Ну конечно же! Это была шутка! Шмюльц совсем остановился и тяжело дыша, стал задумчиво смотреть перед собой. «Хм… Да не может такого быть, что бы Рита не ночевала дома и не позвонила мне! И не может быть, что бы Алена привела к нам домой жить какого-то афганца! Это шутка! – размышлял Шмюльц, кусая губу. – Только не ясно зачем так шутить, ведь Алена сроду не занималась такими вещами… Почему я до сих пор не позвонил на домашний? Маргарита, поди, дома сидит, телек смотрит, а на сотовый специально не отвечает, что бы меня волновать!» С этими словами, он достал свой мобильник и с полной уверенностью, что его супруга дома и сейчас ему ответит, набрал домашний номер.

Трубку взяли после четвертого гудка.

– Алло? Рита? – спросил он у трубки. Но в место ответа он услышал щелканье и короткие гудки. Шмюльц опять нахмурился и перезвонил. Теперь на звонок ответили сразу. – Алло, Рит, ты чего трубку бросаешь? Алло?

– Э-э-э, брат, ты ошипса, слышь, – к изумлению гражданина Шмюльца его жена ответила совершенно чужим грубым мужицким голосом с чудовищным акцентом. Петр Степанович проверил мониторчик своего мобильного, но на нем высвечивалось слово «ДОМ», значит, номером он не ошибся.

– А… С кем я разговариваю? – осведомился растерявшийся Шмюльц.

– Это не важно, брат. Ты ошипса, слышь. Не звони суда болше.

Снова короткие гудки. Шмюльц держал в ладони свой смартфон, вообще ничего не понимая и смотрел на экранчик, словно на нем должна загореться бордовым мерцанием надпись, объясняющая происходящее.

Стряхнув с себя оцепенение, он бросился к своему дому, как спринтер на короткой дистанции, по пути кое-как заталкивая телефон в карман. Он бежал прямо по попадавшимся ему лужицам обрызгивая свои брюки и прохожих. На недовольные возгласы он не обращал внимания, он вообще их не слышал. Сам не свой он забежал в подъезд, через одну ступеньку поднялся на свой этаж и дернул ручку двери. Заперто. Не беда, есть ключи! Он открыл входную дверь и ворвался в свою квартиру.

В коридоре никого. Но! Чужая обувь!

Шмюльц интуитивно бросился не в комнату, а на кухню…

На кухне стоял абсолютно посторонний и незнакомый мужик и что-то держал в руках. Он стоял боком к Шмюльцу и, видимо, никак не ожидал появления хозяина, потому что его лицо на мгновение приобрело растерянное выражение, а все тело дернулось. Петр Степанович понял, что застал этого человека врасплох. Незнакомец попытался отвернуться и спиной загородить то, что держал в руках.

– Это что такое! – выкрикнул Шмюльц. – Вы кто?

– Я… это… не понимат, – заговорил человек, отворачивая глаза и продолжая что-то прятать в руках. – Не понимат по-русски.

– ЧЕГО?

– Я не понимат! – продолжал настаивать человек. Это был гражданин явно не славянской наружности. Худой, жилистый, черноволосый, густая монобровь. Черная колючая щетина начиналась от самых скул. Он был в черной кожанке и черных же брюках.

– Чего ты не понимаешь? – Шмюльц чувствовал, как в нем что-то закипает. – Ты кто такой? Кто ты такой, я спрашиваю?

– Я это… мэнэ прыгасыла Алэна, – стал говорить мужчина, показывая жуткие зубы. – Она тут живэт. Она мэнэ прыгасыла.

– Чего у тебя в руках?

– Это… Порошок, – действительно в руках у человека оказалась коробка стирального порошка. – Для стирать. Порвался коробка, я это… пересыпать в целую…

Шмюльц выхватил коробку из грубых темно-коричневых рук незнакомца и заглянул в нее одним глазом. Понюхал. Он не знал, как должен пахнуть стиральный порошок (Наверно какой-нибудь альпийской свежестью. А как пахнет свежесть?), по-этому отсыпал немного себе на ладонь. Вроде бы это на самом деле стиральный порошок. На вкус он пробовать не стал, хотя бы еще и потому, что и на вкус не знал какой должен быть этот продукт бытовой химии. После этого он грубо обыскал незнакомца. В его карманах была всякая грязная дрянь, но, вроде бы, этот человек ничего не своровал. Конечно, если он не проглотил какое-нибудь золотое колечко. Но раньше, чем через несколько часов, этого не узнаешь, а терпеть этого типа у себя в доме Шмюльц более не намерен ни минуты.

– Как тебя зовут? – недобро спросил Шмюльц.

