А в английском предложении внутри слова выражено разве что значение однократности и прошедшего времени глагола hid (кошка один раз спряталась, это случилось в прошлом), да единственное число существительных cat и box (при помощи нулевого окончания) – и, собственно, все. А вот падежей и грамматического рода в английском языке нет. Зато есть строгий порядок слов (если вы скажете «In a box hid a small cat», вас, может быть, и поймут, но сочтут неграмотным). С возвратностью глагола здесь тоже туго: hide – это ведь и «прятаться», и «прятать». Но смысл фразы мы все равно понимаем – просто благодаря другим языковым механизмам.

Такие противоположные способы выражения грамматических значений принято называть синтетизмом и аналитизмом, а языки – соответственно синтетическими и аналитическими.

Нельзя сказать, что синтетические языки «лучше», «богаче» аналитических или наоборот. Просто это разные типы систем. Более того, языки могут переходить из одной системы в другую.

Так произошло с английским, где еще тысячу лет назад были и падежи, и грамматический род.

Возможно, когда-нибудь это произойдет и с русским. По крайней мере, сегодня в нем явно видна тенденция к аналитизму.

Некоторые области русской грамматики обнаруживают явный сдвиг от синтетизма к аналитизму.

Например, числительные начали явно терять склонение. «С 5678 рабочими» – как это выговорить? То есть можно, конечно, сказать «с пятью тысячами шестьюстами семьюдесятью восемью», но кто об этом знает, кроме филологов и школьников, натасканных на ЕГЭ? В реальности люди путают даже склонение относительно простых числительных и все чаще говорят, к примеру: «Скидки больше пятиста рублей» (нормативно – «пятисот»). А в некоторых конструкциях склонять числительные даже никому и не приходит в голову. Например, уже никто не скажет, что мороженое продают «по пяти рублей», – и не только потому, что таких цен давно нет, но и потому, что числительное в этой конструкции застыло в другой форме – «по пять рублей». Но у классиков вы можете легко найти подобные употребления[23]:

То же самое происходит с фамилиями на – о вроде Шевченко или Короленко. «Сейчас прочла стихи Евтушенки в “Юности”», – писала Ахматова в 1966 году в своем дневнике. Не менее чудесно выглядят названия статей в сборнике о Михаиле Зощенко из серии «Мастера современной литературы» (1928 г.)[24]:

Сейчас подобные употребления кажутся очень странными, но ведь когда-то говорили именно так – и, наверное, странным казалось подобные фамилии, наоборот, не склонять[25].

Появился и особый класс несклоняемых прилагательных, которые так и называют – аналитические прилагательные: «цвет беж», «картофель фри», «час пик». Обычные прилагательные склоняются вслед за главным существительным («о бежевом цвете», «о жареном картофеле», «о пиковом часе»), а аналитические прилагательные не меняются вовсе («цвету беж», «картофелем фри», «о часе пик»).

Некоторые лингвисты причисляют к аналитическим прилагательным и несклоняемые слова (или первые части слов), написанные через дефис: «пиар-агентство», «бизнес-класс», «интернет-магазин». Даже если считать их не прилагательными, а, например, существительными, утрата их склонения очевидна – хотя при употреблении отдельно они изменяются: «работать в пиаре», «говорить о бизнесе», «посмотреть в интернете».

Само количество падежей в русском языке по сравнению с древнерусским существенно сократилось. Это до сих пор заметно по рудиментарным окончаниям падежей, которые перестали существовать, слившись с другими.

Например, мы говорим «о лесе», но гуляем «в лесу», мечтаем «о рае», но мысленно пребываем «в раю», рассуждаем «о снеге», но валяемся «в снегу»… И в том, и в другом случае теперь используется предложный падеж, но с разными окончаниями, потому что форма на – у досталась по наследству от утраченного местного падежа. Но таких слов ограниченное количество: у большинства существительных окончание предложного падежа только одно («о парке» / «в парке»).

Исчез и так называемый звательный падеж – особая форма обращения. Сейчас он сохранился в устойчивых фразах «отче наш», «что тебе надобно, старче», «о боже» и некоторых других. Впрочем, буквально в последние лет сто появилась и новая звательная форма – обращения с нулевым окончанием: «пап», «мам», «Лен», «Маш», «Вань» и им подобные.

Функции падежей все больше переходят к предлогам, количество которых по сравнению с древнерусским, наоборот, увеличилось. В древних текстах можно найти множество беспредложных конструкций, которые сейчас кажутся странными: бысть пожаръ великъ Кыевh[26] («был большой пожар в Киеве»); томь же лhте («в то же лето»); надhяся Бозh («надеясь на Бога»); хощю пояти дщерь твою женh («хочу взять дочь твою в жены»); се отхожю свhта сего («вот, отхожу от света сего»)[27] и так далее.

Да что далеко ходить. Еще Пушкин писал: «Нет, весь я не умру – душа в заветной лире // Мой прах переживет и тленья убежит». А ведь сейчас мы скажем «от тленья».

Экспансия предлогов продолжается и в наши дни, причем особенно активен оказывается предлог «по»[28]. Отсюда и «учебник по русскому языку» вместо «учебника русского языка», и «ателье по ремонту одежды» вместо «ателье ремонта», «чемпионат по футболу» вместо «футбольного чемпионата» и раздражающая многих «оплата по карте» вместо «оплаты картой».

Нельзя назвать незыблемой и категорию числа.

Сейчас нам кажется естественным разделение на «один» и «много», а следовательно, существование только единственного и множественного числа. Но тысячу лет назад в древнерусском языке было еще и двойственное число – специальная форма для обозначения двух предметов или парных предметов.