Шмюльц оглядел ту часть цеха, которую было видно со входа и направился к своим четырем линиям. Он работал оператором линий по производству декоративных панелей и вагонки из ПВХ. Работал сутки через двое. Сейчас начинается его смена, которая закончиться ровно через двадцать четыре часа и тогда он, бледный от измождения, но с покрасневшими глазами сядет на ту же самую маршрутку и поедет домой в район Южная Поляна на улицу Металлистов, что рядом с кондитерской фабрикой. Шмюльц уже сейчас замечтал как, выйдя из проходной купит в «Слоненке» бутылочку своего любимого пивного напитка со вкусом лайма и выпьет ее на одном дыхании.
В его мечты ворвался пронзительный голос, перекрывающий собой все цеховые шумы. Шмюльц аж вздрогнул, значит Плотников все-таки был в цеху, только где-то за пределами видимости. Видно-то его не было, зато было отчетливо слышно. Его голос обладал редкой тональностью, способной пронизывать любой шум, будь то циркулярная пила или огромная дробилка на 380 вольт, громко перемалывающая горы брака. Дробилок в цеху стояло две и часто они работали одновременно, создавая такой шум, что рабочим приходилось что есть мочи орать друг другу прямо в уши. Игоря Валентиновича Плотникова было отчетливо слышно при любом шуме и на любом расстоянии. Вот и сейчас, как это часто бывает, голос Плотникова заявил о присутствии своего хозяина раньше его визуального образа. Шмюльц поспешил к линиям и тут только увидел своего высокого босса. Плотников был высок и достаточно крепок телом (насчет отменного здоровья тут не поспоришь), но при этом обладал не симметрично маленькой головой. Он всегда возвышался над рабочими на добрую треть метра, чем шеф всегда и пользовался. Увы, но рабочие подсознательно чувствовали себя НИЖЕ босса. Не только в росте, но и во всем остальном, включая уровень интеллекта. Даже если человек обладал обыкновенными мозгами и был нормально развит, в общении с Игорем Валентиновичем Плотниковым, он как бы невольно принижался. Плотников прекрасно это понимал и использовал это в своих целях ВСЕГДА.
Он ВСЕГДА должен быть ВЫШЕ каких-то там рабочих!
Люди – это стадо лентяев, обманщиков, воров, алкашей, глупцов и неудачников с кривыми руками, растущими не из того места, которыми можно (и даже нужно) управлять как армейский сержант управляет свежим призывом новобранцев. Люди – это живая масса, расходный материал, своим трудом, приносящая ему – Игорю Валентиновичу Плотникову – денежную речку, и этой живой массой необходимо руководить по максимуму, выжимать из нее все что возможно, использовать каждую рабочую минуту для труда, для работы, для прибыли! А лучшее для этого средство – мат. Плотников не может стегать людей кнутом, но мог стегать их матом! Однажды кто-то случайно услышал, как Игорь Валентинович говорил кому-то по мобильнику: «А ты их матерком! Матерком! Да ничего они тебе не сделают! Да они же все раздолбаи!». Вот это и был главный принцип общения Игоря Валентиновича Плотникова с людской массой.
Петр Шмюльц остановил скорый шаг в отдалении от своего босса. На всякий случай сейчас будет лучше к нему не приближаться. Шмюльц сделал вид будто сосредоточен проверкой термодатчика фильеры на первой линии. Он отвлечется от этого занятия только когда Плотников покинет цех или хотя бы отойдет куда-нибудь в другое место. Но когда он орал к нему лучше не подходить и уж тем более не пытаться о чем-то с ним говорить. Интересно, Ригин уже сказал ему о сломанном калибраторе с четвертой линии. Должен был, ведь Плотник должен был проверить работу всех линий, а четвертая-то остановлена. Разумеется, Плотников обязан был спросить в чем дело, а Ригин обязан был ответить. Петр Степанович искренне надеялся, что так оно и было, иначе отдуваться за Ригина придется ему. А Плотников сразу же выплеснет свою желчь на него, не принимая в расчет тот факт, что Шмюльц пришел всего пару минут назад и не отвечает за то, что было до него.
Но нет, Плотников стоял не у четвертой линии, а у третьей. В чем же тогда дело? Шмюльц склонился над термодатчиком фильеры на первой линии и прислушался к воплям своего босса. Игорь Валентинович Плотников распекал новенького упаковщика, работавшего всего вторую или третью смену. Новенький упаковщик стоял как обкаканый ребенок, а Плотников вопил на него, направляя силу своего голоса прямо в лицо бедолажке. У новенького тряслись пальцы.