– Джафид, – ответил человек с таким акцентом, словно выхаркнул свое имя. Значит, все что сказала Алена оказалось правдой, какой бы дикой она ни была. Ну она теперь дождется!

– Значит жить здесь хочешь, да? Значит ты здесь ночевал, да?

– Да! – согласно закивал Джафид. – Жить! Алэна мэнэ прыгласыла.

– Вот как? Алена пригласила, да? Значит вы вместе были? Ей же шестнадцать! Ну держись сейчас!

– А ты кто?

– Я кто? – Шмюльц аж подавился собственной слюной. – Я кто? Да я хозяин квартиры! А ты пошел вон! ВОН ПОШЕЛ!

– Э-э-э, зачэм кричишь, брат! Зачэм кричишь? Ты сядь, в ногах правды нэт, брат! Сядь, поговорым как деловые люди…

– Я тебе сейчас так сяду, черножопина! – заорал Шмюльц. – Пошел вон отсюда, или я полицию вызову!!!

Но выходец из Афганистана уходить не торопился, а вместо этого на ломанном русском пытался что-то объяснить Шмюльцу. Что-то про прописку, про жильё и еще про что-то, но Шмюльц буквально силой вытеснил Джафида сначала в коридор, а потом в подъезд. Но Джафид вдруг стал сопротивляться и пытаться войти обратно в квартиру. Он что-то говорил, но Шмюльц практически ничего не понимал, да и не хотел понимать. В подъезде начался скандал с руганью, матом и тычками. На шум спустилась соседка сверху, держа за руку своего малолетнего сынишку. Она тупо пялилась на скандал, совершенно никак не вмешиваясь. Спрашивается – зачем тогда спускаться, да еще и ребенка с собой тащить? У пацаненка был смартфон в силиконовом чехле с наклейкой и, похоже, он нацелился на ругающихся мужиков встроенной видеокамерой.

Шмюльц, не обращая внимания на соседей, материл Джафида и толкал его с лестницы. Его обувку он уже ногой швырнул вниз. Афганец не отступал и все норовил забраться обратно в квартиру. Такого нахальства Шмюльц ни как не мог вытерпеть. Это было уже слишком. В какой-то момент у Шмюльца лопнуло терпение и его злость вырвалась наружу в виде хорошенького удара кулаком в лицо. Удар пришелся точно в цель. Шмюльц почувствовал, как костяшки его кулака соприкоснулись с зубами оппонента, и он с самодовольным удовлетворением проследил взглядом, как Джафид пролетел по лестнице половина пролета. Иностранец плашмя грохнулся на бетонный пол и стал тереть лицо и что-то рычать на своем языке. Потом он поднялся, сплюнул кровь и взглянул на Шмюльца глазами, полными ненависти и злости, так смотрят волки перед тем как перегрызть врагу горло.

– Пусты мэна! – шипел он, делая глубокие вдохи. – Пусты на одын минуту. Мнэ надо, я забыл одын весч…

– Пошел вон!!! Твои пожитки я выкину в окно, иди лови!

Джафид заревел тигром и медленно поднял с пола обрезок газовой трубы, давно уже валяющуюся в подъезде. Шмюльц исказил лицо в гневном прищуре: «Что ж, хочешь так… Хорошо…». Он одним движением схватил стоящую у входной двери швабру. Джафид уже взлетел по лестнице и нанес удар трубой. Мимо. Обрезок трубы, отколол штукатурку у дверного косяка соседей. Шмюльц, воспользовался секундной паузой и снова врезал Джафиду. Тот, взревел, и размахнулся трубой для следующего удара. Подъезд наполнился душераздирающим ревом! Соседка пискнула, но не ушла. Пацан окаменел, но продолжал снимать на камеру мобильного телефона. Петр Шмюльц едва успел защититься шваброй. Удар был так силен, что ручка швабры треснула и расщепилась пополам, а руки Петра Степановича пронзила сильная боль. Такая сильная, что он подумал, что сломал кости ладоней и уронил одну половину швабры. Боль придала ему в кровь адреналина, он размахнулся и треснул Джафида второй половиной швабры по виску. Афганец выронил железную трубу, которая с металлическим звоном покатилась по лестнице вниз и схватился за голову, замычал и затрясясь всем телом. Но это еще не удовлетворяло Петра Степановича, он, разгоряченный дракой, что было силы ударил концом палки афганца в живот. Если бы в руке Шмюльца была не деревяшка, а нож – Джафид оказался бы с выпущенными кишками. Но и деревяшки хватило для того, что бы афганец, скорчившись, упал на бетонный пол подъездной площадки. Он поджал ноги, а руками с силой держался за живот. Из его рта доносилось лишь тихий стон, а лицо было обезображено гримасой непереносимой боли. Из виска и уха текла кровь.