– Как и вам, – отозвался Демос.

– Верно.

Демос набрал побольше воздуха в лёгкие и шагнул к толпе:

– Да будет божий суд!

Альбумус сладострастно улыбнулся.

– Прекрасно. Выбирайте испытание.

– Пусть люди, которых вы привели сюда, выберут испытание.

– Неплохо. – Монах обернулся к последователям. – Итак, какое испытание вы для нас выберете?

Вперёд шагнул чумазый мальчонка с тонкими руками и побитым оспинами лицом.

– Пройдите через стену огня, как некогда прошёл Гилленай, чтобы спасти сестру, – пискнул юнец. – Кого защитит Хранитель и кто доберётся не опалённым, тот и будет посланником божьей воли.

Толпа взвыла.

– Испытание огнём!

– Гилленаев суд!

Демос отступил на шаг.

«Вот и настал момент, когда я начал по-настоящему жалеть, что задумал всё это».

Альбумус широко улыбнулся и протянул Демосу руку для пожатия:

– Значит, стена огня. Здесь, на этой площади в ближайшее новолуние. На всякий случай советую исповедаться перед испытанием.

– Господа, прошу, оставьте нас.

Тюрьма для Ламонта Эккехарда походила на что угодно, но не на темницу. Расположенная в господском доме, с небольшим, но симпатичным витражным окошком, гобеленами на стенах, большим камином и даже с кроватью под балдахином, она больше походила на гостевые покои. В иные времена Альдор не смел и мечтать о подобных удобствах и в глубине души тихо ненавидел Эккехарда, за то, что тот даже тюрьму получил роскошную.

Правда, сейчас самопровозглашённому королю-мятежнику светила не менее роскошная и громкая казнь.

– Всё будет в порядке, – добавил Альдор и жестом поторопил охранявших покои гвардейцев. – Ступайте.

Когда стража удалилась, Альдор придвинул табурет и сел у изголовья кровати Эккехарда. Наёмники «Сотни» слегка перестарались и едва не раскроили мятежнику череп, поэтому лекари заставляли узника соблюдать постельный режим. Зато пожар, во время которого и похитили Эккехарда, поговаривали, уничтожил треть лагеря. Неплохо.

– Как вы себя чувствуете, ваша светлость? – давясь вынужденной любезностью, спросил Альдор. Постоянно приходилось напоминать себе о приличиях. Он прокручивал в голове наставления духовников: «относиться по-человечески даже к нелюдям, проявлять милосердие даже к тем, кто его не заслуживает». Альдор держался за эту заповедь как тонущий в болоте – за протянутую палку. Только это, казалось, вытаскивало на поверхность остатки его человечности. Ибо последние годы, казалось, превратили его самого и всех, кто был ему дорог, в чудовищ.

Ламонт Эккехард приподнял голову и смерил Граувера высокомерным взглядом.

– Я твой король, – провозгласил он. – Обращайся ко мне подобающе. Но сперва преклони колени и принеси клятву верности.

Альдор с трудом подавил желание даже не расхохотаться – заржать. Перед ним лежал человек, чья голова уже гарантированно должна была отправиться на пику, но даже перед лицом поражения, в шаге от смерти, Ламонт Эккехард оставался несгибаемо спесивым.

– Мой король – Грегор Волдхард, а вы, ваша светлость, всё ещё герцог, – мягко, точно говорил с ребёнком, ответил эрцканцлер. – До тех пор, пока его величество не распорядится иначе, разумеется. И, что-то мне подсказывает, что он непременно распорядится – вы же знаете, каков знаменитый гнев Волдхардов.

Пленник отмахнулся от угроз как от назойливой мухи:

– Раз уж на то пошло, вы, болваны, взяли не того Эккехарда. Я стар, но у меня есть наследники.

Альдор сложил руки на коленях и подался вперёд:

– Один – в плену у рундов, а второй, насколько мне известно, валялся без сознания, когда наши люди видели его в последний раз.

– Но он жив. Погибни Фридрих, все бы узнали.

