А эта, странная звезда, появляется на небе аккурат в зимнее солнцестояние. И хотя здесь, в тропиках, солнцестояние не так заметно, как в далекой России, все-таки его Змей ни с одним другим днем не перепутает. А все потому, что на востоке в этот день расцветает теплый нежный огонек. И все крепчает, все яснеет, все остреет с каждой новой ночью, покуда аккурат за неделю до Нового Года не превращается в живой пульсирующий костер, который освещает все небо и перед которым все другие звезды бледнеют и чахнут. А потом костер так же неумолимо мягчеет, слабеет, пока вовсе не погаснет в ночь, когда прошлое уступает место грядущему.

И вот когда эта странная звезда исчезает, наконец, с небосклона, Змея начинает свербить тоска. Тоска крепнет, нарастает, и к апрелю сменяется твердой уверенностью, что пора уже встать на крыло и вернутся в Россию.

И – мне немного стыдно про это говорить, потому что я не люблю пафоса (ни ложного, ни искреннего), но все же скажу – Змей точно знает, что именно в России он найдет тот огонь, которым сияет странная звезда. Ну, и, конечно, землянику. Куда ж без нее!

Репка

Нет, врать не стану:Змей репку не сажал. Но все равно – выросла репка большая-пребольшая, сладкая-пресладкая, ароматная, аж дух захватывает. Вот у Змея и захватило дух, когда он над огородом пролетал.

"Я не я буду, – думает, – если этой репой не полакомлюсь!" Спустился вниз, обернулся Семеном-вдовьим сыном и принялся репку тянуть. А та чувствует дух змеиный – настоящую репу ведь не обманешь мороком колдовским, репа, как всякая баба, сердцем чует – и не поддается. Что делать? Позвал Змей бабу-ягу. Яга принарядилась, плат надела с цветочками и бахромой шелковой, юбку подоткнула, за могутную талию Змею уцепилась… Тянут вдвоем. Тянут-потянут, вытянуть не могут.

Позвала Яга лешего. Тот – простая душа – рад стараться: впился руками-ветками бабке в костлявые плечи, бабка Змея за могутную талию держит… Тянут-потянут, вытянуть не могут.

Кликнул леший веснянок. Ну, да от тех шуму больше, чем помощи. Но тоже стараются – тянут. И все без толку.

Тут репке надоело и она голос подала:

– Не старайтесь, – говорит медовым тоном, – не вылезу. Не ты, Змей завидущий, гряды копал, не ты их навозом удобрял, не ты семена сажал, не ты сорняки полол. Не про тебя моя сласть!

Огорчился Змей, но виду не подал, только воскликнул восхищенно:

– Что за принципиальная репа! В первый раз такую разумницу встречаю!

Тут репа рассуропилась, от гордости напыжилась, да сама собой из земли и выскочила. И, конечно, наглый Змей тут же ее и слопал.

А что вы хотите? Баба, она и есть – баба.

Разговор

Иван-крестьянский сын зачерпнул воды горстью, выпил, крякнул и напружинил ноги, готовый к бою. Чудо-юдо высунуло из пещеры одну голову и осторожно поинтересовалось:

– Меч или дубина?

– Дубина, – почему-то застеснялся Иван. – А что, не годится?

– Какого дерева? – спросила вторая чудо-юдина голова, недоверчиво выглядывая из-за первой.

– Дык, вроде, дубовая.

– Плохо, – резюмировала третья чудо-юдина голова, несмело выпустив пару колечков дыма.

– Вот если б липовая, – поддержала ее четвертая.

– Липа, она завсегда мягче – встряла пятая.

Иван-крестьянский сын оглянулся – позади была Русь, отступать было некуда. С другой стороны, впереди тоже была Русь. И чудо-юдо.

– А ежели так рассудить, братцы, – вступила в разговор шестая чудо-юдина голова, – то меч сподручней будет.

– Это точно, – седьмая голова слегка шепелявила, – сразу раз – и долой. А то потом майся полгода без зубов.

– А еще лучше в рукопашную – свирепо сказала восьмая голова. – Схватить его, сукина сына, и вбить в землю по пояс!

– Ну, ты того, ты не лайся, – возмутился Иван-крестьянский сын.

– А я чего, я вообще молчу, – смущенно высунулась из пещеры девятая голова.

День клонился к закату, река посверкивала серебром, а чудо-юдины головы все продолжали и продолжали появляться из пещеры.