Но с темными людьми не знайся,
Коварных бродов опасайся,
Друзей фальшивых избегай,
А добрым людям помогай.
Коль старца мудрого ты встретишь,
Его с почтеньем поприветишь,
Он верный даст тебе совет.
Внемли: в упрямстве толку нет!
А вспыхнет девичье сердечко,
Возьми заветное колечко,
Но обижать ее не смей.
Не оскверни души своей
Поступком, помыслом греховным.
Бог не простит таких грехов нам.
И навсегда запомни, сын:
Похитил гордый Леелин
Два княжества твоих великих.
Виновен он в бесчинствах диких:
Убит отважный Туркентальс,51
Горит Валезия, Норгальс52
Войсками вражьими захвачен.
Сей счет кровавый не оплачен,
И в рабстве стонет твой народ
Под гнетом пришлых воевод!.."
Воскликнул мальчик, не робея:
"Копьем своим клянусь тебе я
Врагу пощады не давать,
Коль доведется воевать!.."
Едва за дымкою тумана
Он скрылся хмурым этим днем,
Как в материнском сердце рана
Смертельным вспыхнула огнем.
И, словно в сердце сталь вонзая,
Ее пронзила боль сквозная,
В груди дыханье заперла.
И Герцелойда умерла,
Страдая без родного чада.
Любовь спасла ее от ада.
И пусть посмертная хвала
Сей образ светлый окружает
И Герцелойду провожает
Наш вздох: «Ты матерью была!..»
. . . . . . . . .
А мальчик, волею небес,
Въезжает в Бразельянский лес.53
Он у ручья остановился,
Который черной змейкой вился.
Не то что конь – петух и тот
Такой ручей перешагнет.
Но мальчик слыхивал, что в воду
Опасно лезть, не зная броду.
Иль не наказывала мать
Коварных бродов избегать,
Притом воды страшиться мутной?
И вот, усталый, бесприютный,
Весь день наш бедный дуралей
Искал водицы посветлей,
Покуда не увидел мели
И снова устремился к цели,
Как вдруг на правом берегу
Шатер приметил на лугу,
Богатым бархатом обшитый
Да кожаным чехлом покрытый,
Чтоб дождь сквозь крышу не проник...
Наш мальчик скачет напрямик
К шатру, где сладко, как богиня,
Спала младая герцогиня
Необычайной красоты.
Сон обвевал ее черты,
Но и во сне была она
Амуром вооружена:
Пылают знойные ланиты,
Уста ее полуоткрыты,
А зубки дивной белизны,
Как из жемчужин созданы.
(Ешутой54 герцогиню звали...)
Меня, увы, не целовали
Столь бесподобные уста,
О чем тужу я неспроста...
Сползло соболье покрывало
И перси чуть приоткрывало.
Тут на ее руке кольцо
Увидел юный наш скиталец
И ухватил ее за палец,
Припомнив матери словцо
Насчет заветного колечка.
Ну, что за глупая овечка!..
Немалый вышел перепуг,
Когда она, очнувшись вдруг,
Узрела возмущенным взглядом
Сего юнца с собою рядом.
"Позвольте! Кто вы и откуда?!
Немедля прочь! Иль будет худо!
Гляжу, да вы и впрямь наглец!
Кто дал вам право, наконец,
Врываться к благородной даме?!
Да понимаете ль вы сами,
Что вы попали не туда?.."
Но глупый мальчик – вот беда! -
Не говоря дурного слова,
Над нею наклонился снова,
Ее в уста поцеловал,
С ее руки кольцо сорвал
И вдруг промолвил громогласно:
«Как быть? Я голоден ужасно!..»
"Ах, не меня ль вы съесть хотите?
У вас на это хватит прыти, -
Смеясь, воскликнула она. -
Но если вы не привереда,
У нас осталось от обеда
Немного хлеба и вина
И жареные куропатки...
Мы здесь, в лесу, живем в достатке.
Прошу вас оказать мне честь..."
И тут наш мальчик начал есть!..
Он ел так смачно, пил так жадно,
Проголодался он изрядно,
За кубком кубок осушал
И уходить не поспешал.
Хозяйка молвила в смущенье:
"Благодарю за посещенье,
Однако знайте, милый друг,
Вот-вот вернется мой супруг -
Орилус де Лаландер55 смелый,
И коль вам жизнь не надоела,
Прошу кольцо мое вернуть
И поскорей собраться в путь".
Мальчишка дерзко рассмеялся:
"Вот уж кого не испугался!
Но если тень падет на вас,
Готов я скрыться хоть сейчас!.."
И он отвесил ей поклон
И с драгоценною добычей
Без дозволенья вышел вон
(Нарушив рыцарский обычай).
. . . . . . . .
Домой спешит Орилус важный,
Закончив ратные труды.
Вдруг незнакомые следы
На мураве он видит влажной...
В шатер вбегает к герцогине,
Кричит Орилус: "Черт возьми!
Клянусь, что нового ami56
Вы тайно привечали ныне!
О, сколь жестоко я наказан,
Хоть всей душой был к вам привязан,
Но, благородства не ценя,
Вы опозорили меня!
О, я с ума сойду от боли!
Мне ль выступать в постыдной роли
Обманутого дурака?!
Нет! Пусть скорей моя рука
По воле господа отсохнет,
Чем месть в груди моей заглохнет!.."
Она промолвила в ответ:
"Сколь горько слышать сей навет!
Всему виной – ваш нрав горячий!..
Какой-то дурень, шут бродячий,
В наряде явно шутовском,
Ко мне в шатер проник тайком
И, не сказавши ни словечка,
Сорвал с руки моей колечко.
Затем, немного закусив,
Сбежал виновник злоключенья
В своем дурацком облаченье.
Не скрою: мальчик был красив
И статен, Бог его помилуй..."
Воскликнул герцог с новой силой:
"Мне все понятно наконец!
Вскружил вам голову юнец!
Мое вы осквернили ложе!.."
Она промолвила: "О боже!
Ужель бродячему шуту
Свою отдам я чистоту?"
. . . . . . . .
. . . . . . . .
И герцог молвил герцогине:
"Вы преисполнены гордыни,
Но вашу спесь я поубавлю,
От воздыхателей избавлю,
И жить вы будете в беде,
На черством хлебе и воде!
Забыв любовные объятья,
Носите нищенские платья.
И в виде нищенки убогой
Вы на кобыле хромоногой
Поскачете за мною вслед!
И вам домой возврата нет,
Пока непрошеному гостю
Я не пересчитаю кости!.."
Благоразумию назло,
Он изрубил мечом седло,
Что в дни счастливые, бывало,
Коня Ешуты украшало...
И герцог рек: "Теперь – в погоню!
Я нечестивца урезоню!
Будь человек он иль дракон,
Зверь с огнедышащею пастью,