– Все! – произнес рядом со Шмюльцем упаковщик с первой линии. – Паренек больше не придет! А ведь он всю ночь пахал, скорость-то у него на линии высокая, даже не присядешь.
Шмюльц согласно кивнул. Примерно каждый третий новенький рабочий уходил в течении первых трех смен. Потому что так устроен мир, что новенькие рабочие еще не набрались должного опыта и иногда могут где-то слегка накосячить или сделать что-то не так, как того требует босс. И тогда босс с ним «беседует». Беседует в своей излюбленной манере. Очень редко, когда после той беседы у новенького рабочего остается желание приходить в этот цех хоть раз. Иногда у людей случаются даже психологические травмы и остаются комплексы. Однажды на глазах у всего цеха во время «беседы» с Плотниковым у одного рабочего случился приступ эпилепсии, что, впрочем, нисколько не взволновало Игоря Валентиновича и он только обматерил его напоследок и, перешагнув через содрогающееся тело, ушел прочь в свой кабинет.
Петр Шмюльц и Санек Дачников тихо и робко прислушались к «беседе», происходившей на второй линии. Благо, что это было совсем не трудно, Плотников вопил как паровозный свисток. Их начальник смешивал новенького упаковщика с говном и пожирал его живьем, обкладывал его десятью слоями мата и давал понять, что тот ничтожество и ничегошеньки в своей жалкой жизни не умеет. Что от его работы предприятию наноситься непоправимый ущерб от чего другие рабочие недополучают зарплату и так далее и тому подобное. Бедненький новенький упаковщик боялся даже слово пикнуть. Хотя нет, однажды он что-то промямлил за что и получил новую порцию отборного мата и унижения. Вина новенького упаковщика заключалась в том, что он недостаточно тщательно подмел за собой рабочее место и на глаза его босса попалась горсть смеси, которую засыпают в бункер и из которой делаются готовые панели. Видимо, мешок был с дыркой, а упаковщик это не сразу заметил. К слову сказать, этой смеси в цеху было горы и ежедневно ее просыпалось полным-полно и никому дело до нее не было, да и стоила она три с половиной копейки. И половина мешков в цеху были дырявые и из них всегда сыпалось.
Наоравшись вдоволь, Плотников резко развернулся и зашагал прочь из цеха. Никому ни «здрастьсе» ни «до свиданья». Он появлялся и исчезал из цеха внезапно, произвольно и непредсказуемо. С рабочими он говорил исключительно по работе, никогда ни с кем не здоровался и, разумеется, никого никогда не хвалил, даже если человек действительно этого заслужил. Лучшей похвалой от начальника считалось его молчание.
Плотников был хоть и параноиком, но не дураком и прекрасно осознавал, что в цеху его ненавидят.
Шмюльц и Дачников проводили глазами своего босса до двери выхода, дождались, когда громко захлопнется цеховая дверь и только тогда позволили себе расслабиться.
В цеху «Пластдекора +» начался рабочий день. С новой силой зашумело до селе выключенное оборудование: чудовищно загромыхали две дробилки-имельчители, завизжала циркулярная пила, что отпиливала полотна на отрезки необходимой длины, загудела мельница, перемалывающая дробленку в пластмассовую муку, закрутился смеситель, задвигалась под потолком кран-балка. В цеху стоял шум и меловая пыль.
Старший оператор смены Петр Степанович Шмюльц обошел три работающих линии, посмотрел на датчики, проверил готовую продукцию, взвесил ее и удовлетворился правильным результатом. В-принципе Шмюльцу именно сейчас было нечего делать, потому что его обязанностью в цеху было следить за линиями, а если линии идут нормально, то Шмюльц был свободен и мог сидеть в смартфоне, гонять чаи, болтать с кем угодно, запереться в туалете по полчаса и просто дремать. Но как только в цех влетал Плотников, Шмюльц обязан был вскочить и чем-то заняться. Чаще всего оператор хватал первую попавшуюся пластиковую панель или вагонку и начинал ее взвешивать, проверяя массу. После чего хватал другую и тоже взвешивал ее. Его товарищ Санек Дачников тоже при появлении босса немедленно брал в руки что попало и нес это в произвольном направлении. Это называлось «видимость работы». Но только не дай Боже ты проглядишь появление Игоря Валентиновича и останешься в положении сидя и будешь ничего не делать.
