После медленно выдохнула, глядя Хасиль в глаза. Она поняла верно и выдохнула следом за мной. Я вновь улыбнулась ей и повторила вопрос:

– Как идет работа?

– Хорошо идет, дайнани, – уже иным тоном ответила Хасиль, и все-таки не удержалась: – Если бы всякие под руку не лезли, то еще лучше бы шла.

И тут же ожила Хыну, молчавшая всё это время. Она встрепенулась и направилась к нам, но обнаружила я это, когда за спиной раздалось:

– А ты слушай умных советов, и сама, глядишь, поумнеешь.

– Молчи, – едва слышно шепнула я Хасиль и развернулась к скандальной советчице.

На лице моем вновь была благожелательная улыбка. Шагнув к Хыну, я взяла ее под руку и вынудила отойти к толпе, явно желавшей тоже высказаться, но пока люди просто слушали, удовлетворяя любопытство. Мое место рядом с бывшей второй женой Архама заняла его первая и ныне единственная супруга. Эчиль что-то тихо заговорила Хасиль, но этого я уже не слушала, потому что была занята своей собеседницей.

– Скажи мне, уважаемая Хыну, – начала я, – что здесь делают плотники?

– Как это что? – искренне удивилась женщина: – Работают. Строят.

– Верно, – важно кивнул один из пастухов, его имя, признаться, я попросту не знала, только род деятельности.

– А что строят? – снова спросила я и обвела взглядом всех любопытных.

Тагайни посмотрели на дом, после на Хасиль, а затем на Хыну, ожидая ответа. Она тоже посмотрела и на дом, и на недавнего оппонента в споре, а затем на меня.

– Как это что? – она пожала плечами: – Дом строят. Видать, Хасиль от Илана уйти хочет, вот и выбрала новый дом.

Я удрученно вздохнула и покачала головой:

– Чем же тебе Хасиль не угодила, что ты ей счастья не желаешь?

– Почему не желаю? Пусть будет счастлива, мне-то что до нее? – удивилась женщина.

– Вот и я думаю, уважаемая Хыну, какое тебе дело до счастья Хасиль? Разве же ты слышала, чтобы она с Иланом ругалась? Живут душа в душу. За них бы порадоваться, как Отец велит, а ты напраслину возводишь, будто дурного желаешь. Нехорошо, Хыну, Отец печалится, когда в душе своих детей тьму видит.

Она округлила глаза и всплеснула руками. Затем обернулась к народу, явно ожидая поддержку, но увидела, как иртэгенцы качают головами.

– Нехорошо, Хыну, – снова заговорил пастух. – Не знаешь, а наговариваешь.

– Верно, – кивнул его приятель. – Илан на Хасиль с нежностью смотрит, и Хасиль с Илана взгляда не сводит. Два дня назад видал их на курзыме. Он ей и девочкам сладостей набрал, и тканей новых. А ткани-то как хороши… ой, и красивые ткани у нас стали делать.

– Да, ткани хороши, – согласились остальные. – И в Курменае таких нет. К коже приложишь, будто ласкает.

Они говорили о тех самых тканях, какие еще прошлым летом соткал брат одной из швей. Должно быть, вы помните тот день, когда на меня было совершено покушение на курзыме, а после к стенам Иртэгена подошло объединенное войско. А как раз перед покушением мне подарили чудесное платье из той самой новой ткани. Но мы отвлеклись.

Я с улыбкой слушала, как тагайни, уже позабыв о доме, перешли совсем к иным темам. Предсказать, куда бы людей завела праздная болтовня, было невозможно, однако узнать это, мне было не суждено.

– Так не уходит от Илана, стало быть, Хасиль? – вернула всех к началу разговора Хыну.

– Да с чего бы? – подала голос сама бывшая каанша. – Илан мне тархам поднес, я его приняла и воду выпила. Летом свадьбу играть будем.

Живо развернувшись к ней, насколько позволяло мое положение, я прижала ладони к груди:

– Какая добрая весть, Хасиль! – воскликнула я. – Прими мои искренние поздравления. Пусть духи будут к вам добры и щедры на милости.

– Благодарю, – с достоинством ответила моя бывшая свояченица.

И я вновь вернула внимание Хыну.

– Как видишь, всё у них хорошо, и потому не гневи Создателя, пожелай счастья и более не разноси сплетен.

