«Какая специфическая клевета, жгучая ненависть и циничный подлог проглядывают в этих словах!» — восклицал, вспоминая об этом Декрете большевиков, капитан 2 ранга Г.К.Граф.

«Дай Бог, чтобы любой флот так рос и развивался, как русский царский флот в последние годы перед революцией», — писал он. «… Все было доведено почти до совершенства. …Через самый короткий промежуток лет, лет самой тяжелой войны, которую когда-либо вела Россия, флот имел уже и современные линейные корабли, и быстроходнейшие в мире эскадренные миноносцы, и новейшие подлодки; имел и целый ряд батарей самого крупного калибра на побережье заливов. Он рос не погодам, а по месяцам и дням: то в его строй входил какой нибудь дредноут, то — какой-нибудь «новик», то — подлодка… Каким усиленным темпом и как планомерно шло созидание морской силы, показывает хотя бы то, что заводы, заваленные работой, все же в 1917 году должны были сдать два линейных крейсера типа «Кинбурн» и два крейсера типа «Светлана».

Человек стойких убеждений, мичман Садовинский не менял их в угоду текущего момента и, приняв для себя еще в конце 1917 года решение не служить большевикам, совсем не удивился появлению этого декрета. Ничего другого, кроме дальнейшего слома остатков флотской организации, Бруно от большевиков не ожидал.

Да, — думал он, читая декрет, — недаром говорится: чем чудовищнее ложь, тем она правдоподобнее.

Из декрета следовало, что в новом Рабоче-Крестьянском Красном Флоте матросы и офицеры будут служить по контракту, декрет проводил коллективное управление флотом. Бруно усмехнулся:

Недавняя практика коллективного матросского управления флотом показала полную свою несостоятельность. Похоже, что большевики взяли за основу своей реорганизации довоенную организацию британского флота — подумал он.

И еще, мичман Садовинский c предельной ясностью понял, что демобилизация флота окончательно разделит флотских офицеров и разведет их по разные стороны…

1 февраля 1918 года большевистское правительство ввело в России новое летоисчисление: за 31 января сразу наступало 14 февраля. Ломая веками сложившуюся историческую традицию летоисчисления, большевики преследовали цель уничтожить и саму историческую память в народе Российской Империи.

В Финляндии продолжала разрастаться «красная революция»… В течение февраля рабочие городов Або, Таммерфорса, Пори, Котки, Лахти, Выборга установили свой контроль над основными промышленными предприятиями, железной дорогой, портами. Совет Народных Уполномоченных взял под контроль частные банки, учредил революционный суд и на захваченной территории страны закрыл контрреволюционные газеты.

Сеймы рабочих организаций фактически стали органами диктатуры пролетариата в стране, но при этом, предприятия и банки не были национализированы, не были конфискованы земельные угодья и леса у землевладельцев. В феврале 1918 года в руках финской «Красной Гвардии» находился и Гельсингфорс — главная база российского Балтийского флота, все основные промышленные центры и военные заводы. Подавляющее большинство военных складов русской армии так же контролировалось финской «Красной Гвардией». Это произошло потому, что основные военные склады были сосредоточены в южной части Финляндии на побережье Финского залива. Север и большая часть центральных районов Финляндии продолжали оставаться в руках буржуазно-националистического правительства.

В этот период руководство «Красной Гвардии» придерживалось оборонительной тактики и к середине февраля 1918 года война между «красными» и «белыми» финнами приобрела позиционный характер, причем сплошной линии фронта не было: отдельные отряды «шюцкора» и «красногвардейцев» противостояли друг другу в районе населенных пунктов и на стратегических дорогах. Линия фронта установилась по городам Бьернеборг — Таммерфорс — Вильмастранд — Иматра — Раутус.

