Камешек в мой огород что ли?

Но Александра продолжает:

— Этот город плохо на него влияет, Варь. Сейчас он, не смотря на свой возраст, почти в половину меньше, чем другие беры в его возрасте.

— Хрена себе! — вырывается у меня. — Это он еще маленький?

— Ну не то что бы очень, но есть куда расти. — улыбается Александра.

— Спасибо вам.

— За что?

— За то, что приняли, как свою.

— Ой глупенькая. — смеется она, приобнимая меня за плечи. — Ну а как можно было по-другом-то, Варь? Ты- судьба нашего внука. Если честно, то Глеб боялся, что Кирюша приведет в дом одну вот из этих мадам, у которых губы как после укуса пчелы. Но ты ему понравилась, правда. Не обращай внимания на его шутки. Он добрый в душе, просто…

— Просто он мишка. Такой же, как Кирилл.

— Да. Они просты и прямолинейны.

— Александра, — начинаю я чтоб спросить интересующий меня вопрос, но она перебивает.

— Просто Саша. Или Шура.

— Хорошо, — киваю я и продолжаю. — А вы тоже берсерк?

— Нет, милая. Женщин берсерков не существует в природе. Я была простой дочкой крестьянина. Глеб увидел меня, когда возвращался с войны. А я шла на реку за водой для скотины. Он остановился помыться, а тут я. — смущается, словно девица. — Конечно, не сразу у нас все гладко стало, далеко не сразу. Но после рождения нашей Марьянушки, я поняла, что этот мужчина- тот, кого я люблю больше жизни.

— А ваша дочка, — я подбираю слова. — Кириллл говорил мне, что его воспитывали вы. И что мама его…

— Марьяша погибла, когда ей было всего 19.-Шура горько улыбается. — Марьяна была упрямой, как отец. Она хотела другой жизни, хотела жить в городе. О том, что она собралась уезжать, знала только я. Если бы Глеб узнал об этом до того, как она уехала, он бы запер ее в доме. А потом, когда она уехала, был грандиозный скандал. Но он смирился. Дочка поступила на инженера, у нее всегда была страсть к точным наукам. Там она и встретила отца Кирилла. Через год они поженились. А еще через год родился Кирилл. Марьяна была очень красивая, рядом с ней всегда были мужчины. Это очень злило Егора. Он ее ревновал. А однажды, не справился с собой, и… Марьяна умерла. Он попытался убить и Кирюшу, но не смог. Потом, осознав, что натворил, Егор застрелился. — слезы капали на теплые рукавицы Шуры. — Кирюшу мы воспитывали, как могли. Он стал единственной отрадой для Глеба. И представляешь, что началось, когда он заявил, что уходит в город?

— Была жопа.

— Да, — улыбается Шура воспоминаниям. — Я думала, что они весь дом по бревнышку раскатают. А я в очередной раз встала на сторону своего ребенка. И Глеб в очередной раз смирился с их выбором. Но стал приглядывать за ним.

— Кирилл очень любит вас обоих, Шура. — говорю я, вспоминая наш с майором разговор в доме у Нины.

— Да, я знаю. Я всегда хотела, чтобы наши дети были счастливы. У Марьянушки не вышло. Выйдет у вас. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что и я, и Глеб счастливы. Он рассказал мне, как ты хотела защищать моего мальчика. И мы будем рады слышать снова топот маленьких ножек в этом доме. Без детей он пуст. Господь не дал нам больше детей с Глебом, как бы мы не просили. А теперь, у меня снова есть дочка. — Александра крепко обняла меня. Слезу непроизвольно навернулись на глаза, и я шмыгнула носом. Почему, ну почему от незнакомых мне по-сути людей, я вижу больше любви, чем от собственных родителей?!

Грохот чего-то огромного в доме и оглушающий рев заставил вздрогнуть обеих. И следом раздался гневный крик Глеба Ивановича:

— Кирилл, твою мать!

Высокие двери сорвало с петель, щепки разлетелись по сторонам острыми копьями. На крыльцо вывалился огромный, взбешенный до крайностти, буро-черный медведь. Он тяжело дышал, из черных ноздрей вырывались облачки пара. Сумашедший взгляд угольно-черных глаз сканировал окрестности, в поисках чего-то. Нет, ни чего-то. Кого-то. Меня.