Ответить женщина не успела, потому что теперь иртэгенцы обрушили на Хасиль поток пожеланий и благословений. Ей было приятно, это ясно читалось по вновь зарумянившимся щекам, но теперь уже не от злости, а от удовольствия.

– А зачем дом тогда строит? – спросила Хыну, и внимание вновь вернулось к нам.

– Как, уважаемая Хыну, ты не знаешь? – я в удивлении приподняла брови. – Так какой же умный совет ты можешь дать? Выходит, говоришь на ветер? Такого ума Хасиль не надо. Она-то уж точно знает, что здесь делают плотники. Вот и выходит, что ей своего ума хватает, чужой уже лишним будет.

– Так ты скажи, дайнани, будь доброй, и мы тогда знать будем, – встрял всё тот же пастух.

– Тогда и чего хорошего посоветуем, – согласно кивнула Хыну.

Сжав пальцами подбородок, я подняла глаза к небу, изобразив размышления, а после «сдалась».

– Ну, хорошо. Вот скажите мне, добрые люди, где лучше сделать операционную палату? А когда череп вскрывают, с мозга пыль стряхивают или в воде поласкают? А если поласкают, то таз где поставить? А ланцет лучше под рукой держать или человека к нему приставить и звать по надобности? – И вновь «подумав», я задала следующий вопрос: – А стетоскоп и клизму? Если носик клизмы засунуть в стетоскоп, что выйдет?

Тагайни замерли с открытыми ртами, и не только любопытные, но и Хасиль с Эчиль, и Берик не стал исключением. Да что там, даже Элькос!

– Так что, уважаемая Хыну? – полюбопытствовала я. – Советуй. – Затем обвела взглядом остальных: – Может, вы подскажете? Нет? А вот Хасиль знает ответы на эти вопросы. И раз она знает, а вы нет, то и вправду не стоит давать советы и называть кого-то глупым, тогда и о вас не скажут того же самого, – и теперь я смотрела только на Хыну.

Она отвернулась. Помолчав с половину минуты, женщина проворчала:

– Дело у меня, пойду, – и направилась прочь, всё более прибавляя шаг. Быть глупой ей не хотелось.

Остальные расходиться не спешили, однако и заговаривать снова не решались.

– Ты о чем говорила, дайнани? – несмело спросил пастух.

– Придет время, и узнаете, – улыбнулась я.

– Ну а строят-то чего? – послышался женский голос из-за спин тех, кто стоял в первом ряду.

– Больницу, – ответила я и уже хотела направиться к бывшим кааншам, но меня остановил новый вопрос:

– Это как твой лызирет? Опять на нас идет кто?

Подавив зарождающееся раздражение, я растянула губы в улыбке, но все-таки укоризненно покачала головой:

– Если бы на нас кто-то шел, то вы об этом узнали бы не от меня, а от дайна. Неужто вы думаете, что больница нужна только для раненых? Сами подумайте, добрые люди, заболеет кто-то тяжело, и что делать?

– К Орсун бежать, – ответили мне.

Я спорить не стала.

– Хорошо, сбегали за Орсун. Она пришла, травок дала, а потом ее в другое место позвали, а вам хуже стало. Так ведь можно и не дождаться, верно? А в больнице, если болезнь тяжелая, вы будете под присмотром, и помощь окажут сразу. Или вот, например, приехали к нам из соседнего тагана, и в дороге хворь приключилась, да такая, что назад не вернуться. И где же болеть человеку? В больнице. А еще бывают такие болезни, что на других переходят. И опять больница выручит, чтоб домочадцев не заражали. Пришли сюда, да и отлежались. И лечить вас станут, и накормят, и в постель уложат. А как поправитесь, тогда и домой уже можно.

– А лечить кто станет?

– Хасиль и ее помощники. Она у Орсун училась и хорошо справлялась прошлым летом, когда Елган с Налыком пришли.

С этим спорить не стали. Впрочем, вопросов не убавилось, даже наоборот. Это было понятно и предсказуемо. Разумеется, они желали теперь обсудить новость и получить новые ответы, но вот мне давать их сейчас не хотелось. А если учесть, что людей постепенно становилось всё больше, то и разговор мог затянуться надолго.

Подняв руки, я объявила:

– Расходитесь, добрые люди. У нас много дел, да и у вас тоже. Потом спросите, что хотели. Милость Отца с вами.

После этого посмотрела на Берика и направилась к свояченицам. И пока ягир мягко, но непреклонно выпроваживал иртэгенцев, меня перехватил Элькос.