё надо было быстро, желательно сразу – как только что-то придумала. Кое-как таки выходило претворять свои дизайнерские задумки и выглядеть если не модно (профессиональными мои швейные опыты не были), но интересно и свежо.
Сейчас, вспоминая свои творения, понимаю, что ни одной вещи не делала в простоте. Как и у моей куклы Лены, был один кутюр. Но усилия были титанические. Моя фантазия всегда забегала далеко вперед навыков.
С ремонтом у нас завелась и стиральная машина «Сименс», потрясающая по красоте и функциональности. До нее стирали руками в ванной. Машина всё делала сама и выжимала белье почти досуха. Первые несколько циклов только и любовались этим чудом. Сколько времени освободилось, когда стирать стала машина!
Автомобиль тоже завелся у папы, но мы уже не успели попользоваться его преимуществами, так как разъехались из дома.
Наш двор
Вход в наш двор был через подворотню. Арка наводила о мыслях о триумфальных арках и другой замысловатой архитектуре. Неудивительно для советского дома, где первый этаж часто использовался под магазины.
Хлебный магазин был на углу всегда, сколько я помню, видимо, с момента заселения дома. В арку могли проехать фуры с хлебом. Ранним утром они лязгали замками герметических дверей при разгрузке хлеба. Двор был звуковым колодцем, и звуки усиливались. Грохот хлебовозов почему-то не раздражал, а даже был приятен. Был комфорт в том, что утром уже есть свежий хлеб, вот здесь, рядышком, под боком. Хлеб завозили два раза в день – часов в семь утра и после обеда. Малышней мы стояли возле фур, когда их подвозили посредине дня, и добрый грузчик угощал нас кусками разломанных горячих буханок хлеба на «подкрепиться». Нам, детям и голубям, шли разломанные, поврежденные при загрузке-разгрузке буханки.
До того как я пошла в школу, была еще традиция привозить молочные продукты и молоко во дворы по утрам.