Кирилл не успел даже сойти с крыльца, когда на его широкую спину обрушился такой же медведь, с белой галочкой на груди, и чуть крупнее размерами. Под весом его, передние лапы Кирилла подогнулись, и он врезался мордой в заснеженную землю, оставляя в ней огромную борозду. Не смотря на вновь закровивший бок, Коновалов стряхнул с себя медведя, словно надоедливую муху и поднявшись, низко склонил голову к земле, и угрожающе зарычав, медвленно двинулся на оппонента. Медведь с белой галочкой на груди поднялся на задние лапы и зарычал предупреждающе.

— Они сейчас поубивают друг друга! — Шура вскинулась. И я сорвалась с места вслед за ней. Бежала, не чувствуя ног, проклиная эти безразмерные валенки, в которых путалась. Кирилл, так легко расправившийся с людьми, был сильнее, злее и поджарее своего деда. Но Глеб вряд ли сдастся легко и без боя, судя по угрожающей позе. А это значит, что мой и так раненный мужчина пострадает еще больше!

— Кирилл, нет! — кричу громко, вставая между двумя взбешенными медведями, готовыми рвать друг друга в клочья.

Оба замирают. Замираю и я. Большие бочкообразные бока майора резко вздымаются и опускаются, он судорожно втягивает в себя воздух, принюхиваясь. Протягиваю ему руки ладонями вперед, чтобы видел, что мои руки пусты.

Вдруг верхняя губа Кирилла дергается, обнажая клыки.

— Кирюша..- шепчу я в шоке, чуть отшатываясь от него

— Сними тулуп, на тебе чужой запах! — слышу крик Шуры за спиной.

Скидываю с плеч теплый тулуп, и зажмурившись, обнимаю своего медведя за огромную шею, утыкаясь носом в густую шерсть.

И чувствую, как на спину ложится тяжелая теплая ладонь, прижимая к обнаженному телу.

— Кирюшка, — дышу уже не в шею медведя, а в шею своего майора.

— Булочка. — хрипит, стискивая до хруста в поснице. Потом обхватывает лицо ладонями и обеспокоенно заглядывая в глаза. А я реву. Реву в голос, не стесняясь посторонних.

— Варь, Варенька, все хорошо. — теплые, родные губы касаются щек, губ.

— Коновалов, ты! Ты!

— Козел? — улыбается.

— Гондон ты! — рокочет сзади Глеб Иванович. — Двери на кой хер вынес, чудовище????

— Дед??? — удивляется майор.

— Нет, лять! — огрызается тот.

— А ну не ругаться! — Александра топает ножкой.

— Ба??? — казалось, нижняя челюсть Кира отдавит его же ноги.

— А ну быстро в дом! — рявкает Александра, — Заморозите мне девчонку- обоим яйца откручу!

***

Дружной гурьбой идем в дом. При чем я- зажмурившись, чтоб не видеть сверкающих голыми жопами мужчин. Уже в дома Саша сует мне в руки кружку с чаем и рычит на мужчин, чтоб оделись.

— А мы как здесь? — одевшийся в дедовы штаны Коновалов садиться рядом со мной за стол, и обнимает левой рукой за талию. Правый бок его украшает 2 аккуратные заплатки из марли, прикрепленные пластырем.

— А ты у Варррварры спроси, — Глеб Иванович улыбается широко. — она с перепугу тебя усыпила и в Навь выкинула вместе с собой.

Чувствую, как майор задумчиво смотрит на меня. Потом утыкается носом в мой висок.

— А ты там каким макаром?

— Мимо проходил. — ржет дед моего мужчины, — Вдруг гляжу, красота кудрявая внука моего охраняет. Эта скотина дрыхнет, девчонка в истерике. Представляешь, она на меня рычала!

Рука Кирилла на моей талии ощутимо напряглась.

— Обидел? — глухо рычит.

— Господь с тобой, Кирюша! — Шура ласково улыбается. — Варя просто за тебя испугалась. — перед майором уже стоит тот же набор, что и передо мной недавно — щи, сметана, хлеб. — Малые, вы сейчас кушаете, — тарелка щей уже передо мной, снова, — потом в баньку, потом спать идем. А Глеб мне тут поможет. Всем все ясно?

Мне ясно одно. В этом доме хозяин только один. И это не Глеб Иванович.

— Ну уж нет, Шурочка! — Глеб Иванович складывает огромные лапищи на животе, и хитро смотрит на уплетающего щи внука. — Я хочу видеть его реакцию!

Шура лишь закатывает глаза, Кирилл перестает жевать и вопросительно выгибает бровь, а я готова провалиться сквозь землю.

— Что я должен знать?

— А ты принюхайся. — добродушно щурится Глеб, — Совсем ничего не чувствуешь? Или тебе в твоем городе все обоняние вонью отбило?