Капитан 2 ранга Г.К.Граф, о событиях февраля 1918 года в Финляндии и Гельсингфорсе вспоминал следующее:

«К концу февраля стали доходить угрожающие слухи о неудачах финских красных, о продвижении армии генерала Маннергейма и предстоящем германском десанте. На кораблях среди команд началось беспокойство и недовольство Центробалтом. По инициативе команд Минной дивизии стали собираться митинги, на которых открыто говорили о необходимости возвращения адмирала Развозова на пост командующего флотом». «Белофинны» воевали не только с «красными». Они стали совершать нападения и на небольшие воинские части русской армии, остававшиеся в Финляндии. С крупными соединениями армии и флота «белофинны» старались в вооруженные конфликты не вступать, а вот с изолированными подразделениями чинили расправу как хотели… Так, в первой декаде января 1918 года, белофинны по льду прошли к нескольким островам Аландского архипелага и обстреляли находившиеся там русские подразделения. Революционные солдаты, деморализованных и разложившихся русских частей, практически не оказывали «белофиннам» никакого сопротивления.

Мичман Садовинский понимал:

Дни русской военно-морской базы в Гельсингфорсе сочтены. Нашим войскам и флоту придется убираться из Финляндии и очень скоро. Линия фронта междуусобной гражданской войны неуклонно приближалась к южным прибрежным областям страны. Как бы гражданская война, подобная идущей сейчас в Финляндии, не вспыхнула в России, — внутренне переживал Садовинский.

До русских офицеров в Гельсингфорсе доходили слухи о создании генералом М.В.Алексеевым русской Добровольческой армии для сопротивления большевистскому режиму в России. Говорили, что еще в конце осени прошлого, 1917 года атаман А.М.Каледин не признал советской власти на Дону.

Как ни размышлял Бруно над событиями последних нескольких месяцев, он никак не мог понять логики действий большевиков: придя к власти, они первым делом приняли «Декрет о мире» и «Декрет о земле». Декреты на первый взгляд «громкие», действующие на сознание народных масс наверняка. «Декрет о мире» провозглашал выход России из войны и «мир без аннексий и контрибуций», а это означает, понимал, как военный человек, мичман Садовинский, что, несмотря на потери миллионов человеческих жизней, Россия отказывается от любых результатов победы в этой войне. Но ведь это неприемлемо как для него, кадрового офицера, так и для десятков тысяч других офицеров и огромного числа рядовых, проливавших свою кровь за победу России.

Получается, что этим декретом большевики сами создавали себе противников из своих же вооруженных солдат и офицеров, из своего же народа. Теперь, «Декрет о земле», — рассуждал дальше Бруно. — Декрет предусматривал «полную национализацию» всей земли в России. Но ведь это полный абсурд! В России землей уже владели десятки миллионов людей. Кто огромным имением, кто землей, которую сам и обрабатывал, а кто большим или меньшим участком для дома или дачи. И все они являлись собственниками этой земли и теперь этим декретом лишились своей законной собственности. Таким образом,

«Декрет о земле» вынуждал собственников земли браться за оружие и с этим оружием в руках бороться с теми, кто эту землю у них отнимал. То есть, этим декретом большевики сами создавали себе противников из своих же граждан. Неужели большевики готовы и хотят бороться со своим народом? — не укладывалось в голове Садовинского. — А эти декреты: об упразднении сословий, об отмене званий, орденов и знаков отличия, — вспоминал Бруно, — об отделении церкви от государства и отделении школы от церкви. Все эти скороспелые декреты также породили миллионы противников большевиков среди российского народа. Ведь это прямой путь к вооруженному противостоянию людей внутри страны. Неужели большевики сознательно подталкивают и навязывают стране Гражданскую войну? — содрогнулось сердце Бруно. Это же смертельно губительно для ослабевшей, разоренной и уставшей от мировой войны и революций России.

Конечно, мичман Российского императорского флота Б.-С.А.Садовинский, воевавший с врагом, и не интересовавшийся политикой, понятия не имел, что еще в 1915 году, в разгар тяжелейшей войны России с Германией, большевик В.И.Ульянов (Ленин) выступил с программной статьей: «Превратить войну империалистическую в войну гражданскую» Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т.49. М.: Политиздат. 1954. стр. 14).