– Жив, – кивнул Альдор. – И он трус, что боится сделать шаг в сторону без отцовского согласия. Будем честны, ваша светлость. Оба младших Эккехарда унаследовали от вас лишь гордыню и амбиции, но стальными яйцами природа их обделила. Поэтому я рассчитываю, что трусость Фридриха окажется благоразумной. – Альдор выпрямился и уставился пленнику прямо в глаза. Тот выдержал. – Гонец королю уже отправлен, и вы будете находиться под стражей до его возвращения в столицу. Если ваш сын попытается штурмовать Эллисдор, мы казним вас досрочно. Попробует сделать что-то с моей женой – мы казним вас досрочно. Попробуете хитрить или связаться с Эклузумом…

– Вы казните меня досрочно, я понял, – прервал его Эккехард. – Смените песню, милорд эрцканцлер. Ваше решение было, безусловно, дерзким, и я искренне им восхищен. Боретесь до последнего – такие люди мне импонируют. И все же ваши усилия тщетны.

– С чего бы? – Альдор непринуждённо пожал плечами, но всё же по спине пробежали холодные искры. Всегда, всегда этот Эккехард оказывался опаснее, чем казался. Даже сейчас – Альдор знал – не следовало успокаиваться. Но внешне он пытался сохранять спокойствие. – Грегор вскоре обо всём узнает. Он и все верные ему вассалы. Помощь придёт.

– Уверен, придёт, – согласился пленник. – Но они не успеют. Неужели вы думали, что я не предусмотрел такого исхода? Моим людям даны инструкции на случай моей гибели или исчезновения. А вы, милейший, подайте-ка мне воды.

Граувер отчасти восхищался пленником. Понимал, что своим поведением Эккехард лишь пытался вывести его из себя, надеясь, что сам Альдор в порыве гнева сболтнёт лишнего. Но он слишком давно знал этого человека. Слишком давно неотлучно служил при дворе. И слишком хорошо знал правила этой игры. Вопрос оставался лишь в том, насколько всерьёз его воспринимал сам Эккехард.

Он молча подошёл к столу, налил воды в чашу и подал Ламонту.

– Что за инструкции?

– Штурмовать замок, если меня убьют или продержат в плену дольше семи дней.

– Ваш сын не способен на штурм. А вы – король. Ваше заточение – непременное падение боевого духа войска, и не думаю, что лорд Фридрих сможет его поднять.

Хотелось добавить «с проломленной-то головой», но Альдор не стал. В конце концов он понятия не имел, в каком состоянии находился наследник Эккехарда.

– Он даже в здравии не способен командовать войском, увы. Старшего, к моему прискорбию, природа мозгами обделила. У Райнера их побольше, да характером не вышел.

– После всего, что вы устроили, с Райнером, боюсь, придётся окончательно попрощаться, – напомнил эрцканцлер.

– Я уже очень давно с ним попрощался. Когда он не пожелал поддерживать мои амбиции.

Альдор усмехнулся. То-то криков было немного, когда Грегор распорядился отправить Райнера заложником в Рундкар. Выходит, отец был лишь рад избавиться от сына-помехи.

– Кто же будет правил после вас, если будет?

– Очень рассчитываю, что внук получится посмышлёнее. К слову о наследниках, – Эккехард приподнялся на локтях и посмотрел Альдор прямо в глаза. – Новости от леди Батильды. Ваша супруга отказалась от вас и направила великому наставнику прошение о разводе. Мой сын с удовольствием женится на ней, благо и ребёнок, что она носит под сердцем, от него, и, кроме того, в канцелярии Зулля сохранилась копия бумаги о помолвке Фридриха и Батильды. Ваш король некогда наплевал на это обстоятельство – лишь бы узаконить ваше владение Ульцфельдом, но мы не забыли. Мы ничего не забыли.

Альдор застыл, не веря ушам.

– Нигде не было…

Эккехард рассмеялся.

– Главное – вовремя прятать бумаги, вы же сами знаете. Ну же, ваша милость, подумайте сами, вы же умный человек. Девочка – дочь мятежника, вы не забыли? А Зулли – род древний, набожный и довольно мстительный. Неужели вы думали, что Батильда так лихо простит вас с королём после всего, что вы сделали с её семьёй? – Ламонт Эккехард насмешливо фыркнул и вскинул резко очерченные брови. – Ещё когда её отца и братьев схватили, она тайно получила нашу поддержку. Следует отдать ей должное, терпение у Батильды поистине ангельское – выжидать удобного момента столько времени, есть, спать, жить вместе с человеком, которого ненавидишь… Она ждала, лишь изредка выкраивая время на краткие встречи с нами. И, слава Хранителю, дождалась. Справедливость наконец восторжествует. Хотя бы для неё.